Один день ясного неба - Леони Росс

— Романза, я должен отсюда уйти, — резко заявил Завьер.

— Несомненно, радетель! — отозвалась ведунья. — Прошу тебя, уходи прочь из моего дома, как только будешь готов.

— Куда? — спросил Романза. Он надеялся помирить их, но теперь понял, что это невозможно.

— На Дукуйайе.

Романза попытался поймать взгляд Пушечного ядра, но та неотрывно смотрела на Завьера, будто ненавидела и любила его одновременно. Дукуйайе? Неужели Завьер передумал приготовить для свадьбы типичные блюда неприкаянных?

— Я покажу тебе кратчайший… — начал он, но Завьер уже пересек сад и толкнул калитку. Его плечи дрожали. Но почему все остальное тоже дрожало?

Романза побежал за ним, и ливень тотчас вымочил его волосы. Он оглянулся на дом ведуньи. Пушечное ядро лежала ничком на веранде.

И лизала пол.

Романза повернул голову в сторону Завьера и жестами попытался привлечь его внимание, но тот уже ушел слишком далеко. Что же, ради всех богов, между ними произошло?

Он побежал быстрее, нагнал Завьера и затрусил рядом. Завьер, ссутулившись, молчал.

— Почему мы…

— Просто покажи мне.

— Ты можешь бежать?

Завьер зло сверкнул глазами.

— А ты?

— Бежим!

И они помчались вперед через бескрайние заросли черных, красных и белых кустов, всклокоченных и редких, как борода старика. Порывистый ветер усилился и свистел у них в ушах. Романза ощущал, что его волосы прилипли ко лбу и щекам. Мышцы обмякли, сфинктер ослаб, в груди заломило, но он не обращал на это внимания. Ему хотелось, чтобы Завьер тоже расслабился, и он молился про себя, чтобы его плечи опустились, а руки повисли плетьми вдоль тела. Ведь нельзя все время злиться, покуда бежишь по Мертвым островам.

Сторонние наблюдатели могли принять их за смазанное пятно в пейзаже: они бежали быстрее ветра. Горизонт впереди окрасился пурпуром. Под ногами хрустела серая земля. Они старались бежать синхронно. С одинаковой скоростью, в одном ритме.

Ровно дыша.

Это было легко.

И в какой-то момент они полетели.

— Пушечное ядро что-то говорила про меня? — спросил Романза.

— О чем именно?

— О моей болезни?

Оба вымокли до нитки.

— С тобой все именно так, как она и сказала.

Что ж, это не было ложью.

— Тогда почему ты рассердился?

Молчание.

Они добежали до вершины горы и, согнувшись в поясе, остановились передохнуть. Под ними виднелся длинный пляж, порывы ветра теребили песчаные наносы, засыпая кромку моря золотой пылью. Романза заметил два черных каноэ, привязанных к стволам курупиты. Одна лодка отвязалась и теперь дрейфовала вдоль берега; в ней виднелся трап и забытые ходики с большим циферблатом.

Завьер споткнулся в песке, не смог удержать равновесия, хотя отчаянно пытался, и тяжело упал, придавив лодыжку и взвыв от боли. Из его сумки вывалились пурпурные шипы, за ними выпала зеленая записная книжечка, раскрылась, странички зашелестели и, подхваченную порывом ветра, книжку понесло по пляжу. Они нагнали ее одновременно, стукнувшись лбами.

Завьер от удара пошатнулся и, громко ругаясь, стал потирать то голову, то лодыжку. Записная книжка упала в лужу и промокла.

Романза потирал ушибленный лоб, который жутко болел. Он выудил записную книжку из воды. Она вроде не сильно пострадала. Обложка казалась прочной.

Завьер выхватил у него книжку.

— Ты только посмотри! — Он стал смахивать с нее воду и листать страницы, огорчившись не на шутку. — Посмотри, Романза!

— Да не все так плохо…

Завьер запрыгал на одной ноге, прижимая записную книжку к груди.

— Испорчена! Я так и знал!

— Зав, она не испорчена!

— Когда это мы с тобой стали на равных? Я разве позволил тебе называть меня Зав?

Смертельный испуг.

— Я…

— Парень, это вещь моей жены. Ты понял? Моей жены! Это проклятое место с ума меня сведет! Эта стерва, наверное, думает, что я не приволоку ее в совет ведуний судьбы? И куда подевалась лодка? Мне что, прикажешь, скакать по этим дюнам, как какому-то сраному гомику?

Романза подумал, что сейчас его грудь лопнет.

— Что ты сейчас сказал?

Завьер сунул записную книжку себе в штаны.

— Моя лодыжка, парень, я…

— Гомику? Ты хотел сказать: жопотраху?

Ярость заклокотала в нем сильнее ветра.

— Пайлар всегда меня предупреждал, что нельзя верить таким, как ты! Почему, как думаешь, мы живем в лесу, а? Из-за мужчин вроде тебя и моего отца! — Его лицо исказила гримаса страдания, но Романза не мог остановиться. — Играет в карты — он должен выиграть! Участвует в выборах — он должен выиграть. Вы оба сделаны из одного вонючего материала. Он захотел, чтобы ты совершил обход. Но ты не хочешь совершать этот обход! Вы оба думаете только о себе! А кто-нибудь спросил у Сонтейн, чего хочет она?

— Так ты — сын Интиасара?

Голова Романзы прояснилась. Этот мужчина был куда выше его. Крупнее. Сильнее. Пугающе взрывной.

— Ты… я… ты…

Завьер повторил свой вопрос, отчетливо проговаривая каждое слово:

— Так. Ты. Его. Сын?

Что сказать? Весь его боевой настрой выветрился так же внезапно, как вспыхнул.

«Двигай отсюда. Он же тебя сейчас убьет».

И Романза Интиасар попятился от Завьера Редчуза.

Он смотрел, как Завьер, пошатываясь, побрел вдоль дюн, падая на колени, снова вставая и снова падая.

* * *

Служанки миссис Интиасар частенько по утрам ублажали ее ласками, доводя до оргазма. Она не обсуждала это ни с кем, тем более с ними. По правде говоря, она вообще об этом не думала.

Губернатор частенько вылезал из своего гамака и приходил к ней на тюфяк поболтать — он прислушивался к ее мнению об обществе, политике и о том, какой костюм надеть на ту или иную встречу, — но секс между ними был редкостью. Она полагала, что муж заводил любовниц, посещал шлюх, против чего она и не возражала. Она подарила ему двух детей, как он и хотел, что далось ей тяжело. В последнее время она воспринимала этот зеленый тюфяк посреди комнаты как мирный уголок, своего рода оазис между ними.

Она не любила смотреть на лица служанок во время таких занятий, это ее отвлекало. Преданных служанок найти трудно, домашняя прислуга вообще как сыр или молоко, у каждой имеется срок годности. Когда служанки портились, ее старый дворецкий Салмони их увольнял. Он был по-настоящему предан их семейству: начал работать еще на ее отца, бывшего губернатора, которому служил верой и правдой до самой его смерти.

Нынешняя служанка, как ей казалось, изо всех сил старалась сохранить место; она приохотилась набрасываться на хозяйку в самых неожиданных уголках дома, словно обеих объединяла взаимная страсть. Несколько раз миссис Интиасар пришлось даже оттолкнуть ее от себя. Если служанка будет продолжать в том же духе,