Российская психология в пространстве мировой науки - Ирина Анатольевна Мироненко

контексте дискуссий об отношении научной психологии и ненаучных форм психологического познания все чаще декларируются два положения, которые, на мой взгляд, являются грубым искажением, подтасовкой фактов:

• ненаучное психологическое познание тесно связано с практикой, в отличие от научной психологии;

• постнеклассические тенденции в психологии предполагают размывание границ между научным и ненаучным знанием.

Удивляет не то, что эти положения декларируются сторонниками размывания границ науки, а то, что эти декларации практически не встречают развернутых возражений.

В то же время именно научное знание предполагает проверяемость и обязательно опирается на эмпирические доказательства, в отличие от других видов знания.

Размывание в отечественной психологии существующих границ научной и ненаучных форм психологического познания не продвинет нашу практическую психологию. Практика всегда эклектична и использует и научные методы, и интуитивные озарения, и здравый смысл. Подобное размывание на руку лишь тем практикам, которые не владеют научными знаниями и не имеют соответствующей профессиональной подготовки. Оно лишило бы клиента возможности сознательно выбирать качество услуги на рынке и способствовало бы общему снижению качества оказываемых услуг. Для отечественной теории такое размывание означало бы лишь то, что «замусоренная» часть психологии оказалась бы за границами науки и была бы «вынесена за скобки» мировой науки.

Ситуация в России такова, что границы научной психологии сегодня нуждаются в защите. Поэтому, как мне кажется, объяснение в психологии сегодня должно быть обязательно в первую очередь научным: рациональным, детерминистским, допускающим проверку практикой. Следует противостоять соблазнительной легкости бытописания и некритичному полету фантазии. В сложившейся ситуации это требует достаточно напряженных усилий от нашего профессионального сообщества.

Практическая психология, предлагающая потребителю рынок профессиональных услуг, не менее психологии академической заинтересована в уничтожении опасного конкурента – поп-психологии, бороться с которым она может лишь с позиции единении с психологией научной. Общий враг, таким образом, представляется тем фактором, который позволит преодолеть схизис в обозримом будущем.

5.5. Кризис психологии: перманентный, общий или локальный?

В контексте обсуждения актуальных проблем профессионального самосознания отечественной психологической науки и дискуссий о путях ее развития существенное место занимает так называемый кризис психологии. Правомерна ли оценка нынешнего состояния психологической науки как кризисного, – задается вопросом В. А. Кольцова, – и, если да, то каковы причины, характер и проявления кризиса [Кольцова, 2007, с. 8]? В цитируемой работе В. А. Кольцова справедливо отмечает, что ответы на эти вопросы в современной науковедческой литературе опираются на анализ состояния кризиса мировой психологии конца XIX – начала XX века в работах К. Бюлера, Н. Н. Ланге, С. Л. Рубинштейна, Л. С. Выготского, М. Г. Ярошевского, А. Н. Ждан и других отечественных и зарубежных ученых. В качестве основных «симптомов» кризиса в часто цитируемой работе А. В. Юревича [Юревич, 2005, с. 251–252] указаны:

• отсутствие единой, общеразделяемой теории;

• разобщенность на психологические «империи», такие, как когнитивизм, психоанализ, бихевиоризм и т. п., каждая из которых живет по своим собственным законам;

• отсутствие универсальных критериев добывания, верификации и адекватности знания;

• некумулятивность знания, объявление каждым новым психологическим направлением всей предшествующей ему психологии набором заблуждений и артефактов;

• раскол между исследовательской и практической психологией;

• расчлененность целостной личности и «недизъюнктивной» психики на самостоятельно существующие память, мышление, восприятие, внимание и другие психические функции;

• различные «параллелизмы» – психофизический, психофизиологический, психобиологический, психосоциальный, которые психология осознает как неразрешимые для нее «головоломки».

Доминирует в литературе представление о кризисе психологии как о перманентном и системном. Так, в качестве наиболее остро переживаемого проявления кризиса А. В. Юревич указывает отсутствие прогресса в устранении вышеназванных симптомов: «оценки методологического состояния психологии, которые давались У. Джемсом или Л. С. Выготским, ничем не отличаются от современных оценок» [Юревич, 2005, с. 252]. А. В. Юревич говорит о перманентном кризисе, присутствующем в самосознании психологов на всем протяжении самостоятельного существования их науки.

С нашей точки зрения, для понимания того, в какой мере и в каком смысле приложимо к современному состоянию психологической науки понятие кризиса, необходимым является разделение, выделение и обособление в кризисной симптоматике того, что может быть выделено и обособлено. Среди названных симптомов кажется необходимым выделить два существенно различных по своей сути кластера:

– симптомы, связанные с раздробленностью психологической науки на независимые «империи»-школы;

– симптомы онтологического рода, проявляющиеся в недостаточности понимания психологией своего предмета и пр.

Очевидно, что данные два кластера симптомов не слишком тесно между собой связаны и не обусловливают друг друга непосредственно, хотя в литературе традиционно рассматриваются в единстве.

Нам представляется необходимым прежде всего сосредоточить внимание на наиболее общеочевидной и общепризнаваемой симптоматике – на так называемом расколе психологии на слабо связанные между собой школы. Под углом зрения именно этих «симптомов» рассмотрим более чем вековую историю кризиса психологии.

Принято выделять следующие периоды кризиса:

1. период возникновения кризисной ситуации: третья четверть 70-х годов XIX в. – первое десятилетие XX в.;

2. период открытого кризиса: начало 10-х – середина 30-х годов XX в.;

3. период «затухания» борьбы школ: с конца 30-х годов XX в., окончание не определено [История психологии, 1992, с. 6].

Возникновение кризиса в психологии явилось непосредственным следствием введения экспериментального метода В. Вундтом, ассоцианистическая система которого была наиболее распространенным направлением в европейской психологии второй половины XIX в. Введя в психологию эксперимент, Вундт ограничил возможности его применения областью простейших психических процессов, преимущественно ощущения и восприятия, не считая возможным экспериментальное изучение «высших психических функций». Однако вскоре после своего возникновения экспериментальный метод проникает практически во все области психологии. Новые факты требуют новых теоретических обобщений. В полемике с психологией Вундта зарождается психология актов Ф. Брентано, появляются австрийская, вюрцбургская школы психологии мышления, система У. Джемса и возникший на ее основе функционализм, а также многие другие оригинальные направления.

Яркую картину этого периода дал Н. Н. Ланге: «В этом огромном и новом движении, при явном разрушении прежних схем и еще недостаточной определенности новых категорий, при, так сказать, бродячем и хаотическом накоплении новых терминов и понятий, в которых даже специалисту не всегда легко разобраться, мы получаем такое впечатление, будто самый объект науки – психическая жизнь – изменился и открывает перед нами такие новые стороны, которых раньше мы совсем не замечали, так что для описания их прежняя психологическая терминология оказывается совершенно недостаточной.

При этом, однако, обнаруживается вторая характерная черта новых психологических направлений <…>: крайнее разнообразие течений, отсутствие общепризнанной системы науки, огромные принципиальные различия между отдельными психологическими школами <…>. Ныне общей, т. е. общепризнанной системы в нашей науке не существует. Она исчезла вместе с ассоцианизмом. Психолог наших дней подобен Приаму, сидящему на развалинах Трои» (Ланге Н. Н., «Психология», цит. по: [Выготский, 1982, с.?]).

Второй период кризиса, называемый периодом «открытого кризиса», начинается с