Дваждырожденные - Дмитрий Морозов

Так говорил Кумар, сгорающий в невидимом пламени гневного воодушевления. И гневом разгорались черные бездонные глаза дочери Друпады.

И что же произойдет теперь? — шепотом спросил я Гхатоткачу, пытаясь подавить тревогу.

Ничего, — ухмыльнулся сын ракшаси, — я думаю, его отпустят. Ведь все, что он говорил, — правда. Это чувствует каждый дваждырожденный. Конечно, если бы он попал в руки Друпады, то царь, независимо от собственного желания, должен был бы казнить его. Такова дхарма царя. Нарушить закон, значит посеять сомнения в умах кшатриев и приближенных. А это сейчас равносильно самоубийству. Но мы — члены братства — смотрим в сущность явлений, не связывая себя путами собственного невежества. Суд дваждырож-денных — это проникновение в глубины сердца обвиняемого. Щит его брахмы, даже если он поднимет его, не спасет от направленной воли Наку-лы и Сахадевы, не говоря уж о самом Царе справедливости. Они просто взглянут туда, где рождались стремления и мысли Кумара. И если не скрывается там тень ракшаса, если помыслы и намерения его были чисты, то ничто не угрожает ему. Да и как можно просто казнить человека, наделенного такой силой и решимостью? Он нужен нам, и Юдхиштхира сделает все возможное, чтобы Кумар увидел тщетность своих попыток изменить мир на этом ложном пути.

И как много людей удалось тебе пробудить своими проповедями? Тысячу? Две тысячи? Как глубоко они поняли тебя? Что бы сделали вы, если бы вдруг победили? — спросила Шикхандини.

Кумар стоял молча, опустив кудрявую голову. Он был в замешательстве.

— Как ты думаешь, кто из твоих сторонников смог бы создать новые законы, более подходящие для конца юги? Кто из них уверовал бы в твою непогрешимость и, даже не понимая, помогал бы созидать новую дхарму? Они бы просто потребо вали, чтобы одних ты сделал брахманами, а дру гих — кшатриями. И старый гончарный круг за вертелся бы вновь, — сказала Шикхандини.

— Я готов к покаянию, я приму смерть как бла го. — тяжело проговорил Кумар. — Но подумай те, можете ли вы судить меня? Сказано в проро честве, что будет коротким век верного своей дхар ме, ибо не существует в Калиюгу дхармы, кото рую следует признавать. Справедливость лишает ся силы, а беззаконие торжествует. И все соблю дают лишь видимость жертв, даров и обетов. Это — о нашем братстве. Разве, добиваясь власти, пат риарх Бхишма не отнял жизнь у беззащитной ца ревны? Разве доблестные Бхимасена с Арджуной не поклялись убить Дурьодхану и Карну? А твой брат — Дхриштадьюмна, разве не мечтает ото мстить Дроне за унижение царя Друпады? Брат ство дваждырожденных давно отошло от дхармы Сокровенных сказаний, по собственной прихоти пересекая границу закона.

Что ты знаешь о Бхишме? — гневно воскликнул Сахадева. — Как можешь ты судить патриарха?

Может, — с неожиданной тоской и горечью в голосе сказала Шикхандини, — воистину тогда сбылось пророчество Маркандеи, что мужи обретут в своих женах врагов. Девушек не будут ни сватать, ни выдавать замуж. Борясь за власть, дваждырож-денные приняли кшатрийскую традицию сваямва-ры. Великий патриарх Бхишма — опора всей Высокой сабхи — захватил женщин, как разбойник — стадо коров. Что из того, что он пытался раздобыть невест не для себя, а для наследника хастинапурского престола? Он прибег к самому низкому способу: похищению невест, насильно посадив в свою колесницу трех прекрасных сестер — Амбу, Амбику и Амбалику. Какой кармический узел завязал он! От Амбики и Амбалики родились Панду и Дхритараш-тра—два законных наследника. Все радовались, что теперь династия не угаснет. Как торжествовали дваждырожденные, узнав, что дети Панду и Дхри-тараштры обладают брахмой! Все казалось таким легко достижимым: царский трон Хастинапура давал власть творить добро на благо всех подданных. Мечты о Сатьяюге сбывались на глазах.

А оказалось, что именно тогда были брошены на поле нашего мира первые зерна будущего соперничества, давшие потом побеги раздора. Почему мудрые не предвидели, что избыток наследников приведет к войне? Зачем Бхишма похищал трех царевн, когда можно было с почетом выкупить одну? Выходит, что стремление к власти затуманило зрячие сердца даже патриархов Высокой сабхи… Лишь сейчас я прозреваю правоту Кумара, — неожиданно призналась Шикхандини, — тогда, а не сейчас должны были дваждырожденные соблюдать законы своего братства. Спустившись с полей брах-мы на поле человеческого соперничества, мы стали похожими на тех, кого пытались изменить.

— И до Бхишмы и после него были тысячи подобных сваямвар, — сказал Накула, — каждое доброе дело несет в себе зерно зла и собственной

гибели. Любыми поступками мы создаем карму, плодов которой человек не в силах предвидеть.

Но Бхишма своими руками столкнул колесо дхармы с его пути, — воскликнула Шикхандини. — Двух младших царевен, захваченных на сва-ямваре, Бхишма подарил, как рабынь, своему племяннику — царю Хастинапура. Но самая страшная участь ждала старшую сестру — Амбу, которая еще до сваямвары отдала свое сердце царю Шальве. Тщетно этот царь пытался отбить Амбу у Бхишмы. Будущий патриарх дваждырожденных разметал всех преследователей и лишь много позже, восстановив спокойствие духа, услышал мольбы Амбы и отпустил ее к жениху. Но содеянное зло было уже не исправить. Шальва сказал вернувшейся к нему Амбе: «Я не желаю больше тебя, отбитую у меня силой».

Негодяй! — не сдержался кто-то из дваждырожденных.

Действительно, именно Шальва, а не Бхишма достоен осуждения, — сказал Сахадева.

Шикхандини презрительно скривила рот:

— Шальва — обычный кшатрий, невежествен ный, самолюбивый, но преданный тому, что тра диция называет кшатрийской честью. Пытаться просветить его — так же безнадежно, как вырас тить лотос на голом камне. Амба, не снеся позо ра, ушла из этой жизни. Виновник этой трагедии — мудрый Бхишма, который мог предвидеть та кой исход. Но он не спас царевну. Когда я думаю о нем, мне кажется, что в мое тело воплощается душа давно погибшей Амбы и плачет, и молит о мести. Вот почему я одела доспехи и подпояса лась мечом, как мужчина.

Кришна Драупади, шелестя одеждами, привстала со своего места и обняла сестру. Со времени пребывания Пандавов в землях матсьев прошло несколько месяцев, и я почти забыл, как прекрасна темнотелая жена Пандавов. Ни годы, ни лишения не смогли погасить сияющих глаз апсары. Ее движения были плавными и гибкими, как у юной танцовщицы, а кожа обнаженной талии и рук, казалось, излучала теплое упругое сияние. Сатьябха-ма, любимая супруга царя ядавов не уступала пан-чалийке ни красотой, ни статью. Невысокая, но стройная, налитая горячей кипучей силой, она передвигалась плавно и аккуратно, словно боялась расплескать переполнявшую ее радость жизни. Свою маленькую красивую голову она держала очень прямо, будто девушка из простонародья, привыкшая носить на голове кувшин с вином или блюдо с фруктами. Рядом с Кришной и Сатьябхамой Шикхандини казалась каменным храмом, поставленным у места слияния двух журчащих потоков, пронизанных солнцем и одетых в радугу.

— И все равно, скажу, что не нам судить пат риархов, — молвил Сахадева, — что же до клят вы моих братьев убить Карну и Дурьодхану, так они были вынуждены…

Боюсь, Кумар прав… — неожиданно сказала Кришна Драупади, смиренно опуская длинные ресницы. — Иногда лютость овладевает даже самым стойким разумом, как в тот ужасный день решения Игральных костей…

Там был Шакуни, возможно, это его рук дело, — мрачно заметил Накула.

Если он управлял игральными костями, то кто, как не ракшасы управляли Духшасаной, срывающим мои одежды и кричащим Пандавам, что я им больше не принадлежу. Сияние власти ослепило сердца мужчин. Больше всего я тогда боялась, что мои мужья прольют кровь оскорбителей. Особенно, когда Дурьодхана попытался оскорбить меня, показав свое бедро. Мужчины иногда бывают так наивны. Апсару оскорбить нельзя! Но Бхи-масена поклялся убить Духшасану и Дурьодхану. Карна предложил мне не уходить с братьями в изгнание, чтобы избежать невзгод и лишений. За это Арджуна до сих пор мечтает отнять его жизнь.

Тогда все были безумны… — вдруг странным, вибрирующим, как тетива, голосом, сказала Шикхандини, — .. .кроме тебя, моя прекрасная сестра. Кто иной смог бы стоять, как ты, в окружен-нии пятью мужей, и чувствовать как Духшасана срывает с твоего тела одежды? Я бы разорвала его на куски…

Мне это было не трудно, — ответила с чуть рассеянной улыбкой Кришна Драупади. — Я могу и сейчас обнажить свое тело. И какой ущерб может нанести моему покою чужая брань? Если перед твоими глазами свет Сердца вселенной, то разве испугают тебя черные пятна ракшасов? Я боялась только за моих мужей, готовых отдать жизнь в борьбе за справедливость и родовую честь. Похоже, только Юдхиштхира сохранял самообладание. Братья рвались мстить и все крепче запутывались в сетях майи.