Влюблённые - Лина Вальх

— А он… — Алекс рванул вслед за вновь куда-то направившейся медсестрой, жалея, что пальто он не оставил в гардеробе. Рубашка начала прилипать к спине, а галстук пришлось немного оттянуть, чтобы не так давил: — он что-нибудь сказал?

— Сказал? — непонимающе переспросила медсестра, приподняв светлую бровь.

— Куда едет, например. Насколько долго. Может быть есть кто-то, кто владеет этой информацией, или может предположить. Просто… — Александр выдохнул, заметив подозрение во взгляде женщины, — я адвокат. Его друга. И мне нужно срочно поговорить с мистером Беллом.

Выражение лица женщины сразу стало каким-то понимающим. Правда уже через мгновение оно сменилось на сосредоточенно серьёзное, и она прикрикнула на какого-то санитара, вручив две последние папки проходящим мимо врачам с короткими комментариями по каждому из пациентов. Удивительно слаженная работа — Александр вряд ли бы так смог. Впрочем, он и не пошёл в медицину.

— Увы, — медсестра Смит повернулась к нему и хлопнула в ладоши, — ничем не могу помочь. Он взял десять дней, но что-то мне подсказывает, что он не вернётся.

— Что вы имеете в виду?

— Он выгорел, — уклончиво протянула женщина, сложив на груди руки. — Это нормально для работы в экстренных службах. К тому же, Уилл… — она осеклась, прикрыв на мгновение рот рукой, и поправила себя: — простите, доктор Белл, почти все свое время проводил на работе. Удивлена, что у него были друзья. Или вы про того странного мужчину, с которым они частенько курили перед входом? Блондинчик такой. С мерзкой ухмылкой.

Блондинчик с мерзкой ухмылкой. Кажется, Алан Маккензи как никогда подходил на эту роль, и Александр поспешил активно закивать, цепляясь за возникшую в голове ниточку произошедших событий:

— Да. Алан Маккензи.

— Хм, возможно. В любом случае, — медсестра снова развернулась на каблуках и зашагала обратно к стойке администратора, но уже намного медленней, не убегая от Александра и не пытаясь оградиться, — удивительно, что он успевал еще где-то общаться с людьми и заводил знакомства. С его-то графиком. Мы, знаете ли, — она понизила голос, немного наклонившись в сторону Алекса и едва не ударившись головой об его грудь, — делали в последние недели даже ставки на то, сколько Уильям сможет спокойно отдохнуть. Увы, я всегда проигрывала. Я верила, что он позволяет себе выходные, но нет. Он даже на них приезжал частенько на работу и помогал нам. Бедняга. Вот так выглядит полное отсутствие личной жизни. А мог бы записаться на гольф. Или крикет. Мы не раз его звали.

От воспоминаний о крикете, по коже Александра пробежали мурашки, волоски встали дыбом, а сердце на мгновение замерло, напоминая о самом ужасном виде спорта, какой можно было только представить. Хуже был только кёрлинг, который Алекс все время в шутку называл «уборщиками». Поэтому не мог осуждать доктора Белла за отказ участвовать в этих скучнейших мероприятиях. Светские завтраки, походы с отцом в гольф-клуб или же дружеские посиделки с друзьями семья — все всегда заканчивалось невыносимой скукой до сведённой зевотой челюсти.

— Надеюсь, я ответила на все ваши вопросы?

Александр вздрогнул. Они уже добрались почти до самого выхода из больницы, и теперь по спине пробегал морозный ветер каждый раз, когда автоматические двери открывались, впуская внутрь зимний воздух. Медсестра стояла прямо перед Александром, но он не видел ее лица. Он вглядывался в него, но вместо этого видел только размытое пятно, потянувшееся туманом. Голова внезапно закружилась — он будто выпил слишком много на голодный желудок, и Александр тряхнул ею. Удивительно, но наваждение тут же отступило, робко отбежало, словно и не хотело накатывать на Алекса.

Просто его заставили.

— Да, спасибо, мисс Смит. — Александр поднял воротник пальто, прячась в нем, и вытащил папку из-под руки. — Было приятно с вами пообщаться. Если ваш коллега вернётся, передайте ему, что я хочу поговорить и мою визитку. — Он вытянул маленькую картонку из внутреннего кармана и вручил ее не сопротивлявшейся медсестре. — Всего хорошего.

Она даже не попрощалась с ним: сунула визитку в карман и повернулась спиной, вернувшись к перебиранию важных для ее работы бумажек. Больше здесь делать Александру было нечего. Фотография продолжала жечь его сквозь ткань пальто, пиджака и рубашки, а встретившая его на улице метель щипала за щеки, впивалась в них маленькими иголочками и оседала инеем на смуглой коже.

Пачка сигарет нашлась сразу, как и зажигалка, а недовольно покосившиеся на него сотрудники больницы, не могли отговорить от того, чтобы закурить прямо перед учреждением, где когда-нибудь Алекс окажется из-за своей любви к слишком дорогим сигарам и слишком дешёвым сигаретам. Пепел оседал на свежевыпавшем снеге, как слова медсестры о докторе Белле. День только начался, а уже принёс Александру одни только разочарования. Впрочем, он не мог жаловаться, потому что Александр Куэрво очень хорошо знал одно.

Невиновные иногда сбегают, боясь за свою жизнь.

Но не так спешно, как это сделал мистер Уильям Белл.

Глава XIV. Координатор

Мунихион, 2775

Далёкие раскаты грома разрывали летнюю тишину ночи, пробивали крышу прохудившегося сарая и скрывали за собой надрывные детские слезы еще не созревшего юноши.

Кусок оборванной верёвки с неровной петлёй валялся посреди размокшей соломы, лампочка болезненно мигала, то потухая на несколько долгих секунд, то тут же вспыхивая вновь и не принося с собой облегчения. Лампа размеренно покачивалась размахивая неровно оборванной верёвкой, а табуретка отлетела на другой конец сарая.

Знай он об этом, то не ужинал бы так плотно.

— А ты чего тут сидишь? Хочешь схватить воспаление лёгких? Ты ведь только выздоровел. Не заставляй маму еще больше за тебя переживать.

Дверь негромко скрипнула, впуская внутрь свет от уличного фонаря. Электрификация очень быстро добралась до их небольшого городка, и теперь скрыться было гораздо труднее, чем в детстве. Теперь приходилось забиваться в угол, подтянув к себе колени и обхватив их руками, надеяться, что получится слиться с этим дурацким старым сундуком по соседству.

— Не хорошо молчать, когда с тобой разговаривают, Билли, или ты забыл все свои манеры?

Манеры. Манеры не помогали, когда тяжёлая рука отца снова замахивалась, чтобы отпечататься следом на его щеке. Манеры кричали зажмуриться и отвернуться, чтобы она не видела его распухших от слез глаз и раскрасневшегося лица. Губу все еще саднило, и стекающие слезы раздражали израненную кожу. Жирный тупой урод, которому достанется все, — да, его отец снова был прав.

Та солома, что не успела промокнуть от льющегося с небес дождя, негромко зашуршала, когда она подошла к