К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ. - Георгий Чиж

Второй вечер опять принес новости: на одной из высоко поднявшихся над водой кошек, поросших тальником и можжевельником, обнаружены три небольших селения. Туземцы разбежались, но не все.

Оказались они гиляками. Одеты в рыбьи кожи и собачьи шкуры мехом вверх. На головах – грубо сделанные из дре­весной коры шляпы. На ногах тюленьи чулки. Гостей приняли миролюбиво, но неприветливое выражение лиц и хитрые-прехитрые глаза, которые они стараются прятать, дове­рия не возбуждали.

Убедившись в течение следующего дня, что в северной оконечности Сахалина для стоянки судов нет ни одной хотя бы мало-мальски удовлетворительной бухты, «Байкал» направился к югу вдоль западного берега Сахалина.

Сильное и неправильное встречное течение сбивало корабль с курса, а резко менявшиеся глубины заставляли все время лавировать. Постоянная перемена галсов измучила и без того обессиленную команду, как вдруг на глубине шести сажен корабль покачнулся и сел на крутую банку. Опять аврал, опять сверхчеловеческие усилия сдвинуть ко­рабль: ни верпы, ни становые якоря не помогли – сняться не удалось, начавшееся с приливом волнение с ожесточением колотило транспорт о кочковатое твердое дно...

Невольно Невельскому пришли на ум и уже не выходили из головы и подкашивали энергию пророческие слова Меньшикова по поводу предполагаемого самовольства: «Впрочем, если подобный осмотр будет произведен случайно, без каких-либо несчастий, то есть без потери людей или судна и без упущения возложенного на вас поручения – описи и исследования Константиновского залива и окрестных с ним бере­гов, куда предполагается перенести Охотский порт, – то, может быть, и обойдется благополучно».

«Вот оно, – волновался Невельской, – описи охотского побережья и не начинали, а корабль загубили... Нет, видимо, «не обойдется благополучно».

Еле двигавшаяся команда вяло отзывалась на приказа­ния капитана, корабль как будто прирос к мели.

Но то, что не удавалось падавшим от усталости людям, поднявшийся прилив и переменившийся ветер поправили в одну минуту: корабль закачался на воде. В трюме сухо, повреждений нет. Только новое, крепко построенное судно могло играть роль копровой бабы или трамбовки в течение шестнадцати часов подряд и не развалиться.

Казакевич ходил гоголем – он один не падал духом и нет-нет подходил к Невельскому и ободрял:

– Не развалится, Геня, успокойся. Я его строил, знаю, что не развалится, – крепок, как скорлупа ореха.

Опять высланы к берегу Гроте и Попов, «Байкал» же из осторожности отошел в море и там лавировал всю ночь и часть дня, поджидая их возвращения. Шлюпка и байдарка заблудились: они попали в открытый Гавриловым еще в 1846 году залив Обмана и так же, как и он, приняли залив за лиман Амура. Ночевали на берегу и вернулись только к вечеру.

Отсюда Невельской решил идти с промерами прямо к мы­су Головачева, но не дошел и опять угодил на мель. Густой туман не давал никакой возможности ориентироваться.

Горькую думу думал Невельской, выстаивая подолгу в одиночестве на мостике. Как бы злорадствовали все его недоброхоты и критики, если бы сейчас видели его положение! Холодные капли оседали на зюйдвестке и мелкими рябинами покрывали лицо, соединялись и струйками стекали по шее и подбородку, неприятно щекотали и леденили грудь. Команда отсыпалась. Просветлело только на третий день.

«От мыса Головачева на запад, – доносили посланные в разведку, – тянется отмель глубиной не более восьми-де­вяти футов, с глубокими ямами, в беспорядке разбросанны­ми и часто вовсе не связанными друг с другом. Прохода от мыса к югу нет». Оставалось попытать счастья у западного, материкового берега. Так Невельской и порешил.

Ощупью потянулся «Байкал» вдоль уходившей на запад кошки. Высланный вперед на шлюпке мичман Гроте на достаточной для транспорта глубине стал на якорь в каче­стве бакена. Дойдя до этого места, «Байкал» благополучно обогнул кошку по глубокой воде и, бросая лот, стал подвигаться к материковому берегу и вместе с тем – вперед, избрав ориентиром высокую конусообразную гору, виднев­шуюся за мысом Ромберга. За кошкой, ближе к западному берегу, оказалась глубина в шесть сажен. До берега оста­валось около полутора миль. Очевидно, «Байкал» нащупал фарватер. Действительно, глубина ближе к берегу стала уменьшаться.

Двигаясь короткими галсами, зигзагом между отмелью и берегом, Невельской устанавливал ширину прохода к югу.

Операция была тяжелая: садились на мель, с трудом стягивались и опять садились. Стемнело, моросил холодный дождь. Люди выбились из сил и ворчали, офицеры пожимали плечами и не проявляли никакой инициативы. Невельской не сдержался, и впервые на корабле услышали начальнический окрик и брань.

Офицеры и команда притихли, насупились. В кают-ком­пании весь вечер царило угрюмое молчание. Недовольный всеми и собою Невельской, забившись в свою каюту, воро­чался без сна до утра. Корабль стоял на якорях, придавлен­ный плотным туманом. В головах измученных, оторванных десятком тысяч верст от родины людей рождались тяжелые кошмары и беспросветные, как этот туман, мысли...

Утром внезапно поднявшийся свежий ветер разорвал в клочья навалившуюся на «Байкал» мокрую и холодную подушку тумана, и корабль, имея впереди идущие с проме­рами две шлюпки и байдарку, как только что покинувший постель тяжелый больной, неверно и медленно двинулся впе­ред. Встречное течение оказалось настолько сильным, что только порывы еще более усилившегося ветра позволяли пе­редвигаться вперед редкими и короткими бросками.

– Идем, как стрелковая рота в наступление: перебеж­ка – и носом в землю, – сказал сумрачного вида матрос, ослабляя в руках шкот.

– Вспомнил, балда, пехоту, перебежки, – с сердцем ответил сосед, тоже со шкотом в руках, повысил голос и крикнул, заглушая свист ветра в снастях: – Дурак! Не трави шкот, перекашиваешь! Тяни живее!

Под вечер удалось, наконец, бросить якорь при входе в ли­ман Амура. Отсюда уже можно было начинать его исследо­вание и поиски фарватера дальше к югу на гребных судах. Лиман представлялся беспредельным и для изучения с на­личными ничтожными силами по-прежнему недоступным. Люди приуныли, приуныл и командир.

Неправильные и быстрые разрозненные течения, лабирин­ты мелей, банок и обсыхающих лайд, противные юго-запад­ные ветры сбивали парусный «Байкал» с пути и старались выбросить его из фарватера в стороны – то на одну, то на другую мель. Что же будет дальше? Ушедшим в разведку гребным судам было не легче.

Транспорт обезлюдел – на нем оставалось всего десять человек, все остальные брошены на исследование лимана: Гревенс – на шестивесельном баркасе, Гроте – на четырехвесельном, Гейсмар – на вельботе. Резкий порыв ветра вмиг раскидал их во все стороны: баркас выкинуло на лай­ду, вельбот – на сахалинскую отмель, шлюпку – в море...