Новая сестра - Мария Владимировна Воронова

– Катя! Быстро! – то ли выкрикнул, то ли прошипел Владик.

– Нет.

Она отступила на шаг, но он уже сам понял, что не стоит привлекать к себе лишнего внимания.

– Катя, подумай, что ты творишь, – процедил он, осторожно подходя и обнимая ее за плечи, – остынь, подумай. Ты же сейчас пускаешь под откос всю нашу жизнь. И мою, и твою, и твоей любимой Тамары Петровны!

– Владик, я просто не могу.

– Да ты сумасшедшая! – Владик оттолкнул ее, так что Катя едва устояла на ногах. – Ты вообще понимаешь, как ты меня подставила?

– Ты при чем тут?

– При том, что я с тобой гулял как идиот! Тьфу, дура! Или ты идешь обратно, или я знать тебя не желаю!

Катя молча развернулась и пошла к Неве. Там пронизывающий ветер, но это к лучшему. Выдует из головы юность со всеми ее иллюзиями. Жаль только, на реке стоит лед, не утопиться, если станет совсем тяжко.

Эйфория, о которой Катя и так знала, что будет недолгой, испарилась без следа. Человек, с которым она хотела разделить счастливую и достойную жизнь, предал ее снова.

Она шла медленно, заставляя себя надеяться, что Владик сейчас ее догонит, скажет, что разозлился от неожиданности, но сейчас все понял, и, конечно же, вместе они справятся с любыми бедами. Но когда она дошла до набережной и оглянулась, то Владика на улице было уже не видно, и Катя не удивилась этому.

Куда идти? Домой? Тата увидит отчаяние внучки и вообразит себе бог знает что.

Смахнув набежавшие от ветра (от ветра ли?) слезы, Катя увидела на другом берегу здание академии, и решила отправиться на службу. Там всегда находится дело, а когда занят чем-то полезным, меньше думаешь о своих несчастьях. Она вдохнула-выдохнула, подняла воротник пальто и зашагала по Литейному мосту.

* * *

Мура стояла у окна, наблюдая, как темнеет. Яркие нарядные краски погожего дня сменились синькой сумерек, а скоро и она должна была уступить место тьме.

Секретарша ушла, как только истекла последняя секунда рабочего дня, а вскоре все административное крыло опустело, и, судя по тишине, Мура осталась одна на этаже.

Она выключила верхний свет, оставив только настольную лампу, и в ее мягких лучах портреты и знамена на стенах отступили в тень и кабинет наполнился почти домашним уютом.

«Вот бывает же так, – усмехнулась Мура, – все хорошо, крепкая семья, муж-интеллигент, дочь-отличница, а ноги не несут домой, хоть ты тресни».

Она все чаще засиживалась по вечерам на службе. Иногда забегала домой, кормила Нину обедом и возвращалась назад, якобы готовиться к собранию или разбирать личные дела сотрудников. Последняя отговорка действовала на Виктора безотказно. Он понимал, зачем и в связи с чем секретарь партийной организации изучает личные дела.

Странно, вроде бы преступление раскрыто, виновные понесли суровое наказание, но смерть Кирова будто отделилась, отпочковалась от Сергея Мироновича и зажила какой-то своей непонятной жизнью, превратилась в чудовищный водоворот, засасывающий в себя все новые и новые жертвы, и не было надежды, что она скоро насытится.

Мура старалась не принимать участия в этой кровавой тризне, но органы прекрасно обходились и без нее. Во всяком случае, никто не требовал той самой работы с личными делами, которой она объясняла дома свое отсутствие. Люди просто исчезали, просто не выходили на службу, и все. Жены и матери начинали скорбный путь по тюремным справочным, вахту к окнам приема передач, а сослуживцы только вздыхали, как могли не заметить такого матерого врага. На заводах рабочие громко требовали для вредителей самых суровых кар, клеймили позором бывших сослуживцев, но тут пока было тихо. Страшная воронка задела академию самым краешком, видно, хорошие врачи были нужны на воле.

На общих собраниях Мура, следуя обкомовским директивам, требовала карать абстрактных врагов и с ужасом думала, что настанет момент, когда придется с трибуны требовать расстрела сослуживцев, людей, с которыми работала бок о бок и которые внезапно оказались врагами. А придется выступать, придется требовать, утешая себя тем, что эти страстные речи ничего не изменят в судьбе несчастных арестованных. И еще немножко тем, что, когда арестуют ее саму, на нее тоже найдется свой оратор. Такая круговая порука, только наоборот.

Мура усмехнулась. То, что она, повторяя вслед за Максимом Горьким: «Успех врага говорит не только об его мерзости, но и о недостаточности нашей бдительности!» – пока обходится без конкретных имен, это всего лишь отговорка, новокаин для совести.

Она говорила Виктору, что хочет уйти с партийной работы, ей, жене инженера и преподавателя высшей школы, можно было бы так поступить, не вызывая подозрений. Женщине пока еще позволено идти на любые жертвы, чтобы сохранить брак. Не раз и не два говорила, но муж категорически воспротивился. В своей добродушной и ласковой манере он назвал ее маленькой лентяечкой, которой просто надо немножко отдохнуть и наконец приучить дочь к домашней работе. Так и ей станет легче, и для Нины полезнее. Мурочка же сама понимает, что без работы долго не продержится, она не для того делала революцию, чтобы ее первую заел быт. И конечно, конечно же, материальное благосостояние это не главное, но две зарплаты гораздо лучше, чем одна, и будем честны, ее работа – единственный шанс для семьи на отдельную квартиру. Равно как и будущее дочери мать – партийный работник обеспечит гораздо лучше, чем мать-домохозяйка. Виктор произносил все это весело, с ласковой улыбкой, но в глазах его Мура ясно читала запрет произносить вслух истинную причину, по которой она хочет уволиться.

Поэтому и не тянуло домой – там нельзя было говорить о том, что по-настоящему ее тревожит и волнует. А самое плохое, что Нина, кажется, при всей своей вере в коммунизм, тоже начала задаваться всякими неудобными вопросами. Что ж, присущий детям здравый смысл пробивает любую идеологическую броню. Нина не понимала, почему выселили ее учительницу, которая не совершила преступления, и вообще, как можно карать за образ мыслей, а Мура не знала, что ей отвечать. Чем оправдать аресты, кроме демагогии, которая на детей действует очень слабо. Приходилось только обнимать дочь покрепче и умолять молчать и нигде не задавать никаких вопросов. «Главное, верить в дело Ленина – Сталина, – повторяла Мура, – все, что делается, делается на благо народа». Она понимала, что такими призывами калечит дочери душу, но другого пути не видела.

Только трусливо отсиживаться на работе и перекладывать бумажки на столе, притворяясь, что у нее куча дел.

В