Мозес - Константин Маркович Поповский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ах, ты, мой лягушоночек, – сказал этот Левиафан, изо всех сил ударяя хвостом по воде, так что огромная зеленая стена ее поднялась в воздух и, на мгновение зависнув, рухнула на Мозеса.
– Знаете что? – Мозес продолжал отступать, не замечая, что тем самым он только загоняет себя в угол и отрезает себе путь к бегству. – Знаете что, – сказал он, упершись спиной в холодную стену. – Я, конечно, все понимаю… чего уж тут… Но только мне кажется, что все это совершенно лишнее… В конце концов, я могу объяснить…
Наверное, со стороны, он был похож на человека, который пытался уговорить крокодила не есть его или, по крайней мере, отложить это хотя бы до завтра, в силу появления новых обстоятельств, которые следовало бы немедленно принять во внимание…
– Ну, ну, ну, – сказала Эвридика, медленно надвигаясь на него, словно вот-вот готовая пролиться ливнем грозовая туча. Голос ее теперь странно вибрировал и был похож на пение одинокой цикады. – Где же, лишнее, Мозес, – вибрировал этот голос, лишая того последних сил. – Почему же лишнее, Мозес?
Было видно, что язык ее произносит слова совершенно механически, не придавая никакого значения их смыслу. Глаза ее лихорадочно блестели.
– Я бы не хотел злоупотреблять, – пробормотал Мозес, понимая, что говорит совершенно неискренне, потому что на самом деле он с удовольствием злоупотребил бы сейчас чем-нибудь тяжелым, например – палкой или даже битой, если бы она вдруг подвернулась ему под руку. На худой конец сгодилось бы и мокрое полотенце. Каталка рядом с ним вдруг поддалась и слегка отъехала назад, так что Мозес неожиданно получил возможность свободно маневрировать. Это было, пожалуй, похоже на божественный знак, на голос неба, не желающего погибели грешника и спешащего ему в последний момент на выручку, чем Мозес, разумеется, немедленно же и воспользовался, выскользнув из предательского угла и бросившись к спасительной двери.
Возможно, он уже много лет не показывал такого проворства.
Дверь захлопнулась, и Мозес стремительно задвинул щеколду. Затем наступила тишина. Она длилась до тех пор, пока голос из-за двери не позвал его.
– Мозес, – сказал этот голос из-за двери, как будто он был не совсем уверен, что его слышат. – Мозес. Вы тут?
Голос, который был больше похож на руку, которая высунулась из-за двери и теперь шарила вокруг, пытаясь дотянуться до него.
– Мозес…
– Я тут, – сказал Мозес, хотя сначала решил было промолчать.
Дверь мелко затряслась, потому что ее дергали изнутри.
– Мозес, – повторил голос. – Зачем вы закрыли дверь?
– Зачем, – переспросил Мозес, прислонившись спиной к прохладной стене. – Зачем… А вы как думаете, зачем?
– Откройте сейчас же, Мозес!
Голос звучал так отчетливо, что Мозесу вдруг померещилось, что дверь на самом деле сделана из фанеры и может рассыпаться при первой же враждебной попытке.
– Если вы будете так себя вести, то мне придется обо всем рассказать доктору, – поспешно сказал он, но чувствуя, что сказанное звучит не совсем убедительно, добавил:
– Я что? Давал вам какие-нибудь поводы?
– Мозес, – казалось, голос Эвридики раздался над самым ухом, и Мозес догадался, что она говорит прямо в щель между дверью и косяком. – Мозес. Послушайте. Вы ведь могли бы не ходить, если бы не хотели.
Изумлению Мозеса не было предела.
– Что? – спросил он, резко поворачиваясь к двери. – Я?.. Мог бы не ходить?.. Да, разве это не вы попросили меня вам помочь?.. У меня разве был выбор?.. Да, что это вы, в самом деле!
Некоторое время за дверью царила тишина, потом голос возник вновь.
– Вы на меня смотрели, – сказал этот голос, делаясь вдруг каким-то незнакомым, так что Мозес вдруг подумал, что за дверью стоит уже совсем не Эвридика, а что-то страшное и чужое, какой-нибудь оживший мертвец, который незаметно задушил Эвридику и теперь, накинув на себя ее кожу, собирался добраться и до Мозеса.
– Я не смотрел, это неправда, – он на всякий случай отодвинулся от двери и с тоской посмотрел в конец коридора, уводящего в сторону выхода. – Даже и не думал.
Мертвец за дверью тяжело вздохнул.
– Вы могли бы меня хотя бы немного приласкать, – сказал он голосом Эвридики, одновременно издавая какие-то безобразные хлюпающие и чмокающие звуки. Мозесу вдруг показалось, что она сейчас просто протечет под дверью и через замочную скважину, чтобы собраться под его ногами в огромную вязкую и пузырящуюся лужу. Но вместо этого она ударила в дверь кулаком, так что лампочка над дверью мигнула и на голову Мозеса посыпалась старая штукатурка. Глухой и страшный удар, который напомнил ему какую-то сцену из фильма ужасов.
Затем голос Эвридики потребовал:
– Немедленно откройте, Мозес!
Словно проскрежетал под порывом ветра железный лист.
– И не подумаю, – сказал Мозес.
Три удара подряд сотрясли изнутри дверь.
– Нет, – повторил Мозес. – Сначала приведите себя в порядок. И не надо больше стучать.
– Маньяк.
– Дура, – парировал Мозес, немного поколебавшись.
– Извращенец, – немедленно взвизгнул в ответ голос. – Гомик паршивый. Немедленно откройте дверь, пока я не позвала санитаров.
Теперь, когда опять стало ясно, что за дверью все-таки находится Эвридика, Мозес немного приободрился. В конце концов, с ним не случилось никакой катастрофы, так что можно было отправиться наверх, в свое отделение, предоставив Небесам решать судьбу этой Мясной Мелочи, запертой среди кафеля и каталок. Но вместо этого он наклонился к щели между дверью и стеной и сказал, удивляясь собственному голосу:
– Знаете, что я вам скажу? Я бы мог вам кое-что рассказать, если бы вы хотели. Кое-что, чтобы вы на меня не сердились, понимаете? Потому что это совсем не то, что вы думаете. Да. Совсем не то, если хотите знать. – Он вдруг запнулся, сообразив, что не знает, что, собственно, он собирался сказать. В голове было пусто, как в выходной день на строительной площадке. Впрочем, по ту сторону двери пока тоже было тихо.
– Э-э, – протянул он, пытаясь отыскать в голове хоть какой-нибудь образ, за который можно было бы уцепиться. – Видите ли, в чем дело…
За дверью по-прежнему царила тишина.
– Наверное, вы думаете, что я хотел вас обидеть или что-нибудь такое. Но это не так.
Какая-то расплывчатая картина, похожая на пестрый, восточный коврик, смутно замаячила перед его глазами.
История, которую он искал, вдруг сплелась, соткалась в одно мгновение, и теперь – как и всякая история – требовала, чтобы ее немедленно поведали миру.
– Вы, конечно, не знаете, что я был помолвлен, – сказал он, стараясь, чтобы голос
