Легионер. Книга вторая - Вячеслав Александрович Каликинский

отсюда! Увижу рядом с татарами кого здесь еще раз, пожалеете! – пообещал Ландсберг, и, подумав, с целью «доведения воспитательного момента до логического конца», перехватил руку глота пониже и сжал. Послышался тошнотворный хруст костей и дикий вопль, от которого «агрессоры» шарахнулись во все стороны.

К татарам дорогу надолго забыли.

Свои выводы из наглядного урока тут же сделала серая безответная шпанка, которой тоже немало доставалось от наглых глотов. Мужички-первоходки, не сговариваясь, мгновенно заселили ближайшие к спасителю шконки, глядели на Ландсберга искательно и едва не дрались за честь подать ему кружку воды, сообщить о принесенном обеде или ужине… Все глоты в трюме тоже поняли изменившуюся диспозицию, и обходили сгруппировавшихся вокруг молчаливого Барина людей.

Наблюдая за татарами почти все сорок девять дней плавания, Ландсберг заметил, что их первоначальные испуг и растерянность постепенно уступали место отчаянию и даже озлобленности. Кавказцы по-прежнему редко покидали свои шконки и держались кучкой, но это уже не были безобидные и затравленные люди! Двое православных первоходков, к примеру, вынуждены были вскоре перебраться с ближней к татарам шконки подальше – кавказцам явно не нравилось, что мужички творили православные молитвы рядом с местом, где они отправляли мусульманские обряды.

Доходило порой дело и до кулаков – особенно после того, как один из караульных решил подшутить над мусульманами и бросил им через решетку свиное рыло-«пятак», которое специально выпросил ради этого у кока на корабельном камбузе. Татары, разглядев «подарок», всей группой бросились к решетке с дикой яростью, долго кричали что-то по-своему, плевали в шутника. Под горячую руку попало тогда и двум-трем арестантам из славян, из любопытства подошедшим поглазеть на «театр» поближе.

После случая со свиным пятаком поведение татар в трюме резко изменилось. Русских они и близко к себе не подпускали, мгновенно вскакивали и были готовы кинуться в драку. Памятуя первоначальное заступничество за кавказцев Ландсберга, братья-славяне отпор им давать не решались, хотя татары частенько и провоцировали стычки, и были их инициаторами.

Противостояние славян и татар особенно наглядно проявлялось во время нескольких авралов, когда шальная волна, невесть откуда берущаяся при тихой погоде и спокойном море, вдруг заливала тюремный трюм через иллюминаторы и верхний люк, и вода начинала плескаться у самых коленей невольных пассажиров. В этих случаях по свистку караульного вахтенные матросы спускали вниз бочки, раздавали арестантам черпаки, и те начинали дружно вычерпывать воду. В этих авралах «татарва» во второй половине плавания участия не принимала, лишь забиралась с ногами на шконки и зло посверкивала оттуда глазами, явно считая неожиданный «потоп» очередной каверзой со стороны «неверных», – особенно если авралы случались в те моменты, когда мусульмане творили свои молитвы.

В немалой степени способствовали ссорам и стычкам теснота в арестантском трюме и монотонность бытия. Жестокие потасовки по самым пустячным поводам вспыхивали часто и мгновенно. Не осталось незамеченным и откровенное игнорирование татарами участие в общих водных авралах. Каторжники-славяне возмущались бездельем кавказцев, а под конец пути к Ландсбергу как-то раз явилась целая депутация:

– Ты, Барин, заступился как-то за татарву, а оне, вишь, как обнаглели! – шумели мужики. – Чисто звери какие-то! Я ему, идолу, черпак даю, маячу: мол, подмогни, общинное ведь дело! А ён энтим черпаком да мне по башке! Ты, Барин, из благородных, не нам, сиволапым, чета – и то воду собираешь! Уж на что «политика», чистоплюи энти – и то помогают обчеству, когда аврал! А оне, нехристи татарские, глянь, с места не стронутся! Тока глазищами бешеными своими сверкают со шконок – чисто филины…

Справедливость требований была налицо, и Ландсберг обещал при случае разобраться с несправедливостью.

Такой случай вскоре представился, и Карл отправился на переговоры. Кавказцы помнили своего заступника, и встретили его с уважением, но без улыбок. Они явно поняли то, что Ландсберг попытался объяснить им жестами и через единственного толмача-переводчика из кавказцев, с грехом пополам могущего объясниться по-русски. Поняли – но участвовать в общих работах категорически отказались. Причину отказа Ландсберг не понял, пожал плечами и оставил свои попытки постичь мусульманскую логику татар.

Уже после того, как «Нижний Новгород» после Сингапура повернул на север, случился еще один водный аврал, и обозленные бездействием «нехристей» русские мужики с черпаками в руках обступили кавказцев, требуя их участия в общем деле. Татары молча кинулись в драку.

Будучи в меньшинстве, дрались они, тем не менее, с отчаянием обреченных. И с такой яростью, что нападавшие дрогнули и начали отступать. Караульный в проходе между двумя отделениями отчаянно свистел, вызывая подмогу. Каторжники с другого борта, отделенные от дерущихся двумя решетками, орали, улюлюкали и рвались на выручку к славянам.

Ландсберг, в который уж раз давший себе слово не принимать решительно никакого участия в «междоусобице», все же передумал – когда заметил, что во втором «эшелоне», состоящем из иванов и бродяг, засверкали самодельные ножи и «заточки». Дело могло кончиться общим бунтом и смертоубийством, ответными мерами капитана, и Ландсберг решил вмешаться.

Пробившись в первые ряды, он схватил одного из беснующихся кавказцев за пояс, поднял и швырнул его в тесные ряды «татарвы», сбив нескольких человек. Приструнил он и «христианское воинство»: от сильного удара по голове махавший кулаками каторжник кубарем покатился по покрытой водой палубе. Потасовка на мгновение стихла, но Ландсберг остался один между дерущимися, вся злоба которых мгновенно переместилась на него.

Неизвестно, чем бы кончилось для Ландсберга это вмешательство, но как раз к этому времени подоспевшие на свист караульного вахтенные матросы пустили на толпу арестантов упругие струи морской воды из брезентовых «рукавов». Драка закончилась так же внезапно, как и началась. Карл, отплевываясь, поднял плавающий у ног черпак и протянул его ближнему татарину. Тот, поколебавшись, нерешительно взял его. А Ландсберг, более не обращая на него внимания, скомандовал:

– А ну, ребята, давайте бочку поближе!

И принялся сноровисто собирать воду другим черпаком.

Инцидент тогда был исчерпан. Но надолго ли в тюремном трюме воцарился мир?

* * *

«Если иваны будут меня убивать, то сподручнее всего сделать это ночью, – буднично размышлял Карл. – На глазах десятков свидетелей нападать поостерегутся, да и слухи про мои „подвиги“ до нынешних „сплавщиков“ дошли».

«Обидно-с! – покрутил головой Ландсберг. – Обидно умирать – тем более, что еще до каторги не доехали Ну, бог даст, успею нескольких негодяев с собой на тот свет прихватить!.. Может, прав был Яшка Терещенко, когда в бега с собой звал, а? Полковник Жиляков наверняка бы присоветовал бежать», – подумал Ландсберг. Он покрепче прижмурил глаза, вспоминая последние встречи с Яковом, его молящие глаза, затаенный страх в каждом вопросе.

Вспомнив