Черный тюльпан. Учитель фехтования (сборник) - Александр Дюма

– Да. В последнее время что-то не слышно ничего нового о ней. Однако хватит обо мне и прочих, вернемся к вам. Вы мне позволите на правах соотечественницы поинтересоваться, с какой целью вы приехали в Петербург? Может быть, я, не первый год знающая этот город, смогу быть вам полезна, хотя бы дать несколько советов?

– Я в этом сомневаюсь. Но в благодарность за ваше участие не стану скрывать, что прибыл я сюда в качестве учителя фехтования. В Петербурге часто бывают дуэли?

– Нет, поскольку они здесь почти всегда со смертельным исходом. А участникам и свидетелям поединка грозит Сибирь. Так что дерутся, только когда действительно хотят убить и дело стоит того. Но это не беда, в учениках у вас не будет недостатка. Только я дам вам один совет.

– Какой?

– Попытайтесь добиться, чтобы император назначил вас учителем фехтования в какой-нибудь полк, это вам даст воинское звание, потому что здесь мундир – это все.

– Совет хорош, только дать его легче, чем последовать ему.

– Отчего же?

– Как я получу доступ к императору? У меня нет никакой протекции.

– Об этом я позабочусь.

– То есть как? Вы?

– Это вас удивляет? – улыбнулась Луиза.

– Нет, меня ничто бы не удивило: вы так очаровательны, что можете получить все, что пожелаете. Только я-то ничего не сделал, чтобы заслужить от вас подобное одолжение.

– Ничего не сделали? Но разве вы не мой соотечественник? И не вы ли привезли мне письмо от моей милой Розы? Не вам ли, напомнившему мне мой прекрасный Париж, я обязана одним из самых приятных часов, когда-либо пережитых в Петербурге? Надеюсь, я вас вижу не в последний раз?

– Вы еще спрашиваете! Это я прошу вас об этом!

– И когда же?

– Завтра, если вам будет угодно мне это позволить.

– Приходите в тот же час, что сегодня: это наиболее свободное для меня время, когда я могу поболтать подольше.

– Отлично! Стало быть, в тот же час.

Я расстался с Луизой, совершенно очарованный, и уже чувствовал, что больше не одинок в Петербурге. Хотя, разумеется, мудрено рассчитывать, как на что-то надежное, на поддержку бедной девушки, которая, похоже, и сама одинока, но в дружбе женщины есть нечто столь ласкающее, что надежда – первое чувство, которое она рождает. Я поужинал в заведении французского ресторатора Талона, но у меня не возникло ни малейшего желания пообщаться с кем-либо из соотечественников, которых легко отличить по приподнятой интонации и по той ошеломляющей легкости, с которой они, нимало не понижая голоса, распространяются о своих делах. К тому же я был так переполнен своими собственными мыслями, что всякий, кто сейчас подошел бы ко мне, показался бы назойливым субъектом, норовящим похитить у меня часть моих грез.

Как и накануне, я нанял лодку с двумя гребцами, прилег на свой плащ и провел ночь, упиваясь сладостными мелодиями рожков и созерцая одну за другой все звезды небес.

В гостиницу я вернулся в два часа, а проснулся в семь. Поскольку я хотел поскорее покончить с достопримечательностями Петербурга, чтобы сосредоточиться на своих делах, я поручил коридорному вызвать для меня дрожки за ту же цену, что накануне, и объехал все то, что еще собирался посетить, от монастыря Святого Александра Невского с его серебряной гробницей, на которой изваяны молящиеся фигуры в натуральную величину, до Академии наук с ее коллекцией минералов, с Большим Готторпским глобусом, подарком Петру I от датского короля Фридриха IV, и мамонтом, современником всемирного потопа, найденным зоологом Михаилом Адамсом во льдах Белого моря.

Все это было очень интересно, но я, сказать по правде, каждые десять минут вынимал часы, думая о времени, когда опять увижу Луизу.

Наконец незадолго до четырех я почувствовал, что больше не вытерплю, и велел отвезти меня на Невский проспект, где собирался погулять до пяти. Но у Екатерининского канала путь преградила такая большая толпа, что моим дрожкам было не проехать. Скопления народа для Петербурга большая редкость, а до места моего назначения уже было рукой подать, поэтому я расплатился с извозчиком и двинулся дальше пешком, смешавшись с толпой зевак. Они глазели на мошенника, которого вели в тюрьму: его только что схватил господин Горголи, сам санкт-петербургский обер-полицмейстер. Любопытство толпы вполне оправдывали обстоятельства, сопровождавшие это событие.

Хотя господин Горголи, один из красивейших мужчин столицы и храбрейших генералов армии, отличался на редкость представительной статью, один из самых ловких петербургских жуликов поразительно походил на него. Проходимцу пришло на ум использовать это сходство: нарядился в мундир генерал-майора, набросил на плечи серую шинель с большим воротником, достал такие же дрожки, на каких обычно разъезжал господин Горголи, нанял лошадей той же масти и возницу одел, как генеральского. Так снарядившись, он подкатил к воротам богатого купца, живущего на Большой Миллионной, вошел в его магазин и заявил хозяину:

– Сударь, вы меня знаете: я генерал Горголи, начальник полиции.

– Да, ваше превосходительство.

– Так вот: мне сию же минуту для крайне важной операции необходима сумма в двадцать пять тысяч рублей, добираться за деньгами до министерства слишком далеко, промедление погубит все дело. Дайте мне эти двадцать пять тысяч, прошу вас, а завтра утром зайдите за ними в мою резиденцию.

– Ваше превосходительство, – вскричал купец в восторге от выпавшей ему чести, – я безмерно счастлив оказать вам услугу! Если угодно, я мог бы ссудить и больше!

– Что ж, тогда дайте тридцать тысяч.

– Вот они, ваше превосходительство.

– Благодарю. Итак, до завтра, жду вас в девять у себя.

Мошенник вскочил в дрожки и галопом помчался к Летнему саду. Когда же назавтра купец в назначенный час предстал перед господином Горголи, генерал принял посетителя со своим обычным радушием, но поскольку тот медлил объяснить цель своего визита, спросил, что ему угодно. Такой вопрос привел купца в замешательство, к тому же теперь, рассмотрев генерала поближе, он начал примечать кое-какие отличия между ним и тем типом, что накануне назвался его именем. Осознав случившееся, он возопил: «Ваше превосходительство, меня обокрали!» – и тут же поведал о невероятном жульничестве, жертвой которого он стал.

Господин Горголи выслушал его, затем велел принести свою серую шинель и подать экипаж. Затем он еще раз выслушал со всеми подробностями ту же историю и предложил купцу, пока он будет гоняться за вором, побыть гостем в его доме.

Господин Горголи распорядился, чтобы его отвезли на Большую Миллионную к магазину купца, и спросил у будочника[1]: