Мозес - Константин Маркович Поповский

Впрочем, ничего из ряда вон выходящего.

Какая-то невнятица насчет того, что лучший выход из всякого затруднения заключается в том, чтобы не обращать внимания на чужие истины, сэр. Жить в мире, о котором нельзя даже сказать, есть ли он. Идти, не придавая значения тому, куда идешь. Не оглядываться и не возвращаться туда, откуда ты пришел. Не в этом ли, в конце концов, и заключалась высшая мудрость, сэр?

Полагаю, ты знаешь что говоришь, Мозес?

Полагаю, что черта с два, сэр.

Черта с два, милый.

– И все равно, – добавила она торопливо и настойчиво, словно хотела, чтобы последнее слово все-таки осталось за ней, – все равно я буду до потери сознания ходить в эти чертовы супермаркеты и примерять платья и туфли до тех пор, пока меня не отвезут на кладбище.

Потому что, – добавил он про себя – иногда они способны немного притупить боль и даже сделать жизнь на несколько часов счастливой и прекрасной.

– Ты ведь меня не бросишь из-за этого?

Судя по голосу, впрочем, было понятно, что это была не та тема, которая волнует ее с утра и до ночи.

– Я еще не решил, – сказал он, держа ее за руку и, кажется, думая, что заглядывая в глаза друг другу, мы напоминаем себе о несовершенстве мира, а заодно не даем забыть себе о своем собственном несовершенстве. Это значило, наверное, что совсем не так важно, как мы живем и что делаем в этом мире, раз уж мы научились закрывать пустоту другого своей собственной, бесконечной пустотой.

Конечно, речь шла только о тех из нас, кому повезло, сэр.

Кому повезло, дурачок.

55. Филипп Какавека. Фрагмент 170

«По согласному мнению и новых и древних теологов Бога нельзя принудить. Например, Его нельзя принудить услышать наши жалобы и мольбы, тем более – ответить на них. Правда, с другой стороны, нельзя принудить и нас – стенающих и вопящих – не стенать, не жаловаться и не вопить. Ведь жалоба и плач, да не они ли наша истинная природа, над которой, как это подозревали еще древние, не властна даже смерть?

И верно: разве сущность населяющих Аид, Шеол или Кум теней, не суть только плач, только жалоба, только похожая на порыв осеннего ветра мольба? Чем же еще заняты они, эти тени, как ни тем, чтобы принудить Бога услышать их и им ответить? Конечно, они не хуже нас знают, что Бога принудить нельзя. Но не вся ли Вечность у них в запасе?»

56. Ночные стуки

В последнее время Мозес часто просыпался ночью оттого, что кто-то стучал в его окно, – негромко, но настойчиво барабанил в стекло, словно торопясь сообщить что-то важное, иногда же постукивал совсем легонько, словно извиняясь за то, что приходится будить Мозеса посреди ночи. И при этом – совершенно непонятно зачем и для чего. Иногда, просыпаясь, Мозес еще успевал услышать этот затихающий вдали стук. Так, словно тот давал ему понять, что услышанное было совсем не сном, а доподлинной реальностью, к которой следовало прислушаться, и которую было бы не лишним принять во внимание. Случалось, что приходя в себя после сна и тараща глаза в обступивший его мрак, Мозес действительно начинал прислушиваться к царящей вокруг тишине, ожидая, что стук повторится, и это позволило бы ему понять его происхождение. Но звук не повторялся. Он ускользал от понимания, давая иногда Мозесу повод впасть в мрачные размышления о том, что жизнь коротка, а смерть не устает напоминать нам о себе, делая все наши дела и намерения сомнительными, недостоверными и пустыми. Впрочем, такие мысли приходили к Мозесу не всегда. Гораздо чаще, глядя в окружающую его темноту, он утешал себя нехитрыми соображениями, в которые, конечно, не верил сам, но которые, тем не менее, обладали способностью успокаивать и делать печаль не такой острой, подобно корню валерьяны или настойке ромашки. Теми соображениями, на которых всегда можно было отыскать бирку с сертификатом качества, что почти примиряло тебя с ними, тем более, что все они в один голос – хотя и разными словами – не уставали твердить одно и то же, а именно, что в мире, слава Всевышнему, все идет так, как и должно идти. В том смысле, что все, что должно свершиться уже свершилось, а значит – какое бы то ни было беспокойство по этому поводу выглядело, по меньшей мере, странным и даже оскорбительным, если, конечно, иметь в виду наличие никогда не ошибающегося Божественного присутствия.

В конце концов, – говорил себе Мозес, стараясь чтобы его аргументы выглядели основательно и безупречно, – в конце концов, милый, если с тобой что-то случилось, – как, например, этот тревожный ночной стук, которому не было никакого объяснения, – этот царапающий, скребущий, вызывающий и почти наглый стук, избравший твое окно, как будто в мире больше не было других окон и других Мозесов, – если с тобой что-то и случилось, дружок, то ведь это случившееся случилось совершенно обоснованно, а не абы как, что было бы просто невозможно, потому что оно случилось в пространстве Истины, Мозес, – в том волшебном Доме, в котором все до мелочей давно уже упорядоченно и сочтено. Так что тебе не стоило бы волноваться, даже если дело идет о смерти или разлуке. Ведь все, что случается, Мозес, всегда случается в свое время, безошибочно занимая место в общем порядке всего сущего и подтверждая ту известную истину, что солнце равно встает и над добрыми и над злыми, что, конечно же, следовало понимать в том смысле, что есть вещи поважнее, чем наши сомнительные представления о добре и зле, которые, впрочем, тоже занимают свое место в ряду всего прочего, еще раз подтверждая тем самым, что даже этот нелепый ночной стук в окно вызван к бытию только потому, что он записан где-то в Книгу Истины под каким-нибудь многозначным номером, который кончается на 342 или 231 и поэтому никогда не затеряется среди бесчисленного множества всех этих окружающих нас мелких и крупных фактов, событий и кажущихся недоразумений, о которых, пожалуй, можно было бы кратенько сказать, что все они или случаются – и тогда нам остается только заткнуться и принять все как должное – или же, наоборот, не случаются – и тогда нам следует заткнуться с еще большим рвением. Потому что, по мнению многих компетентных философов прошлого и настоящего, то, чего не существует, существовать, к счастью, ни в коем случае не может.

57. Филипп Какавека. Фрагмент 205

«Быть», – похоже, это значит вот что, – быть – значит быть вдали

«Бытие» само по себе, – оно – только тяжелый сон, приснившийся