Бухтарминские кладоискатели - Александр Григорьевич Лухтанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А я знаю: из охры делают жёлтую краску, — вдруг вмешался Агафон.
— Да, причём это самая древняя краска, которой пользовались даже первобытные люди, — подтвердил Фемистокл. — В пещерах на Пиренеях во Франции находили древние рисунки, нарисованные охрой. А это двадцать тысяч лет тому назад.
— Страшно подумать, как долго длился этот период древнего человека, — в задумчивости сказал Степан. — В пещерах у костров. И как только выжил человек?
— Заметьте: мамонты вымерли, пещерные носороги и медведи вымерли, а человек смог сохраниться. Всё благодаря разуму, — поддержал его Фома.
— А вот скажи-ка, Роман, ты же студент технического вуза — значит, технарь: куда подевалась древняя медь, выплавленная две или три тысячи лет назад? Её ведь добывали, судя по гигантским горным разработкам на том же Южном Урале, на Алтае, сотни и тысячи тонн. А медь, в отличие от железа, не окисляется так быстро, не исчезает, превращаясь в ржавчину за пятьдесят лет, и хранится почти в нетронутом виде сотни и даже тысячи лет. Так вот куда делась медь, выплавленная в бронзовом веке? Вот хранятся медные и бронзовые изделия древности в музеях мира — так это не более тысячной доли процента от выплавленного. А куда делся остальной металл?
Роман, не отгадавший такого простого, но каверзного вопроса, задумался.
— Да, Фома, задали вы задачку, даже не знаю, что и сказать.
Зато Агафон сразу сообразил:
— Так не все же курганы разрыты. Вот разроют, и тогда всё сойдётся: сколько добыли, столько и найдут.
— Молодец! — похвалил Агафона Фома. — Логично мыслишь, а главное, смело и быстро нашёлся, что сказать. Только я думаю, если все курганы разрыть, то будет не одна тысячная процента, а две, три или четыре тысячных. И дисбаланс останется.
— Значит, остальное где-то в земле, — догадался Стёпа. — Вместе с культурным слоем.
— Интересный ответ и похожий на истину, — согласился Фома. — Но учёные и сами разводят руками. Говорят, что не знают, и всё тут.
Роман со Степаном отправились устраивать лагерь, а Егор с Агафоном неотступно следовали за Фемистоклом, жадно слушая его рассказы.
— Фома, — начал Егор, — вот вы давеча говорили про троглодитов, пещерных людей. А как они уживались с пещерными медведями? У троглодитов, наверное, кроме дубины, ничего и не было, а что дубинка против такого громилы!
— Это верно: одному человеку с медведем трудно справиться, — согласился Фемистокл, — но у человека, даже древнего, было другое оружие — разум, — а кроме того, они действовали сообща, а вдвоём, втроём даже пещерного медведя можно одолеть.
— А чем пещерный медведь отличался от нашего? — спросил Агафон. — Наш тоже берлогу норовит сделать в каком-нибудь укрытии, а то и в пещерке.
— А кто его знает, признаюсь в своём невежестве в этом вопросе, — сказал Фемистокл. — Разве что покрупнее, я думаю. А так, что человек в ту пору, что медведь друг на друга смотрели как на объект охоты. В природе всегда стоит проблема питания, а на одной травке да на корешках ни человек, ни медведь не проживёт. А тут ещё убежище от холода надо искать, а где оно? Только в пещере. У человека огонь, у медведя — тёплая шуба. Так и соревновались друг с другом.
— Всё же человек победил, — заметил Егор. — Где он, пещерный медведь?
— Я думаю, он переродился в нашего, современного, хотя нигде не встречал, в чём же между ними разница.
Расставаясь, Роман спохватился:
— А как же мы будем общаться, встречаться?
— Оставляйте записку на том месте, где меня нашли. Летом я бываю там почти каждую неделю.
В логове троглодитов
— Вы обещали показать жилище троглодитов, — напомнил Фемистоклу Агафон, когда через неделю они снова встретились.
— Да-да, это очень интересно, хотим посмотреть, — поддержал Егор. — Далеко ли это?
Фома усмехнулся:
— Здесь скорее подойдёт вопрос: сколько времени займёт дорога и трудна ли будет? Это же всё промоины, проложенные грунтовыми водами. Так вот, я рассчитываю, что часа за два мы доберёмся, а путь будет относительно простым, если только можно так сказать про подземные лабиринты. В пещерах не столько ходят, сколько лазят, и никогда не знаешь, что может ожидать на этот раз в пути. Как у вас с освещением?
— Если экономить, должно хватить, свечи можно жечь по очереди, по одной-две на всех.
— Глядите, лбы не расшибите, — несколько неуверенно сказал Фемистокл и добавил: — Боюсь, что вы разочаруетесь, — вряд ли что там может вас заинтересовать.
— Как что! А наскальные рисунки, битва с мамонтами и пещерными львами! — воскликнул Агафон.
— Ах, вот что ты ждёшь: живопись людей каменного века! По-твоему, все троглодиты были художниками и разрисовывали стены? Но это совсем не так. Древняя живопись — это большая редкость, даже редчайшая. Насколько мне известно, такие рисунки только и найдены в пещере Альтамира на Пиренеях в Испании, да вроде бы где-то в Африке. У нас есть наскальные изображения, так называемые петроглифы, но они датируются более поздними периодами. Бронзовым, железным веком, к тому же все они на поверхности, выбиты или процарапаны на камне. Человек, как вылез из пещеры, так больше туда не возвращался. Разве что в землянки, — добавил он, усмехнувшись.
— Всё равно интересно посмотреть и представить себя на их месте, — настаивал Агафон. — Как жили-выживали.
— Жили грязно, в антисанитарных условиях. Да это вы и сами можете представить, зная, что у древнего человека ничего не было из предметов быта. Ни посуды, ни одежды. Спали на кучах хвороста, на соломе, укрывались звериными шкурами, из них и одежду делали. Можно ещё пофантазировать, представить — это не так уж трудно, но не очень приятно. Одним словом, обитали в логовах. Что было хорошего — огонь. Возле него грелись, спасались от холода. Наверное, берегли, хотя тут неясно, возможно, умели его и добывать. А так — сплошные проблемы, проблемы выживания. Где найти пищу, как спасаться от холода, от хищников, от болезней.
— А по какому признаку вы находите жилые пещеры? Как определяете, где жилая, а где нет?
— Самым примитивным образом. Себя ставлю на их место. Что у них было, что можно найти? Почти ничего. Никаких металлических предметов, никакой керамики, ничего этого не было — ещё не изобрели. Было дерево — оно не сохраняется, — кость, обломки камня. Огонь! Надо искать его следы.
— А что оставляет огонь, кроме сажи и закопчённых стен?
— Угольки, кусочки древесного угля! Как ни
