Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах) (СИ) - Дарья Аредова

Руки не слушались, в глазах заплясали звездочки – я начал задыхаться. От оборотня разило давно немытым зверем.

Ну что ж, не получилось. Чего и следовало ожидать.

— Я проиграл. – Получалось хрипло, но вполне различимо, хотя сквозь звон в ушах трудно определить точно. – Меня тебе хватит для пополнения… сил?

Он пожал плечами. Я почувствовал движение.

— Пожалуй. Ты сильный. Должно хватить.

— Вот и хорошо. Тогда… убей меня. А она пусть идет.

— Ну вот, снова-здорово. Что еще за благородство?

Он слегка ослабил хватку – в глазах медленно прояснилось, и я увидел его лицо. Лицо было крайне озадаченное. Мне сделалось смешно. Он действительно не понимает?

— Она мне дороже всех на свете. Отпусти ее. Просто отпусти и не задавай лишних вопросов. Да убивай уже, чего встал…

Он рассмеялся.

— Пожалуй, мне тебя хватит! Но десерт тоже должен быть!

Зубы оборотня сомкнулись на моей руке – он явно решил поиграться. Я зашипел, двинул ему в нос, он заскулил и отпрянул, затем ухватил за куртку и швырнул, я вернул долг, вогнав второй нож между ребер, чуть не достав до сердца.

Неожиданно зазвонил колокол, разнося в сером небе тревожный, тяжелый набат. Я, наконец, заметил, что мы находимся прямо под стенами Храма. Фанатики сами сделали колокол и установили его на крыше, в надстройке, сместив наполовину расколотую, наполовину осыпавшуюся, стоявшую там явно до них, скульптуру.

Мы оба замерли, глядя на колокол.

И все заволок красный дым.

Дальше случилось нечто совсем уж непонятное: волк пригнулся, поджал хвост и начал пятиться от дыма, скуля, точно побитый щенок. Я настолько удивился, что даже не ударил. А он отступил на несколько шагов, развернулся и умчался, взметнув пыль и каменную крошку.

— Ты там поосторожнее, Селиванов, – послышалось из окна второго этажа. – Иначе некому будет у нас книжки таскать.

Не обратив внимания на слова Настоятеля, я вскочил и подбежал к Аретейни. Она сидела у стены, уткнувшись лицом в колени, но при моем появлении вздрогнула и подняла голову. Я едва не шарахнулся – глаза были абсолютно пустыми.

— Дэннер… – полуслышно выдохнула она, глядя куда-то сквозь меня. Уголки губ чуть приподнялись в улыбке. Мне померещилось, будто в сердце воткнули хороший такой тесак и медленно проворачивают, раздирая рану. Я просто не мог этого видеть!

Ласточка подалась вперед, уткнувшись мне в плечо.

— А ты зачем пришел?

— Т… тебя искал, – с трудом выговорил я, пытаясь заставить подчиниться задрожавшие вдруг руки. Наконец, мне удалось ее обнять, но голос все равно не появился, а горло сдавило, будто меня все еще душили. – И больше так не делай! Я же… – дыхание перехватило окончательно, и голос прозвучал очень-очень тихо и как-то беспомощно. – Я же тебе говорил, не выходить ночью на улицу…

— Ну и что…

— Ну и что?! Тебя же едва не убили!

— Тебе же только лучше было бы, ты сам сказал…

Ну, спасибочки, родная. Добила. Лучше и не придумаешь. И ведь даже не разозлишься – потому что справедливо.

— Неправда! – выдохнул я, отстраняясь и в каком-то отчаянном порыве встряхивая ее за плечи. Я больше не мог выдержать этой ее отрешенности. – Да очнись ты, наконец!! Все, довольно, мне и без того хватило! Прекрати!

Она вскрикнула и уставилась на меня уже осмысленно.

— Но ты же сказал…

— Да забудь ты, что я там сказал, а что не сказал! Мне не все равно!

Глаза ее распахнулись. Я прекратил орать и отвернулся. Слова дались с трудом, будто приходилось вытаскивать их насильно. Еще бы, я же никогда никому такого не говорил. А тут придется – туман ее знает, что она там еще напридумывает.

— Я также говорил и другое. Но ты, наверное, просто не помнишь…

Красный дым клубился вокруг, создавая какую-то тревожную атмосферу. Рука пульсировала болью.

Я должен уйти.

К примеру, в лес. У меня остались еще патроны. Я должен убить Волейнара и убить себя, пока не стал таким же, как он.

Я больше не человек. Жаль, что именно теперь.

— Не помню, – тихо произнесла Ласточка. Я улыбнулся и щелкнул ее по носу.

— Я же люблю тебя. Не сиди на земле, простудишься.

И чтобы она ничего не заметила, я развернулся и направился по волчьим следам. Пусть считает, что я не навсегда ухожу. Так ей будет легче.

— Дэннер! – Она догнала меня и обхватила за пояс, руки сомкнулись над пряжкой ремня с эмблемой патруля – защиты Города от нечисти. Я почему-то никогда раньше не замечал этой иронии, когда цепляли моих товарищей. А теперь, вот, заметил. Знак патруля на одежде твари – забавно!

— Что с рукой? Тебя ранили?

Проклятье.

— Отпусти.

— Это оборотень.

— Отпусти меня!

— Не вздумай!

— Надо.

— Дэннер, а как же Нэйси? А?.. Мы должны ее найти.

— Этим займется Обрез.

— Обрезу плохо! – неожиданно заорала она, разворачивая меня лицом к себе. В глазах читался настолько неподдельный страх, что я мгновенно понял – это не ложь, и не уловка. – Ему нужна помощь! А кроме нас никто не знает, куда он пошел!

Я сунул руку в карман.

— Тогда скорее.

Волейнар

Ох, и потрепал же меня этот рыжий патрульный...

Туман... Давненько я себя так паршиво не чувствовал. Этот упрямый офицер успел основательно попортить мне нервы еще неделю назад, когда вместе со своим отрядом загнал нас в ловушку к самой реке. Но мы решились на прорыв и ускользнули. Из пятнадцати человек патрульных не вернулись десять. Из восемнадцати голов членов Стаи не вернулись шестнадцать. Никому еще не удавалось так нас потрепать. Даже за туманом. Никому. Мы – Стая. Мы – сильны. Непревзойденно сильны.

Рыжий командир был упрям как сто баранов, силен как лошадь и ловок как куница. Прикидывается честненьким да благородненьким, как там это принято одобрять у людишек – а сам хитрый, что твоя лисица, и обманом вовсе не брезгует. В том бою мы потеряли почти всю стаю, и тогда я понял, что впервые в жизни столкнулся с поистине достойным противником.

Мы нападали раз за разом, короткими резкими атаками, чтобы ударить и мгновенно отступить под защиту леса. Почти все время шел проливной дождь – они отстреливались. Остервенело, яростно, упрямо. Они теряли своих товарищей, и тут же, переступая через трупы, атаковали снова. Мы убивали каждую ночь по одному человеку, рассчитывая вызвать страх, но рыжему офицеру было плевать на убитых. Он вздергивал подчиненных буквально за шиворот, как трясут нашкодивших щенят, и солдаты вытирали на ходу сопли, и снова бросались в бой. Они мерзли в засадах, часами валяясь в кустах под проливным дождем – чтобы затем застрелить очередного члена стаи – аккуратно, точно и безжалостно. А еще нас именуют убийцами – на себя бы посмотрели. Они ничуть не лучше нас. Они – даже хуже. Это благодаря им мир сделался таким.

Человек… венец Природы… ну, да. Человек – убийца Природы, и иначе быть не может. Покажите мне хотя бы одного зверя, который уничтожал бы свою землю. Вот, то-то и оно…

Стая атаковала. Число убитых с обеих сторон переваливало за полдюжины. Рыжий офицер, стоя под проливным дождем на берегу реки, коротко и резко отдавал приказы, и его голос будто рубил мерный дождевой шелест. Мы прятались в кустах неподалеку, и видели все это. Кто-то из патрульных закричал что-то, громко и зло, рыжий отозвался, солдат в ответ поднял винтовку, целясь ему в грудь. Слов мы не разбирали, но сцена была понятна и без слов. Остальные замерли, растерявшись. Глупые, ущербные существа. Рыжий молчал несколько секунд. Затем что-то произнес. Очень тихо, слова слились с дождем, но солдат растерялся и даже, будто бы, опустил оружие.

Вот тут-то рыжий резко вскинул руку – и прогремел выстрел. Солдат вздрогнул и пошатнулся, ухватился за ухо, кровь смешалась с дождевой водой. Рыжий еще что-то сказал, развернулся и направился в сторону лагеря.

Никто не выстрелил в спину. Даже бунтовщик выглядел пристыженным. И все сникли – тише воды, ниже травы. А ведь командир даже никого не убил. Просто припугнул, я так понимаю. Трусы.

Нет, не трусы вовсе. Чтобы с нами сцепиться нужно ого-го сколько смелости. Рыжий не только создал этот огонек, в темном лесу, где каждый вздох может стать последним, под бесконечным ливнем, под серым грозовым небом, в атмосфере ежесекундной смертельной опасности – он не только заставил их не испугаться. Он еще и каким-то непостижимым образом поддерживал в них отвагу. И сражались они под руководством рыжего командира смело и решительно – до тех пор, пока все же не проиграли. Проиграли – но я могу поспорить на что угодно: будь на их месте кто другой – они бы и суток не продержались. Эти же удерживали нас на расстоянии от города в течение десяти дней. Десять дней! Есть, на что дивиться.