Маяковский и Шенгели: схватка длиною в жизнь - Николай Владимирович Переяслов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Интересна поэма и с формальной стороны. Вообще все поэмы Шенгели написаны в довольно традиционном ключе: они имеют строгий сюжет, завязку действий, героев и антигероев, кульминацию, эпилог. Но «Эфемера» – поэма иная, скорее модернистская. Это поток сознания, сон, в рамках красочного стиха. Превосходно вооруженный филологической культурой, поэт достигает эффекта благодаря сжатости стиха, его энергичности, когда отсутствие рифм при чтении не замечается».
Я думаю, что добавить к сказанному Шаповаловым о данной поэме уже почти нечего; если что-то и осталось еще сделать – так это прочитать саму поэму «Эфемера». А заодно также – прочитать и выпущенную в 1988 году издательством «Современник» при составительстве Михаила Шаповалова всю книгу Георгия Шенгели «Вихрь железный», которая включает в себя целых пять поэм – «Поручик Мертвецов», «Девятьсот пятый», «Пушки в Кремле», «Гарм» и «Ушедшие в камень». Обо всех мы уже понемногу говорили на протяжении этой книги, разве что – кроме нескольких начатых, но так оказавшихся и не оконченными поэмах «О доблестях, о подвигах, о славе…», «Разрешите мне, читатель, подурить немного с Вами…», «Карфагенская бритва», «Поэма о двухголовом человеке», «Севастополь», «Богатыри Невы», а также оставшейся вне поля нашего зрения поэмы «Тайна кавторанга», над которой Шенгели работал с 6 апреля по 21 марта 1947 года. Эта поэма отчасти фантастическая, отчасти прогностическая, но показывает читателям то, что может ждать нашу планету в грядущем и подготавливает людей к спокойному и достойному ожиданию нашей возможной участи:
…И настал последний день, в который
«Треснула орехом» грудь Земли,
И сползли в ее зиянье горы,
Башни, грады, храмы и кремли.
И земля ликующею лавой
Кончила с людской бесславно славой,
Чтоб столетья «сами течь могли»!
И какой-то, может быть, последний,
Где-то затаившийся беглец,
Умирая средь полярных ледней,
Заносил над мрамором резец.
Говорит монах, что он, как воин,
Был настойчив, собран и спокоен,
Безысходный осознав конец;
Что фигуры на его пластинах
Были четки, точны и ясны,
Так что «мысль на крыльях лебединых
Воспаряла в Божьи вышины»,
И что было это «завещанье
Никому» – «слезою покаянья
Над гробницей мировой весны».
Здорово? И если уж монаха
Так пробрало, то и мне не стыд,
Что струна отчаянья и страха
Десять лет в моей душе звенит.
Вдумайтесь, мой давний друг и милый,
В эти довременные могилы,
В мертвый мир, что в недрах мира скрыт!
Нет исхода. В райских пальмах скука.
Целей нет. Владеет миром смерть.
Тизифоною – несет наука
Огненных тифонов круговерть:
Раз – и нет! И начинай сначала!
Тот же кол и на колу мочала, —
И опять меняет звезды твердь!..
Вот и все. Вот все мои заметки;
Пусть я их в тоске писал, в бреду,
Но – не как заморыш статуэтки —
Я от спрутов молока не жду!
Дьявольской игры не принимаю!
И на смерть иду; зачем – не знаю,
Но – спокойно – капитан! – иду…
Но разве спокойно мы должны относиться только к грядущим планетным катаклизмам, космическим угрозам? Похлеще пожаров, цунами и землетрясений Землю из века в век уничтожают бездумные шаги всевозможных властителей, бесконечно воюющих за свою власть над миром. Не случайно Георгий Шенгели так много внимания уделял вождям молодой России – Ленину и Сталину, участие которых в судьбе нашего государства оставило такой большой и неизгладимый след.
«Я часто думал: “Вождь…”»
В третьем номере журнала «Наш современник» за 2006 год в преддверии к публикации эпического цикла Георгия Шенгели об Иосифе Виссарионовиче Сталине известный московский критик Сергей Станиславович Куняев написал следующее: «Огромная поэма “Сталин”, созданная в 1937 году, – не гимн и не акафист. Это была напряженная, во многом мучительная попытка понять сакральную природу власти, ответить на вопрос: в чем смысл пришествия вождя и в чем суть его силы? Уже в те годы Шенгели видел в Сталине не примитивного тирана и не обожествленного спасителя, а личность, на которой скрестились магические лучи времени, человека, который овладел рычагами исторического процесса.
И совершенно естественно возникают в контексте поэмы имена Суллы, Гильдебранда, Кромвеля, Наполеона… Шенгели ставит имя Сталина в мировой исторический контекст, объясняя себе, как и почему, при помощи каких сил пришел к власти тот или иной исторический деятель и как он эту власть утратил…
Поэма “Сталин” не была опубликована ни при жизни вождя, ни при жизни самого поэта, ни даже после его смерти. Аналогии Сталина с Суллой, Кромвелем и Наполеоном пришлись явно не ко времени – в ходу были идеализированные поэтические портреты. А спустя десятилетия из Шенгели вылепили образ законченного либерала по перестроечным лекалам. И здесь тем более не было места его эпохальному эпическому труду, даже отрывки из него не вошли в последнее избранное поэта “Иноходец” (М., 1997) в составлении Вадима Перельмутера…»
Надо сказать, что все еще не дошедшие до читателей грандиозные поэмы Георгия Шенгели остаются до сих пор не включенными в культурный обиход современной России, хотя они уже давно могли бы (и должны были!) работать, открывая людям глаза на то, какими в стране были и обязаны быть и политика, и экономика, и настоящая литература. А главное – какой в стране должна быть наша власть, достойная того, чтобы ее воспевали поэты. Только не такими стихами, какими осыпало советскую власть большинство наших официальных поэтов. Потому что называться настоящей поэзией может только то, что диктует поэту его сердце, но только никакая не наилучшая из партий, какой бы замечательной она ни была. Именно это и двигало мыслью и пером Георгия Шенгели, работавшего над его эпическим циклом «Сталин», который был завершен им уже к 1937 году. Одна из «тем» всего
