Не влюблены - Эли Хейзелвуд

– Что происходит? – повторил он немного нетерпеливо.

– Хочешь покататься?

Эли приподнял бровь, но лицо у Руты оставалось непроницаемым, как у сфинкса.

– Это Дейв тебя подговорил?

– Нет. Это я попросила его написать тебе.

– Зачем?

– Пожалуйста, Эли. Не мог бы ты надеть их, – она указала на его коньки, – и присоединиться ко мне?

Она выглядела спокойной, но говорила очень быстро, что было абсолютно нетипично.

– Я думал, что совместное катание – не то, чем мы с тобой занимаемся?

– Пожалуйста, – мягко попросила она. Потому что все, все в ней было мягким, даже ее твердая оболочка, и вместо того, чтобы ответить: «Рута, я сделаю все, что ты попросишь, но, пожалуйста, сжалься надо мной, потому что я не знаю, сколько еще смогу вынести», он обул коньки и ступил на лед, не потрудившись скрыть напряжение в мышцах.

Каток был его вторым домом. И в этом доме он стоял напротив женщины, которую любил, и которая ничего, абсолютно ничего, не сказала в ответ на его признание в любви. Эли очень хотелось надеяться, что она заманила его сюда, чтобы сказать, что видит будущее, в котором ответит на его любовь, но более вероятно… следующие двадцать минут она собиралась покорно изливать благодарность за то, что он помог ей с патентом.

Если она предложит минет в знак благодарности, то он заревет, как гребаный младенец.

– Не за что, – сказал Эли, опережая ее.

Рута растерянно взглянула на него.

– Поэтому мы здесь? Чтобы ты могла поблагодарить меня за патент.

Она прикусила губу, и Эли готов был опустошить свой банковский счет, чтобы иметь возможность самому ее освободить.

– Полагаю, я должна это сделать. Мы можем?.. – она указала на лед.

Конечно. Почему бы и нет. Если они будут катиться бок о бок, ему не придется смотреть на нее, пока она говорит, как высоко ценит его помощь.

– Мне следовало написать тебе. Я не хотела устраивать засаду.

Они двигались по льду в унисон. Как будто им суждено было быть вместе или что-то в этом роде.

– Но ты хотел покататься вместе, и я... я подумала, что ты, возможно, оценишь такой широкий жест.

Эли покачал головой.

– Не уверен, что мы с тобой любим широкие жесты.

– И, тем не менее, ты так много сделал для меня.

– Правда?

– И не единожды, – она беззвучно рассмеялась. – А теперь я не знаю, чем тебе оплатить. Ты вернул то, что было невероятно ценно для меня, и я теряюсь в догадках, как сделать для тебя хоть что-то отдаленно похожее. Ты обрек меня на неудачу.

Это было мило. Даже прелестно. Но благодарность – последнее, чего Эли хотел от нее.

– Я ценю это. Правда. Но я сделал это не для того, чтобы услышать, как сильно ты благодарна...

– Очень сильно. Но поскольку ты уже знаешь, мы можем пропустить эту часть и перейти к следующей.

«Спасибо, черт возьми!»

– К какой?

– Извинения. – Рута развернулась и проехала перед ним задом наперед, как будто ей было важно смотреть на Эли, когда говорит. – Ты просил меня доверять тебе, всегда был правдив со мной, а я обращалась с тобой так, будто ты в любой момент можешь меня облапошить. И за это я прошу у тебя прощения, Эли.

Извинения удручали его еще больше, чем благодарность.

– Ты только что узнала правду о Флоренс. Ожидаемо, что ты слегка потеряла веру в людей, – он ободряюще улыбнулся и затормозил. Рута тоже, в нескольких футах впереди. – Если не возражаешь, я поеду домой.

– Возражаю.

Он склонил голову набок.

– Что, прости?

– Я возражаю. Мне есть, что еще сказать. – Эли почувствовал прилив теплой, робкой надежды, пока она не добавила: – О том, что ты сделал для нас с Винсом.

«Когда же он перестанет обманывать себя?»

– Делал не я, а адвокаты, и я с радостью передам им твою благодарность. Хорошего...

– Прекрати. – Рута ухватила его за рубашку, прямо за планку с пуговицами, и потянула к себе. Палец коснулся его кожи, и это прикосновение было таким же возбуждающим, как всегда. – Пожалуйста. Дай мне сказать. Пять минут.

Она выглядела такой чертовски ранимой, и в то же время, до одурения красивой, что из Эли едва не вышибло весь дух. Ему, было больно находится рядом с ней, но сказать: «Нет» тому, кого любишь, казалось невозможным. Он мог дать ей пять минут из своей оставшейся жизни. Он мог дать ей что угодно.

– Конечно.

Эли снова заскользил по льду.

Она тоже, на этот раз рядом с ним.

– Я... – она замолчала, открыла рот, снова закрыла, что было совсем не похоже на Руту, которую он знал. А потом, когда он уже собирался подтолкнуть ее, наконец, спросила: – Могу я рассказать тебе историю?

– Ты можешь рассказать мне все, что захочешь.

Она кивнула.

– Раньше я считала, что люди, их истории и финалы могут быть либо счастливыми, либо трагичными. И я всегда причисляла себя ко второй категории.

Эли так хотелось обнять Руту, но он позволил ей продолжать.

– Но потом я встретила тебя и впервые задумалась, а нет ли в моих рассуждениях изъяна? Возможно, не все так однозначно. Может, люди могут быть и счастливыми, и грустными. Возможно, их истории запутанны и сложны. И финал не обязательно должен заканчиваться тем, что все сюжетные линии связываются в красивый бантик, но они и не обязательно заканчиваются трагедией.

– Я рад, что ты теперь так думаешь. – Эли не кривил душой. Может, Рута и лишила его душевного покоя, но он все равно хотел, чтобы она обрела свой. Похоже, кроме «отвлекаться», «облажаться» и «самоуничтожаться», у слова «влюбиться», есть еще синоним – «мучиться и наслаждаться», причем одновременно.

– Но ты сказал, что это не так.

В ее взгляде было столько сожаления, что Эли почувствовал его, как свое собственное.

– Извини, я не понимаю.

– В «Клайн». В конференц-зале, – она с трудом сглотнула, – ты сказал, что у нас самая трагичная история в мире.

Оказывается, речь о его признании в любви.

– Я не имел в виду...

– И я хочу, чтобы ты