Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах) (СИ) - Дарья Аредова

Я непроизвольно ухватила его за руку, и он сжал мои пальцы. Этот нехитрый жест придал уверенности – такая теплая надежность человека: все будет хорошо. Я рядом. Жест, единый для всех языков, национальностей и стран. И сделалось значительно легче.

— Почему так?

Зеленые глаза сузились, внимательно изучая деревья.

— Я не знаю. Надо идти.

— Надо, – согласилась я, делая шаг вперед, но Дэннер удержал меня за руку.

— Нет. Ты беги в участок, предупреди наших. А я найду Обреза. Приведешь помощь.

— Опять геройство?! – взъярилась я, разворачиваясь к нему лицом. – Может, хватит?! Будет с тебя, нагеройствовался на всю оставшуюся жизнь!

Дэннер чуть улыбнулся.

— Звучит как хорошая шутка.

Я осеклась. И правда, лучше и не могла сказать в свете сложившейся ситуации. Нечисть на месте пристреливают?.. Как бы ни так. Оборотень там, или не оборотень – я не позволю ему покончить с собой.

Не позволю.

— Возвращайся, – спокойно продолжил Дэннер. – Я для них свой, я не еда. Меня не тронут. То есть, тронут, разумеется, но шансов у меня больше. А ты живая не в пример полезнее, чем убитая.

Я стиснула зубы. И ведь прав, сволочь. Прав!

Где-то в груди поднялась волна отчаянного, яростного упрямства – ну уж нет! Не отпущу! Только не одного в лес, на ночь глядя! любой ценой!

Дэннер даже отшатнулся – настолько, видимо, шибанула моя аура – но тут же ухватил меня за обе руки.

— Аретейни...

— Заткнись! – взвизгнула я, стискивая его пальцы. – Никуда ты один не пойдешь, слышишь! Не пойдешь! – Последнее я орала не надеясь, разумеется, его убедить, скорее, просто от отчаяния, потому что знала: пойдет. Пойдет, и еще как. – И даже думать не смей, понял?! Я не...

— Ласточка!.. Ласточка, послушай меня! Послушай... Это единственный шанс. Пойдем вместе – погибнем оба. Ласточка... я ведь не просто тварь. Я тварь с оружием. Мне практически ничего не грозит. Но защищая тебя, я рискую сам...

Не выдержав, я шагнула вперед и прижалась к нему, изо всех сил вцепившись в воротник форменной косоворотки. Я все это понимала. Разумеется, понимала... Но разве можно вот так вот отпустить его в хищно шелестящую тьму, к опасным монстрам? Можно – развернуться и уйти, зная, что ему грозит смертельная опасность?..

Я не смогу.

Наверное, я слишком слабая просто. Характера у меня нет, вот что...

Дэннер обнял меня – и вдруг принялся целовать мои руки, – сами собой расцепились судорожно сжатые пальцы, – гладить по волосам. Всегда сильный, полный спокойной уверенности, голос его вдруг зазвучал совсем тихо и как-то потерянно.

— Не надо... Ласточка, не стоит... я вернусь, правда, вернусь... я обещаю... не нужно... ты не переживай за меня, я же патрульный, я справлюсь... в конце концов, это моя работа... ты же у меня сильная, Ласточка, зачем ты так?..

У меня.

«У меня»... Вот так вот. А я еще сомневалась... дура!

— Дэннер... – Слезы предательски подступили к горлу, но я изо всех сил стиснула зубы, так, что заныло в висках. Извечная женская пытка, устоявшаяся в веках – отпускать любимого на верную смерть и при этом еще и улыбаться, когда сердце выжигает каленым железом самое мучительное в мире чувство – страх за родного человека. И ждать. Ждать... Шагов на пороге, письма, похоронки. Только ждать, самой превращаться в чистое ожидание, нервы – туго натянутые струны, вот-вот лопнут, и знаешь, что когда-нибудь придет – не смирение, нет – спокойствие. И остается только одно – верить. Смотреть на фотографию, прижимать к сердцу, сдерживая слезы, вопреки всему улыбаться – и верить. Так было всегда, и так будет, пока существует человечество. А ведь оно существует. До сих пор существует. Может, только эта женская вера его и спасает?.. Ведь каждая женщина немного ведьма.

Нет, я этого просто не выдержу. Сейчас или никогда.

Отчаянное движение, боль в висках, соленые слезы, быстрое прикосновение к губам – теплое дыхание... Все.

Я развернулась и как можно быстрее, чтобы не успеть ни оглянуться, ни вернуться, не разбирая дороги, помчалась в участок.

Дэннер

Сколько раненых в битве крутой,

Сколько их в тесноте медсанбатов

Отнимали у смерти слепой

Люди в белых халатах.

Люди в белых халатах

Отнимали у смерти слепой...

Голос мой слегка прерывался, но это скорее не от волнения, а от нежелания пропустить возможную опасность. Пока что, никто на меня не нападал, но я ведь знаю что наш лес – далеко не самое подходящее место для прогулок. Твари попрятались по кустам – чуяли, сволочи, оборотня. И сидели тихо.

Как-то непривычно это было – сознавать себя самой хищной тварью на свете. Я то и дело непроизвольно оглядывал свои руки, которые, разумеется, ничуть не изменились, прислушивался к собственным ощущениям. Нет, еще не превращаюсь. То есть, превращаюсь, но жажда крови пока что не пробудилась, и это было хорошо. Вот, верну домой Нэйси с Алисой – тогда пусть пробуждается сколько ей угодно. Надо же мне, в конце концов, прикончить Волейнара, или как его там...

Так я и шел по лесу, периодически отстреливаясь от самых отчаянных и мурлыкая песенки. Пристрелил нескольких упырей, пару раз едва не угодил в ловушки и, наконец, вышел к реке.

Здесь деревья подступали к самой воде, полоща длинные черные ветви в бирюзовых волнах. Вода лениво накатывала на берег, тут же отступая обратно, чтобы затем вернуться вновь. Этот вечный танец можно было наблюдать долго, но времени любоваться на красоты постъядерной Природы у меня не было. Завод возвышался впереди, за излучиной реки, темной громадой поднимаясь из леса. Можно было пройти вдоль берега, можно – под сенью деревьев: я знал, что сейчас я в относительной безопасности. Что ж, у оборотней есть свои преимущества, и этого я не мог не признать.

Под сапогами зачавкала раскисшая почва, покрытая бирюзовыми лужицами. Я присел на корточки, черпнул ладонью воды и пригляделся внимательно.

Они были маленькие, очень маленькие. И шустрые. Они носились, словно заведенные, туда-сюда в непрерывном и беспорядочном движении, периодически выпуская в воду бирюзовые облачка. Интересно как... Вода стекала сквозь пальцы и капала на мокрую землю, а маленькие существа оставались на ладони. Мне вдруг сделалось жалко их, и тогда я хорошенько прополоскал руку в луже, но это было бессмысленно – их было слишком много. Откуда они появились? Я не знал. Только понял, что появились они совсем недавно. Может быть, именно им я обязан жизнью – тогда, когда спасал Алису. И Алиса, точно так же как и я, у них в долгу. С тех пор как они появились, в реке больше нет тварей, и вода не растворяет человеческую плоть, словно бумагу. Какие еще тут могут быть версии?

Может быть, права Аретейни. Да скорее всего, именно так и есть. Она права. Мы – дети мертвого мира, убитого нашими предками. Мы – болезнь планеты, паразиты в ее совершенной, гармоничной системе. Мы – как вирус в крови, разрушающий здоровый организм.

Откуда же мы взялись?.. Почему мы так сильно отличаемся от тварей и живших когда-то давно на этой планете животных? Мы похожи на ошибку Природы, мы ущербны по сути своей. У нас нет шерсти для того, чтобы защищаться от непогоды. Нет и хитиновой брони, охранявшей бы хрупкую плоть от механических повреждений. Мы не имеем ни ночного зрения, ни ушей-локаторов чтобы охотиться, не имеем когтей и клыков чтобы обороняться и добывать себе пищу, наконец, нет у нас и хвостов для поддержания равновесия.

Впрочем, у нас ведь есть разум. Но не он ли привел нас к собственной гибели много лет назад? Логично ли называть разумом то, что разрушает?..

И мы вынуждены шить себе одежду, готовить еду, чтобы не заболеть чем-нибудь, строить города и делать оружие. Может быть, это не твари – а именно мы и есть настоящие мутанты?..

Я читал что люди – это самая молодая форма жизни на планете, они появились много позже всех остальных животных, и версий их появлению очень много. В одной книге говорилось, что мы эволюционировали из отдельного подвида южных зверюшек, в другой – что нас создали боги, в третьей – что мы явились с другой планеты... Не знаю уж, чему верить. Но ясно вижу: мы чужие здесь. Мы только все портим...

Я старательно обошел крупный желтый огонек – и вдруг в который раз услышал за спиной едва заметный быстрый шорох. Интересно, кто это за мной идет от самого города. Был бы это враг – давно бы напал, для этого у него было много оказий. Следовательно – вовсе и не враг даже, а друг. Зачем идет?.. Может, охраняет?..

Ладно, пусть себе идет. У него свое дело, у меня – свое. Захочет – покажется.

...Я, наверное, не заметил, как свернул с дороги. Может быть, случайно, может – по наитию, но, так или иначе, река оказалась далеко слева – пришлось обходить болотце с химерками – а чаща сгустилась, и, заметив, наконец, что иду не туда, я остановился.