Их было 999. В первом поезде в Аушвиц - Хэзер Дьюи Макадэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но для многих других девушек с первого транспорта, которые находились сейчас за много миль оттуда, шансы на свободу висели на волоске. Когда в Ретцове аэродром вместе с лагерем закрыли, часть заключенных, включая Линду, погнали к Берлину. Немцы-гражданские тоже бежали туда, пытались спастись от наступающих русских войск. Бомбардировщики союзников сбрасывали ящики с едой. Узницам, само собой, не позволяли к ним прикасаться. Все забирали эсэсовцы. Линде достался лишь «большой кусок мыла „Айвори “. Ни еды, ничего».
Эдита с Эльзой оказались в группе, которую вели в ином направлении. В конце дня после долгой ходьбы они плелись в хвосте колонны. Эсэсовцы были где-то далеко впереди, приближался вечер, тени все больше вытягивались. Девушки приметили маленькую, одинокую избушку. Эдита, Эльза и еще девять узниц кинули взгляд на крошечное убежище и в тот же миг приняли решение: с них довольно.
Решение далось им легко: «Это последнее место, куда мы входим как заключенные. Внутри мы будем уже свободны». Они рухнули на пол и заснули как убитые.
Эдита проснулась от легкого жужжания над ухом. На щеке чувствовался легкий ветерок от работающих крыльев. В золотом утреннем свете, льющемся из окон, с жужжанием летали миниатюрные ангелы. Девушки ночевали на пасеке.
Снаружи послышался скрип шагов по дорожке. Запор приподнялся. В избушку вошел широколицый, бородатый немец, не ведавший, что застанет там спящих на полу незваных гостей. Эдита села и протерла глаза.
– Что вы тут делаете? – спросил мужчина.
– Мы спали, – ответила она.
– Ваши уже ушли. Я покажу куда, и вы еще сможете их нагнать!
Девушки медленно – чтобы не тревожить пчел, – поднялись и выскользнули за дверь. Они неторопливо пошли примерно в том направлении, которое указал пасечник. Оказавшись вне его поля зрения, они тут же нырнули в ближайшую канаву. Утреннюю тишь то и дело нарушали выстрелы. Может, это эсэсовцы стреляли по узникам? Или русские – по эсэсовцам? Прижавшись к земле, девушки оставались в канаве, пока стрельба не стихла. Две из них – одна из первого транспорта, а вторая из второго – решили выйти на разведку. Они вернулись с хорошими новостями.
– Мы нашли пустую конюшню. С соломой.
Это было идеальное место, где можно отсидеться днем и попытаться тем временем оттереть красные кресты со своей формы. Кресты рисовали жирными слоями яркой краски на спине и на бедрах, с двух сторон – легкая мишень для эсэсовцев, разыскивавших беглецов. Оттереть эту краску с рубашек и штанов – на это как раз ушел почти весь день.
Ночью они пробрались к пасечнику и украли там курицу. Многие немецкие фермеры в страхе перед наступлением русских побросали свои хозяйства вместе со всеми животными, так что девушкам удалось подоить коров, набрать яиц в курятниках и соорудить себе первый ужин на воле.
На следующий день мимо на велосипеде проехал один из знакомых им эсэсовских офицеров, но у их конюшни он не остановился. Жившие в одном из соседних домов двое поляков, фермерских работников, приметили, как девушки качают у колонки воду.
– Хотите есть?
Эдита думала, ей никогда уже не доведется почувствовать, что такое набитый желудок, но ту кучу еды, которую принесли им поляки, они даже не смогли доесть. К счастью, на кухне в Ретцове им уже доводилось лакомиться кашей и прочими продуктами, так что их желудки смогли принять этот пир. Теперь оставалось только наслаждаться счастьем, которое дарит сытость.
Когда первые лучи солнца просочились в открытые окна и пронзили висящую в воздухе пыль с пыльцой, они услышали с улицы женский голос:
– Der Krieg ist vorbei! Войне конец!
Девушки бросились к окну, и Эдита увидела немку на велосипеде с белым флагом капитуляции.
– Мы свободны! Свободны! Kostenlos! Zadarmo! Fray! – закричали они на трех разных языках, обнимая друг друга. Со слезами радости. Которые сменились слезами скорби.
Глава тридцать девятая
Художественный роман на этом бы и завершился. В финале счастливые персонажи, которым больше ничто не угрожает, ехали бы домой к близким и любимым. В беллетристике так можно. А в литературе нон-фикшен – нельзя. В реальной жизни войны этим не заканчиваются.
Это были беззащитные юные женщины, одинокие в мире мужчин-солдат, переживших годы суровых боев и теперь жаждавших вознаграждения. Ни одна из женщин не чувствовала себя в полной безопасности.
Если послушать русских солдат, то секс с вызволенными узницами они считали актом братской любви, прославления жизни. А секс с немками – местью. Но будь ты узница или капо, немка или еврейка, полька или словачка, француженка, голландка или итальянка, изнасилование все равно остается изнасилованием. После того как Орли Райхерт (№ 502), «Ангел Аушвица», совершила побег из Мальхова, ее вместе с другими бежавшими с ней женщинами изнасиловали освободители из Красной армии.
«Нас освободили, но свободными мы не были, – объясняет Эдита. – Ни поездов, ни машин, ни мостов. Все разбомблено и разрушено. Вокруг солдаты с винтовками, а мы – вообще без ничего. Мы очень боялись. Мы могли предъявить им лишь номер на предплечье, но их больше интересовали нижние части наших тел».
Девушки, в числе которых была Эдита, подобрали с земли флаг со свастикой и порвали его на тряпки. Свастику выкинули, а из тряпок сделали красные косынки, чтобы русские принимали их за коммунисток. Тем вечером явились одиннадцать русских солдат с ведрами еды – яйца, молоко – и приготовили девушкам ужин. Поначалу все было весело и по-доброму, а потом возникла неловкость. Солдаты наблюдали, как девушки едят. «Мы доели и не знали, как быть дальше, к тому же очень устали, и поэтому сказали, что хотим лечь».
– Мы тоже, – хихикнул кто-то из солдат и приобнял одну из девушек – ему казалось, что это добродушный дружеский жест.
– Нет! – Она с силой оттолкнула его.
– Но мы же вас накормили.
– Мы никогда не были с мужчинами. Мы еще девушки.
– Но мы вас накормили.
Такова была их мужская логика. Солдаты всячески склоняли девушек переспать с ними, но все как одна держали оборону.
И тут появился офицер.
– Убирайтесь! – приказал он солдатам. – Оставьте их в покое!
Солдаты исчезли в темноте, и девушки с облегчением вздохнули. Офицер повернулся к ним, окинул их взглядом и улыбнулся:
– Ну что, кто хочет пойти со мной?
– Но вы же только что их выгнали.
– Да, но я офицер, и у меня больше прав, – объяснил он.
– Вы, может, и офицер, но мы все равно еще невинны, – заявила самая старшая из них. – Вы тоже должны уйти!
С недовольным видом он отбыл в ночь. Девушки заперли дверь сарая и свернулись калачиком на соломе, прижавшись друг к другу, словно щенята. Утром они рассказали о случившемся работникам-полякам.
– Они вернутся, – предупредили
