Мозес - Константин Маркович Поповский

что не умеем разобрать в темноте дорогу или же потому, что и разбирать-то нам особенно ничего не приходится, поскольку не существует и самих дорог? Или, может быть, имеются еще и другие причины, сэр?..

Как бы то ни было, Мозес, попробуй теперь ответить, дружок, – имеешь ли ты право спросить после всего сказанного: сто́ит Истина вообще того, чтобы мы ломали голову над подобными загадками? Проводили жизнь в недоумении? Стучали в невесть какие сомнительные двери? И что это, с позволения сказать, за Истина, которая на каждом шагу норовит подсунуть нам этакие головоломки? Истина-шалунья, сэр. Этакая резвушка в коротеньком платьице. Будьте, как дети, хи-хи… Жила была девочка и звали ее, э-э… – Ее звали Красная Шапочка, сэр. Красная Шапочка, Мозес. – В каком, прошу прощения, смысле? И потом – разве это избавит нас от сомнений: следует ли нам надрать негоднице уши или, напротив, продолжать отгадывать ее загадки? Не спать ночей? Вздыхать, глядя на Луну? Тосковать, провожая взглядом заходящее солнце? Пить уксус? И все это затем, чтобы, конечно, получить в результате какую-нибудь милую безделушку, фарфорового слоника, например, или щипчики для орехов, или что-нибудь еще из того, что могло бы украсить нашу жизнь…

– Сдается мне, что ты опять кощунствуешь, Мозес, утомительно и, скорее, по привычке, чем от чистого сердца. Разве не ты видел сегодня великую Рыбу, не имеющую границ и не знающую своего имени? Была ли она похожа на фарфоровых слоников или, может быть, на что-нибудь другое? Не было ли открывшееся тебе невообразимым, Мозес? Не царский ли подарок преподнесла тебе сегодня Истина, глупец?..

– И тем не менее, сэр. И тем не менее, Мозес. Пусть она даже одарит нас чем-то невообразимым, эта Истина, исполняющая роль Санта Клауса, нам все равно не избежать кое-каких щекотливых вопросов, главным из которых, конечно, останется вопрос – что, собственно говоря, нам делать со всеми этими подарками, сэр? Во что, так сказать, их употребить? Ну, вы понимаете, сэр? – Ну, конечно, себе на пользу, Мозес. Именно так – себе на пользу. На что же еще, Мозес? – Отлично сказано, сэр. Себе на пользу. А что же потом? – Что потом, Мозес? – Вот именно, сэр. Потому что все, с чем нам приходится сталкиваться в этой жизни, служит, так сказать, исключительно для одноразового использования, сэр, – будь это наша жизнь или что-нибудь помельче. Одноразового, Мозес. Оттого вопрос «а что» всегда наготове, даже если у вас и в мыслях не было его задать. Это как с известного рода женщиной, сэр. Стоит добиться своего, как немедленно начинаешь недоумевать по поводу того, что, собственно, она делает в твоей постели? Только врожденное чувство деликатности, сэр, не позволяет мне развивать эту тему подробнее. – Да ты просто циник, Мозес. Уму непостижимо, как я уживался с тобой столько времени под одной крышей. Тем более, Мозес, что ты, как всегда, говоришь о земном, в котором ты погряз по уши, словно старая телега, попавшая в грязь, тогда как речь у нас давно идет, фигурально выражаясь, о небесном. Дары Истины, Мозес. Неплохо было бы, конечно, отличать к сорокам годам божий дар от яичницы, ну, это уже, как говорится, кому как повезет, Мозес!– Земное или небесное, не вижу, по правде говоря, большой разницы, сэр. – Не хочешь видеть, Мозес. – Просто не вижу – и все тут, сэр. – Но ты ведь так не думаешь, Мозес? Ты просто говоришь так из чувства противоречия, вот и все. – Я говорю так, потому что так думаю, сэр. Иначе, зачем было бы и говорить? – Выходит, ты у нас просто дурак, Мозес?.. А я и не знал…

Странное дело, но всякий раз, когда я задаю себе этот вопрос, мне на память приходит мадам Познер, восьмидесятилетняя старушка из Барнельвильского дома престарелых, у которой был одноногий сын, приезжавший к ней по воскресениям, чтобы на зависть всем катать ее на своей инвалидной машине с ручным управлением. Старушка обладала всеми возможными добродетелями и только одним единственным недостатком: стоило ей открыть форточку, окно или дверь, как ей мерещился бьющий оттуда необыкновенный свет, в котором купались маленькие золотистые ангелочки. «Они все равно, что бабочки» – с умилением говорила она, складывая на груди руки. Позже старушка призналась, что видит свет даже тогда, когда снимает крышку с кухонной кастрюли. Довольно часто я заставал ее застывшей возле какого-нибудь кухонного шкафчика или открытого холодильника, и выражение ее лица свидетельствовало в пользу того мнения, которое рассматривало благодать отнюдь не в качестве досужей выдумки. Во всем остальном мадам Познер ничем не отличалась от прочих обитателей Барнельвильского дома престарелых, которые – к слову сказать – как один, терпеть не могли эту благодатную старушку, пытаясь всячески усложнить ее жизнь мелкими, но зачастую весьма изобретательными пакостями. Совершенно, между тем, безрезультатно. Мадам Познер, похоже, даже не понимала о чем идет речь. «Вижу, вижу», – бормотала она, открывая бельевую корзину или дверцу духовки, и ей-богу, это звучало ничуть не хуже филофериевского «диспут окончен

Да, именно так это и звучало, черт меня подери! Много раз меня подмывало задать ей вопрос, видит ли она этот свет, когда открывает дверь в ватерклозет или поднимает крышку ночного горшка. Но всякий раз меня что-то останавливало, сэр.

– Надеюсь, это была не врожденная деликатность, Мозес. И что же тебя останавливало, дурачок?

Полагаю: душераздирающий смех, сэр.

Вот что, с вашего позволения.

Потому что, подумайте сами, сэр. Что бы я стал делать, если бы старушка ответила на мой вопрос утвердительно?

54. Лекарство от пустоты

Еще неизвестно, что сказал бы этот самый Филоферий М. по поводу Божьей воли, которая сама-то, похоже, руководствовалась в своих решениях Бог знает чем, – неизвестно, что сказал бы этот жалкий филистер, если бы в один прекрасный день он вдруг не почувствовал себя обманутым и униженным тем Великим унижением, на которое способны были одни только Небеса, – этот самый Филоферий М., оказавшийся вдруг посреди тротуара с волосами, в которых запуталась яичная скорлупа, колбасные очистки и прочая дрянь. А это, как правило, можно обнаружить, если тебе на голову неожиданно и без видимых причин опрокидывают из открытого окна полное мусорное ведро. И это, повторяю, безо всякой вины, которую бы ты за собой знал.

Мир полон загадок, Мозес.

Загадок, которые нам никогда не разрешить, потому что все они, в конце концов, загадываются нами же и о нас же самих, так что с первого взгляда становится ясно – если тут чем-то и пахнет, то уж во всяком случае, не отгадками, и это легко могла бы подтвердить первая попавшаяся головоломка, разгадать которую вряд ли смогла