К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ. - Георгий Чиж

– Вот, господа, порядок исполнения моего плана, – объявил Невельской офицерам. – Я полагаю, что если при этом ни в каком случае не терять нити глубин, по которой шел лейтенант Казакевич, то мы сможем одним выстрелом убить двух зайцев: проложить судоходный путь для входа в Амур кораблей и выхода обратно к морю, а может быть, и «несуществующему» Татарскому проливу, – и хмурое, изборожденное морщинами, покрытое мелкими рябинками лицо Невельского осветилось широкой радостной улыб­кой. – Что бы ни случилось дальше, вход в Амур с севера оказался доступным для судов, и надо думать, что он не единственный. С богом!

Во главе с самим Невельским в поход двинулись шлюп­ки: шестерка, четверка и вельбот, с командирами на них – Поповым, Гейсмаром и Гроте. Поход не из легких: штормо­вые ветры заставляли чуть не вплотную прижиматься к бе­регам, десятки раз садиться на мель, сниматься, стоя по грудь в воде, и возвращаться обратно, чтобы ухватить упу­щенную нить глубин.

Шквалы рвали в клочья и без того уже рваные паруса и опрокидывали крохотные скорлупки. Дожди промочили насквозь платье; паруса стали мокрыми от шквальных дож­дей и туманов. Сухари заплесневели уже на четвертый день, провизия, особенно крупа, мука, макароны, превратилась в сплошной ком липкой противной массы. Промеры выма­тывали силы, а отдыхать было некогда и негде. Но тяжелые весла без перерыва сменялись набухшими водой мокрыми парусами, паруса сменялись снова тяжелыми веслами – поход продолжался.

Туман либо скрывал лодки друг от друга, либо сбивал их в кучу, нарушая строгую последовательность промеров. Руки как у матросов, так и у офицеров покрылись кровавы­ми мозолями и кровоподтеками, исчерченная по всем на­правлениям глубокими трещинами и ссадинами кожа по­теряла эластичность, лопалась или шелушилась. От соленой воды образовались кровоточащие язвы.

И тем не менее участники похода не теряли бодрости – работа ладилась, и записные книжки покрывались рядами промеров глубин. Особенно радовали столбцы фарватера Амура, покрытые двузначными цифрами сажен, превышав­шими нужные для плавания морских судов глубины в нес­колько раз.

Собираясь иногда вместе на ночевки и обсушиваясь у костра, неунывающая компания офицеров цитировала наизусть нелепости доклада Нессельроде о непригодности устья Амура для судоходства и сочиняла по этому поводу неприличные частушки, заражая своим задорным настроени­ем и матросов. Частушки заливисто оглашали пустынные бе­рега, и бесстыдное эхо четко и громко повторяло нескром­ные слова. Под пение легче было бросать лот и орудовать длинными шестами.

– Тсс! Господа офицеры! – как-то при свете ярко разгоревшегося костра неожиданно вскрикнул Невельской и сделал вид, что прислушивается.

Все застыли.

– Слышите? – крикнул он в сторону поющих матро­сов. – Не дышать...

– Ничего не слышим, – зашептали офицеры, тоже при­слушиваясь.

– И я тоже, – серьезно заявил Невельской, – но я рассчитывал услышать бряцание оружием тех четырех ты­сяч маньчжур, которые день и ночь стерегут вход в Амур!

– Ха-ха-ха! – смеялись офицеры.

– Подкиньте, ребята, свеженьких сучьев сюда! Может, на огонь пожалуют!

Но маньчжуры не жаловали...

– Здесь мы построим крепость, – ни с того ни с сего однажды показал рукой Невельской на глубоко вдавшийся в реку полуостров, – она будет запирать вход в Амур с моря.

Этим он выдал свои сокровенные мечты: он не только исследовал, но и мысленно решительно закреплялся в этих местах, – он их занимал и собирался защищать.

Приближались к широте, до которой доходил Бротон. Перешеек все еще не появлялся, но проход между берегом и Сахалином постепенно суживался и мелел. И опять на­строение упало. Шлюпки уже подходили к широте, до кото­рой добрался Бротон, так что перешеек, если бы он суще­ствовал, представлял бы только узенькую полоску земли. Узенькую, однако превращавшую остров в полуостров.

Это случилось 22 июля 1849 года. Проход сузился до четырех миль. Хорошо был виден унылый и пустынный берег Сахалина с выступавшим далеко вперед низменным мысом, к которому ровной дугой стремилась с обеих сторон линия берега.

– Вот вам!

Попов встал и выразительно очертил по воздуху полу­круг открывшегося залива и недовольно пожал плечами. Невельской кивнул головой: «Вижу», – и тоже пожал плеча­ми, не сводя, однако, глаз с мыса. И вдруг нервно вскочил и закричал во всю силу легких, топая ногами и приседая, как бы помогая ходу шлюпки:

– Навались! Еще! Еще!

Вершина мыса на глазах стала отделяться от другой половинки, и, раздвигаясь, обе части дуги поползли в сто­роны.

– Навались, черти! Навались! – кричали сзади почти одновременно Гревенс и Гроте. Со стороны показалось, что дан старт для какого-то безумного состязания – лодки стремились в открывшуюся щель.

– Ура! – кричали люди на всех шлюпках.

– Ура! – бросали вверх шапки офицеры.

Перед изумленной командой открылся глубокий пролив в четыре мили шириной: на несколько миль вперед видны были оба берега пролива.

– Ура! Остров! – кричал Невельской.

– Ого-го! Остров! – кричали со всех лодок.

Высадились на берег.

– Шампанского! – требовали сиплыми, простуженны­ми тенорками Гревенс и Гроте.

– Шампанского! – требовал басом Попов и тут же устроил чехарду, в которой приняли участие и забывшие об усталости матросы.

Со стороны можно было подумать, что на берег выса­дились два десятка бежавших из больницы бесноватых, не знающих, что с собою делать. Смотреть, однако, на них бы­ло некому.

– Все запасы сюда! – распорядился Невельской.

Разостлали брезент, разложили всю провизию. Увы, шампанского не оказалось. Досталось только по две чарки водки.

Радостно было смотреть на развевающиеся русские флаги!

– Господин капитан, – тихонько доложил стоявшему в стороне Невельскому поручик Попов. – Продовольствие сильно подмочено.

– А мы будем есть мокрым и соленым, – бесшабаш­ным тоном ответил Невельской и махнул рукой.

– Его хватит еще только на пять дней.

– А мы слопаем в один! Ну вас к черту! Съедим, и все тут.

Он присел на край вытащенной на берег шлюпки и до­стал из бокового кармана затрепанную записную книжку.

– Ребята! – обратился Невельской к матросам. – Все ли вы хорошо видите пролив? Можно донести об этом в Пе­тербург?

– Видим все, ваше высокоблагородие, – заговорили матросы. – Доноси!

– Ну вот, а что, если там дальше окажется перемычка и пролив тут же оканчивается?

– Не может быть, – возражали матросы.

– А вот и нет, может оказаться. Чтобы знать наверня­ка, надо пройти вперед еще миль десять, до того места, до которого с юга доходил по воде английский капитан Бротон. Вот когда дойдем до этого места, тогда можно и до­носить.