К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ. - Георгий Чиж

– Прекрасно, очень хорошо, но как? Одного моего со­чувствия здесь недостаточно, не правда ли?

– Да, – засмеялся Невельской, – требуется по крайней мере еще и распоряжение. Его может дать озабоченный необходимостью иметь незамерзающий порт генерал-губер­натор Сибири! Он может поручить находящемуся в его рас­поряжении «Байкалу» тщательно обшарить все береговые извилины к югу до самого устья Амура. А может, и юж­нее? – он вопросительно посмотрел на сосредоточенно сосу­щего трубку Муравьева.

– Вы, кажется, забыли, голубчик, – Муравьев вынул изо рта докуренную трубку, – что вы со своим «Байкалом» в мыслях уже действуете, таким образом, не в наших пре­делах. Чужие границы... Во всяком случае, ваше ходатайство о поручении вам исследования дальнейшего прохода от мы­сов Ромберга и Головачева к югу я буду поддерживать. Об этом доложите при свидании со светлейшим князем, а в слу­чае крайней необходимости можете еще обратиться от моего имени и к министру внутренних дел Перовскому.

Невельской так и поступил, но со стороны Меньшикова наткнулся на решительный отказ от попытки возбудить воп­рос об экспедиции как потому, что нельзя было бы обойтись без участия министра иностранных дел, который не захочет пойти против самого себя и откажет в представлении вопроса государю, так и потому, что у Невельского фактически не будет времени заняться экспедицией: «Байкал» сможет прийти в Петропавловск не ранее глубокой осени, то есть к самому концу навигации.

Огорченный, но все же не совсем обескураженный ответом Меньшикова, Геннадий Иванович решил прежде всего устранить всплывшее вдруг действительно серьезное препятствие – слишком позднее прибытие «Байкала» в Петропав­ловск – и ускорить свой выход в море. Откровенная беседа его с наблюдавшим за постройкой транспорта на самой верфи лейтенантом Казакевичем, которого Невельскому при­шлось посвятить в замысел, выяснила, что ускорение по­стройки на месяц и даже на два вполне возможно.

Пришлось пойти на некоторую хитрость. Пользуясь тем, что Меньшиков числился также финляндским генерал-губер­натором, Невельской однажды затеял с Бергстремом раз­говор о том, что его светлость очень недоволен кораблестрои­тельной компанией, так как она с него содрала за постройку транспорта втридорога да еще растягивает строительство, вследствие чего транспорт рискует не добраться до места даже к концу навигации 1849 года. Таким образом можно потерять еще один год и оставить население восточного побе­режья без припасов. Его светлость поэтому был бы чрезвы­чайно рад и благодарен, если б фирма ускорила постройку, тем более что возможности есть. Бергстрем согласился вме­сто сентября спустить транспорт на воду весной.

Полный надежд Невельской неутомимо носился по канце­ляриям министерств и адмиралтейства, из Петербурга в Гель­сингфорс, оттуда в Кронштадт, обратно в Петербург и успевал еще рыться в библиотеках и архивах, продолжая при­лежно изучать вопрос о границах России с Китаем. Книжные раскопки давали хорошие результаты, по его мнению, речь должна была идти не об овладении Амуром и Сахалином, а о восстановлении забытых, но всегда существовавших прав России на них, добытых открытиями, людскими заселениями и кровью предков. Кое-что возмущало и огорчало: так, он сравнивал государственные границы, обозначенные на карте времен царя Алексея Михайловича, с более поздними и не мог понять, когда и почему границы были перемещены не в пользу России. Случайно попавшая в руки Невельского английская карта разъяснила вопрос: новые, вымышленные границы попали в русские карты именно оттуда. Но каким путем? На карте, составленной при царе Алексее Михай­ловиче, наша граница на востоке включала Охотское море с устьем Амура, на юго-востоке – реку Амур до Сунгари, на юге она шла от устья Сунгари вверх по Амуру. В состав владения входили туземные племена гиляков, наткисов, голь­дов, дучер, дауров, тунгусов, бурят... «Как же смеет этот гол­ландский выходец-троеверец, к великому несчастью Рос­сии, министр, за полстолетие не научившийся русскому язы­ку, швыряться целыми российскими областями?» – думал Невельской о канцлере Нессельроде, заправлявшем в эти годы всей внешней политикой России.

Маленький Невельской негодовал и в бессильной ярости сжимал кулаки, заражая негодованием своих офицеров. «Теперь мне понятно, как это случилось, – думал Геннадий Иванович о пренебрежении Россией своими собственными интересами на Амуре. – Тут сыграли первенствующую роль нелепые сказки о том, что устье Амура теряется в песках и что сам он не годится для судоходства».

«Байкал» спущен на воду, оборудован, оснащен и при­веден в Кронштадт под срочную погрузку. Невельской поспешил в Петергоф с докладом к Меньшикову, у которого за­стал министра внутренних дел Перовского с братом, тоже человеком влиятельным при дворе. Доклад происходил в их присутствии, причем обоим хорошо были известны, по рас­сказам Меньшикова и Муравьева, и сам Невельской и его сокровенные планы.

– Ваша светлость! – сказан Невельской очень доволь­ному его действиями Меньшикову, только что выразившему свою благодарность. – Я сделал все возможное, чтобы вы­кроить время для описи юго-восточного берега Охотского моря, а еще южнее могут занести меня свежие ветры и силь­ные течения, настойчиво упоминаемые Крузенштерном в за­ключении об устье Амура!

– Ничего не изменилось, Невельской, не трать сил по­пусту: министр иностранных дел продолжает считать места нерусскими и доклада государю делать не будет. Да и денег нет на экспедиции.

– Я денег, ваша светлость, не просил и не прошу, я их найду у себя.

– Да почему ты хочешь во что бы то ни стало помешать ему рискнуть своей головой, Александр Сергеевич? – вдруг вмешался один из Перовских.

– Я не протестовал бы на твоем месте, пускай ломает, – поддакнул и другой, поощрительно улыбнувшись в сторону Невельского. – Мало ли куда действительно могут занести ветры!..

– Вот что, – после минутного раздумья распорядился нахмуренный Меньшиков, – поезжай сейчас же в Петербург к вице-адмиралу инспекторского департамента Лермонтову, возьми у него представление сибирского генерал-губернато­ра, – Геннадий Иванович вздрогнул: значит есть такое пред­ставление, – я дам записку. Прочти представление, составь проект инструкции и завтра же мне доложи...

Ощущая всю дорогу сочувственные и одобряющие пожа­тия братьев Перовских, Геннадий Иванович спешил в Петербург, как на крыльях. Он не замечал тряской, выматы­вающей душу пролетки и, непрестанно покрикивая, тыкал извозчика кулаком в спину, обещая «на чай». Не помогло: оказалось, что занятия в департаменте окончились.