Один день ясного неба - Леони Росс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я этого раньше не говорила… — Все ждали продолжения. — Он разозлился из-за того, что я трахалась с Гарсоном в его присутствии. Все эти годы я ни разу ему этого не говорила, а он всегда хотел от меня это услышать.
— Да что не говорила? — Рита была озадачена. Лайла шикнула на нее.
— Я никогда этого не говорила ни одному мужчине.
Руки Анис запели; кожа тихонько запела.
— Все эти годы он лежал со мной в постели и умолял сказать ему это. Говорил, что смирился бы с тем, что я провожу время с клиентами, если бы только я ему сказала. Он бы ни о чем больше не беспокоился. Но это последнее, что у меня осталось, и думаю, это не купить ни за какие деньги, потому что какова цена? — Ее душили слезы, она, казалось, была сбита с толку и в отчаянье разрубала ребром ладони воздух, словно подчеркивая смысл каждого слова. — И я не могла назвать этому цену, вот и не говорила. Потому что если бы я ему сказала, то с чем бы я осталась? Потому что это последнее, что у меня есть, и он не может получить это задаром! Но он заплакал, а мы все здесь подняли такой тарарам! И я это сказала! — И она махнула рукой на расколоченный кафельный пол. Вид у нее был растерянный. — Прямо здесь. «Ялюблютебя».
В ее устах эти слова прозвучали грубовато и непривычно, как будто она заговорила на неведомом мертвом языке.
— Вот тогда-то он и… плюнул.
Лайла шумно вздохнула.
Все обомлели, размышляя над секретом Микси, который корчился как беспокойный младенец, запутавшиcь в сетке белого гамака. Анис попыталась было его схватить, но в голове у нее шумело, и рука оказалась нетверда: в такой день ей вполне хватило трех пьяных бабочек.
Секрет с жужжанием вырвался из ее пальцев словно неопознанное насекомое, и пустился в пляс на солнцепеке. Когда он чиркнул по листве анонового дерева, обломок стола рухнул на землю, да с таким грохотом, что соседи повыбегали из домов и стали расспрашивать у женщин, не случилось ли чего.
— Вы только сейчас пришли! — злобно поинтересовалась Микси. — А раньше вы не заметили, как мужчина плюнул мне в лицо?
* * *
Ее секреты. Никто не знал, что многие годы ее слух фиксировал присутствие Завьера Редчуза. Раз или два Анис могла бы поклясться, что слышала его смешок, и оглядывалась с мыслью: ну вот, наконец я снова его увижу! Но это был не Завьер, а кто-то другой, — ну и хорошо, быть может, оно и к лучшему!
Ведь так и должно быть, разве нет, она же замужняя женщина.
Она знала, конечно, где его найти, все это знали, но это было исключено. Высоченный: она представляла себе, как он тыкался головой в потолок, хотя сама такого ни разу не видела. Когда он заходил к ней в дом, ему приходилось нагибаться. Она представляла себе, как волоски с его головы прилипают к ее потолку, как пахнет его улыбка. Он ходил как большой робкий зверь, изящно поднимая одну ногу и осторожно наступая на другую. И такой добряк! Он показывал ей, как варить, отбивать, запекать; подробно рассказывал о каждой специи, о строении плодов и фруктов. А она была нерадивая ученица. У нее ничего не пригорало и не переваривалось, но ее стряпня получалась ужасной, и она не раз видела его недоуменный взгляд. Как-то он попросил ее сломать суставы куриных ножек и крылышек, чтобы она прониклась сочувствием к птице, но от вида куриного жира ее затошнило.
— Боги мои, какая же ты недотепа! — воскликнул он, разочарованно подняв брови и ткнув ее локтем в бок.
Секрет улыбался.
Она и есть-то толком не умела, пока он ее не научил. Он вывел учеников на воздух, рассадил на траве и объяснил, что они едят слишком торопливо. День был пасмурный, солнце пряталось в густых тучах.
— Наши предки ели медленно, так учат есть радетелей. Медленно и…
— Долго? — предположила одна студентка, разглаживая свои волосы. Накануне вечером она призналась в намерении к концу года родить ребенка от радетеля.
Завьер тогда ей улыбнулся, словно она высказала какую-то мудрую мысль.
— Именно. А еще сосредоточенно. Я вас научу.
Девушка горделиво просияла. Анис захотелось дать ей затрещину.
Завьер указал на поднос, заваленный их изделиями, изготовленными на прошедшем уроке. Она погрустнела, глядя на свои куриные шашлычки, с избытком уснащенные чесноком и перцем, пересоленные и слегка резиновые.
— Для начала поприветствуем нашу еду!
Студенты издали нестройные возгласы и что-то невпопад пробормотали, но она видела, как для него это важно.
— А теперь понюхайте! — Он сделал глубокий вдох. — Представьте себе, откуда все это. Подумайте о мужчинах и женщинах, которые трудились, чтобы доставить это вам. О животных, которые отдали жизнь ради вашего полноценного питания.
Он попросил их как можно дольше подержать пищу на языке, а потом покатать во рту.
— Жуйте медленно, крепко сжимая зубы, чтобы сохранить вкус на языке. Заткните уши, чтобы вы могли слышать себя в процессе еды. И снова вспомните, где выращены эти продукты. Возблагодарите!
— Зачем? — спросил какой-то парень.
Завьер удивился. Подумал.
— Чтобы увидеть, что произойдет с вами потом.
Больше он ничего не сказал. Он попросил их делать так за едой хотя бы раз в день, и она попробовала. Ей хотелось его порадовать. Она была уверена, что он мудр и всегда прав. И, разумеется, ее кишечник теперь стал здоровее и регулярно опорожнялся, а кожа стала сияющей как никогда. Но ее мысли улетали далеко-далеко. Ингрид всегда сердилась на нее за неспособность сосредоточиться.
— Ингрид, ты же сама медитировала с пяти лет!
— Ну да, что правда, то правда.
Она слыхала все сплетни про них, она же не была дурой! Она была обручена, готовилась к свадьбе, а все вечера проводила в обществе радетеля! А он, как все знали, был такой бабник! Но она решила, что Завьеру просто нужен друг — кто-то, кто не будет льстиво ему петь: о, радетель, да ты такой, ты сякой…
— Ешь! — заявил он, когда окончательно стало ясно, что даже он не сможет научить ее чему-нибудь. — Стряпня не имеет значения, если ты умеешь правильно есть.
— Какого черта, Завьер! Я должна научиться.
— Зачем тратить время на то, что ты не любишь?
В его голосе прозвучала печаль, но она постаралась об этом не думать. Это был их последний, завершающий вечер, и она твердо решила наконец собраться с духом и рассказать ему о Тан-Тане,