Что может быть лучше? (сборник) - Михаил Армалинский

Приходилось осторожничать – Дэвид старательно выбирал своих партнёрш, прежде чем к ним приближаться, убеждаясь, что они действительно одни, и свою кисть в момент наклеивания Тотала он скрывал под специально сшитой рубашкой из обильной лёгкой ткани.

Три часа исчезновения женщины не были достаточно долгим сроком отсутствия, чтобы вызывать панику среди её родственников и друзей. Кроме того, совесть Дэвида была абсолютно чиста – он знал, что не наносит женщине никакого вреда, а лишь даёт ей огромное наслаждение. И хотя она не запомнит, что с ней произошло, но она всегда будет носить в себе чувство приобщённости к великой свободе, что будет благотворно влиять на всю её последующую половую жизнь.

Одно лишь вызывало сожаление у Дэвида – с некоторыми женщинами ему хотелось встретиться более одного раза. Некоторых хотелось бы держать при себе как постоянных любовниц. Но он знал, что давать вторую дозу Тотала чрезвычайно опасно, и потому это было впервые в жизни, когда он сетовал на необходимость разнообразия женщин. К счастью, у него была Джой, которая удовлетворяла ту часть его души, которая нуждалась в регулярности и стабильности отношений.

Однажды Дэвид сидел в кафе у моря. Перед ним билась морская вода, которая, подначиваемая ветром, часто становилась угрожающей из-за своего громадного количества. Все столики были заняты людьми, а чуть поодаль стояли кресла, в которых люди, развалясь, мечтательно смотрели вдаль, или читали, или тихо переговаривались. На одном из кресел сидела девушка лет шестнадцати, она попивала лимонад и почитывала книжку. Её созревшее тело, не оставляющее сомнений в своём предназначении, грациозно заполняло пространство кресла. Девушка перекладывала ногу на ногу, и между ног мелькали крохотные кусочки материи шортов. Полные груди, не терпящие лифчика, еле мирились с тонкой тканью маечки, и соски подсматривали сквозь полупрозрачную ткань на рты мужчин, чтобы потом отдаться ртам младенца. Рядом с ней было свободное кресло, Дэвид сел в него и краем глаза ощупывал её. Он знал, что сделает ошибку, если попытается с ней сблизиться на людях. Он не мог уходить с незнакомой юной девушкой на глазах у всех вокруг. Потому-то он и взял себе за правило брать женщин только в толпе и рядом с припаркованной машиной, чтобы путь вдвоём был минимален и их никто не заметил.

А теперь эта сочная красавица соблазняла его близостью своей плоти. Она не обращала на Дэвида никакого внимания, он не существовал для неё как мужчина, а значит, и как человек, но он знал, что одно его движение – и девушка станет смотреть на него не только как на хозяина, но как на бога – бога Любви. Пока Дэвид об этом размышлял и уговаривал себя повременить ещё несколько минут, он увидел, как кто-то подошёл сзади девушки и смело закрыл ей глаза ладонями. Девушка без усилий скинула руки, обернулась, и Дэвид тоже повернул голову – за девушкой стоял мужчина лет 40, и сразу стало ясно, что это был её отец.

– Все тебя уже ждут на яхте, – сказал он, смеясь.

Девушка быстро встала, улыбнулась и пошла вместе с мужчиной. Дэвид подумал, что, быть может, это вовсе не отец, а любовник. Он держал её за плечо, а она послушно шла с ним рядом, но не прижимаясь к нему, как это было бы обязательно, если бы это был любовник, но, быть может, этот мужчина купил её и потому она ещё не может преодолеть стыда… Как же, она сказала – папа, вдруг вспомнил Дэвид. Конечно, это отец, и каково было бы приключение, если бы Дэвид не удержался и начал бы своё предприятие. Пришлось бы тогда насадить Тотал и отцу, но что тогда было бы с ним делать? Стравить отца и дочь? – подумал Дэвид, но это было бы противоречием его позиции – никому не наносить вреда. Кровосмешение могло бы пагубно сказаться на них, если бы Тотал стал действовать неодинаково на отца и дочь и кто-нибудь из них вышел бы из-под влияния Тотала раньше другого. Кроме того, отсутствие одновременно отца и дочери могло бы вызвать панику у ожидавших: их на яхте. Так что всё оказалось к лучшему, и Дэвид ещё раз дал себе слово, что надо действовать только в толпе и с одной женщиной. «Не жадничать, – сказал он себе. – Разнообразие одиночных женщин должно заменять опасность групповщины».

Дэвид, как и большинство людей, с презрением смотрел на стариков, женящихся на молоденьких. Женитьба представлялась никчёмной попыткой постоянно ебать молодуху, тогда как женитьба этого вовсе не гарантирует, а является лишь деловым контрактом для создания удобства при взращивании детей. Не знать такого для пожившего человека – непростительно и позорно. Но отношение к старикам резко меняется на уважительное, когда они бодро ебут молодых любовниц, имея притом добропорядочную жену-ровесницу. Так что когда старик ебёт молоденькую, то его только похваливают, а когда он женится на ней, то его справедливо считают дураком.

В обоих случаях молоденькая женщина сексуально безразлична к старому телу, но кратковременной любовнице, в отличие от жены, это легче удаётся скрывать.

Дэвид был горд, что его любовницы жаждут его, хотя он вполне отдавал себе отчёт, что причиной тому не его мужские чары, а Тотал. Но он испытывал на себе истинную женскую страсть, и ему было безразлично, чем она вызвана. Даже в так называемом счастливом браке жена, совокупляясь с привычным мужем, растравливает свою похоть фантазиями о других мужчинах, и страсть к Дэвиду, вызванная Тоталом, была для него много предпочтительней, чем страсть, перепадающая ему из-за фантазий о других.

Случилось так, что одна из женщин Дэвида, которую он привёз домой из людного торгового центра, оказалась родом из России. Дэвид услышал её густой знакомый акцент, когда она разговаривала с продавщицей. Он дождался, когда россиянка вышла из магазина, и представился ей на родном языке. Катя обрадовалась, так как Дэвид был первым русскоговорящим, кто ей попался в Америке. Она приехала в Штаты всего две недели назад к мужу-американцу, с которым познакомилась по Интернету. Дэвид предложил ей выпить по чашечке кофе, и в оживлённом разговоре, по-дружески взяв её за руку, он другой рукой незаметно приклеил Тотал на её предплечье. Впервые дав команду «Ко мне!» по-русски, Дэвид повёл шёлковую Катю к своей машине. Дома, раздев полногрудую, кровь с молоком, двадцатитрехлетнюю женщину из Саратова с густыми волосами на лобке и пушком под мышками, Дэвид оказался в состоянии восторга, которого он давно не испытывал. Пизда Кати смачно пахла вечностью, подмышки – свежим потом, а кожа её от жары была солоновата на вкус. Дэвид даже не стал ей делать тест на венерические болезни, и Катя восхищалась своими небывалыми ощущениями на русском языке, который напомнил Дэвиду о начале его жизни.

Вернув Катю в кафе, откуда он её увёз, Дэвид еле сдержался, чтобы не взять её телефон и адрес, чтобы подкараулить её где-нибудь для второго раза. Но он сдержался, понимая, что его малодушие может исковеркать жизнь милой и небывало родной телом и языком женщины.

Получив неограниченный доступ к молодым и красивым женщинам, Дэвид почувствовал в себе пренебрежительное отношение к своим одногодкам, он называл каждую «старушкой на курьих ножках», признаваясь себе, что ведёт себя как нувориш, на которого свалилось богатство и который сразу задрал нос перед своими знакомыми и родственниками и перестал их замечать. Ведь раньше он жаловал старушек своим вниманием, но это, как он понял, было лишь вынужденным согласием с отягчающими обстоятельствами – беспомощностью перед молодыми женщинами до Тотала. Вся его любовь к старым женщинам была лишь защитной реакцией на недостижимость молодых.

Итак, годы Дэвида на пенсии походили и впрямь на золотые. Большинство людей к старости жиреет, будто их ждёт не смерть, а долгая зимовка, которую надо продержаться до воскрешения. Но Дэвид весил столько же, сколько в свои двадцать пять. Правда, после ланча Дэвид теперь должен был поспать около часа (возраст брал своё), а затем отправлялся в людное место неподалеку от его дома и выбирал себе очередную женщину. Когда Дэвид возвращал её на исходное место, уже наступало время обеда, и он проводил его в ресторане с Джой или в одиночестве, которое не тяготило его. Он свёл знакомство со своим ровесником Риком, когда попробовал играть в гольф. Этот вид спорта не увлёк Дэвида, но зато приятельские отношения с Риком продолжались. Рик в былые годы владел винным магазином и теперь делился своими знаниями с Дэвидом, когда они заказывали вино к обеду и ликёры на десерт. Им было легко друг с другом. Рик любил пошучивать: «Мы с тобой «призывного возраста». Дэвиду меньше всего хотелось предвкушать смерть, когда вкушение жизни было таким восхитительным. Он ощущал себя мальчиком, но с телом, которое, как родитель, не позволяет делать всего, что хочется. Дэвид всегда любил быстро бегать, но теперь ноги по привычке могли сделать рывок, но сердце сразу останавливало бег, напоминая ногам об их зависимости от остального тела.