Агентурная сеть - Игорь Прелин

— Ладно, оставь, вечером я постараюсь с ним переговорить.

— Нельзя ждать до вечера, Михаил Иванович, — возразил радист-шифровальщик. — Центр на ключе.

— Что значит — на ключе? — не понял я поначалу профессиональный термин радистов.

— Мы должны ответить этим же сеансом связи.

Видимо, дело и в самом деле приняло серьезный оборот, раз Центр держал с нами постоянную связь!

— Ну что ж, попробую к нему попасть еще раз, — сказал я, расписался на шифртелеграмме и снял трубку.

На мое счастье, Гладышев оказался на месте и сразу согласился меня принять.

Я решил для большей убедительности показать ему телеграмму, но потом сообразил, что Центр поступил очень хитро, запросив мнение посла, но не указав, как он это мнение собирается использовать. Поэтому Гладышев запросто мог сделать вывод, что наше ведомство задумало подставить его в качестве инициатора каких-то санкций против Дэ-Пэ-Дэ, и вообще отказаться от каких-либо суждений по этому поводу.

Поэтому я зашел к Гладышеву и на словах рассказал, с какой просьбой ко мне обратился Центр, добавив от себя на свой страх и риск, что мое руководство намеревается внести предложение о досрочном отзыве Дэ-Пэ-Дэ.

— Я полностью поддерживаю это предложение, — не колеблясь, заявил Гладышев.

Но мне этого было недостаточно, и потому я сказал:

— Евгений Павлович, нужна соответствующая аргументация.

— Тогда сообщите, что я считаю…

— Чтобы я чего-нибудь не напутал, — перебил я посла, — лучше написать, и я тогда все передам дословно без всяких искажений.

Гладышев на какое-то время задумался, потом взял листок бумаги и размашистым почерком, несколько раз зачеркнув и переписав заново, сформулировал свою мысль.

— Отсылайте! — сказал он, протягивая мне листок.

Я возвратился в резидентуру, где меня ждал Ноздрин, вырвал из шифрблокнота бланк и написал:

«Сообщаю мнение совпосла, по нашей просьбе высказанное им в письменной форме: „Учитывая допущенные Д. П. Драгиным грубейшие нарушения норм поведения и то, что он своими действиями дискредитировал себя в коллективе и профсоюзной организации посольства, считал бы целесообразным рассмотреть вопрос о его замене до истечения срока полномочий на посту секретаря объединенного профкома“».

Я умышленно составил шифртелеграмму таким образом, чтобы в Центре четко уяснили, что я сообщил мнение посла не с его слов, а что оно зафиксировано им на бумаге и в моих руках есть собственноручно написанный им документ!

Отдав шифртелеграмму Ноздрину, я вызвал Базиленко и попросил:

— Сфотографируй эту записку и вместе с проявленной пленкой принеси мне.

Аппаратура, предназначенная для фотографирования документов, всегда была в полной боевой готовности, и через пару минут Базиленко приколол к занавеске в моем кабинете два мокрых кадрика проявленной фотопленки.

Еще через две минуты я вошел в кабинет посла и положил ему на стол записку.

— Можете уничтожить, Евгений Павлович.

Даже не глянув на записку, Гладышев предложил мне сесть и сказал:

— Давайте обсудим, как мы будем размещать членов нашей делегации на сессию ОАЕ.

Гладышев был достаточно опытным человеком, чтобы понять: раз уж его записка побывала у меня в руках, я вне всякого сомнения сделал копию, а потому нет никакого смысла спешить с ее уничтожением.

27

В последних числах мая, накануне очередной сессии Организации Африканского Единства, самолеты Аэрофлота, «Эр-Франс» и «Эр-Африк» доставили в страну многочисленный десант.

Сначала из разных стран Африки прибыли наши коллеги, которым предстояло обеспечить работу с агентами, находившимися в составе национальных делегаций.

Затем специальным рейсом прибыла советская правительственная делегация во главе с заместителем министра иностранных дел, а вместе с ней большая группа советских журналистов. В этой группе был и Саша Усалев, воспользовавшийся по своему обыкновению прикрытием корреспондента АПН. Глава делегации поселился в резиденции совпосла, а его свиту разместили по гостиницам, располагавшимся в центральной части города.

Я с удовольствием поселил бы Усалева у себя, благо я жил один и в квартире моей места было более чем достаточно. Но мы не могли позволить себе такой роскоши, поскольку Усалеву предстояло провести чрезвычайно сложное и ответственное мероприятие, а потому он поселился в маленькой уютной гостинице, находившейся в двух кварталах от бюро АПН. Отсюда он и должен был совершить свой набег на квартиру Франсуа Сервэна, здесь же и сам Сервэн мог при необходимости в любой момент вступить с ним в контакт.

И наконец последним, на второй день после открытия сессии, в посольство прибыл заведующий сектором отдела загранкадров ЦК — седовласый, немногословный, спокойный мужчина лет шестидесяти, бывший когда-то Секретарем Обкома, который занялся проверкой изложенных в нашей информации фактов о злоупотреблениях Дэ-Пэ-Дэ. Он представился Гладышеву, поговорил с ним минут десять, со мной, к большому моему удивлению, общаться не стал, занял на следующий день пустовавший кабинет Дэ-Пэ-Дэ и приступил к своей работе.

В течение рабочего дня к нему с интервалом в час заходили сотрудники посольства и других советских учреждений, руководители групп специалистов, секретари первичных партийных организаций, рядовые коммунисты.

Вел себя заведующий сектором тихо и скромно и своим присутствием никак не влиял на заметно оживившуюся жизнь посольства. Нам ничего не стоило узнать, о чем он беседует, потому что в числе его собеседников были и наши информаторы, но я категорически запретил Базиленко и другим сотрудникам, у кого они находились на связи, задавать какие-либо вопросы о характере этих бесед. Стоило одному из информаторов проговориться, что сотрудники КГБ расспрашивали его о содержании беседы с представителем ЦК, как на наши головы обрушился бы такой шквал партийных и административных взысканий, по сравнению с которым знаменитые шторма в Гвинейском заливе показались бы детской забавой!

Сессия шла своим чередом, каждый занимался своим делом.

В задачу резидентуры входило оказание помощи главе советской делегации, интенсивно общавшемуся с главами африканских делегаций, а потому часть наших усилий была направлена на получение интересующей его информации о подводных течениях в работе сессии, о расстановке политических сил, о борьбе различных группировок и влиянии на все эти процессы со стороны посольств и делегаций западных стран.

И вот здесь я почувствовал, как нам не хватает «Дожа»! После того, как его контакт с Лавреновым попал в поле зрения местной контрразведки и мы были вынуждены временно прекратить с ним связь, он находился не у дел, а мы лишились возможности из первых рук получать достоверную информацию о политических шагах местного руководства и стоящих за его спиной западных держав, прежде всего Франции.

Лавренов, регулярно бывавший на заседаниях сессии, периодически натыкался на «Дожа» и обменивался с ним многозначительными взглядами, но в контакт, естественно, не вступал.

Я уже подумывал о том, не пора ли поставить перед Центром вопрос о восстановлении прерванной связи с «Дожем», но потом решил потерпеть и дождаться завершения мероприятия с Сервэном: только он мог окончательно прояснить всю ситуацию и сказать, насколько безопасно продолжение работы с одним из самых ценных наших агентов.

Руководство деятельностью резидентуры по освещению работы сессии и оказанию помощи советской правительственной делегации отнимало у меня большую часть времени, но все же главной моей заботой была подготовка вербовочного подхода к Франсуа Сервэну.

Усалев занимался своей журналистской деятельностью, старался не привлекать к себе излишнего внимания местной контрразведки, и без того чрезвычайно озабоченной обеспечением безопасности нескольких десятков делегаций и проведением целого комплекса связанных с этим мероприятий, исправно посещал все пресс-конференции и прочие протокольные мероприятия и вообще вел, как говорится, светский образ жизни. В посольстве он появился только один раз вместе с остальными советскими журналистами на традиционном инструктаже. Тогда же мы перекинулись с ним парой слов и обсудили некоторые остававшиеся нерешенными проблемы, связанные с его участием в операции.

Вся подготовительная работа по организации его встречи с Сервэном легла на плечи резидентуры. К этому моменту мы уже хорошо изучили распорядок дня нашего французского коллеги, знали, как он проводит свое свободное время, в какой день недели чем занимается, где предпочитает бывать. Регулярный контроль его домашнего телефона позволил нам заранее узнать некоторые его планы на ближайшие дни. Так мы сумели определить, что вечером в четверг и в пятницу, если конечно не случится ничего экстраординарного, он будет дома: накануне он получил от адвоката отца документы на право наследования и намеревался с ними ознакомиться.