Черный тюльпан. Учитель фехтования (сборник) - Александр Дюма

Русскому народу свойственна доброта, пожалуй, трудно найти столицу, где убийства из корыстных или мстительных побуждений были бы такой редкостью, как в Петербурге. Более того, русский мужик, весьма склонный к воровству, испытывает ужас перед каким бы то ни было взломом: вы можете смело доверить коридорному или вознице запечатанный конверт, полный банковых билетов, даже если он будет знать, что там содержится, между тем как оставить в доступном для него месте несколько мелких монеток было бы неосмотрительно.

Уж не знаю, был ли вором мой извозчик, но он очень боялся быть обворованным. Подкатив к ограде Таврического дворца, он сообщил мне, что у этого здания есть второй выход, поэтому ему было бы весьма желательно получить от меня из обещанных пяти рублей столько, сколько он уже заработал. В Париже я бы сурово отчитал наглеца, в Петербурге же только посмеялся, ведь такие недоразумения здесь случались и с персонами поважнее меня.

В самом деле, два месяца назад император Александр, по своему обыкновению прогуливаясь пешком и заметив, что начинается дождь, взял на площади дрожки и приказал отвезти его к императорскому дворцу. Прибыв туда, он пошарил в карманах и обнаружил, что денег у него при себе нет. Тогда он сказал ямщику, сходя с дрожек:

– Погоди, я пришлю человека, чтобы заплатил тебе за проезд.

– А, ясное дело, – буркнул возница. – Чего еще и ждать!

– О чем ты толкуешь? – удивился император.

– Ох, уж я-то знаю, что говорю: скольких господ, бывалоче, ни подвезешь к дому с двумя выходами, столько этих обманщиков тебе больше не видать, ежели сразу не заплатят.

– Как, неужели и перед дворцом императора такое случалось?

– Чаще, чем в других местах. У больших бар память больно короткая.

– Надо было жаловаться, – сказал Александр, позабавленный таким разговором.

– Добиться, чтобы арестовали знатного барина? Как вашему превосходительству не знать, что тут и пытаться нечего! Будь это кто из наших, дело проще простого, нас всегда знают, за что поймать, – тут извозчик указал на свою бороду, – а у вас-то, у больших господ, лицо обритое, где ухватишь! Так вы, ваше превосходительство, уж поищите получше у себя в карманах, там наверняка найдется чем заплатить.

– Послушай, – сказал император, – вот моя шуба, она стоит не меньше поездки, верно? Оставь ее у себя – отдашь тому, кто принесет тебе деньги.

– А что ж, в добрый час, – согласился ямщик. – Это вы с толком рассудили.

Через минуту вознице взамен шубы, оставленной в залог, выдали сто рублей. Император заплатил разом и за себя, и за всех своих недобросовестных посетителей.

Поскольку моя фантазия не смогла изобрести ничего подобного, я выдал извозчику пять рублей – всю его дневную плату целиком, мне было очень приятно показать, насколько больше я доверяю ему, чем он мне. Но я-то знал его номер, а он моего имени не знал.

Таврический дворец с его великолепной меблировкой, мраморными статуями и озерами, где плавают золотые и лазурные рыбки, не что иное, как дар, принесенный фаворитом Потемкиным своей великой и могущественной повелительнице Екатерине II по случаю завоевания края, чье имя он носит. Но самое удивительное в этой истории – не пышность дара, а то, как свято был сохранен секрет дарителя, готовившего царице сюрприз. Такое чудо возводилось в столице, а Екатерина знать ничего не знала – настолько, что в тот вечер, когда министр пригласил императрицу на ночное празднество, она обнаружила на месте хорошо ей известного болотистого луга сияющий огнями дворец, полный музыки и живых цветов, построенный, казалось, волшебством фей.

Заметим, кстати, что Потемкин является образцом правителя-парвеню, равно как сама Екатерина II – примером царицы-выскочки: он был простым унтер-офицером, она – малозначительной немецкой принцессой. И именно эти двое стали величайшими среди великих. Странная случайность свела их.

Екатерине сравнялось тридцать три года, она была красива, любима за свои добрые дела и уважаема за благочестие, когда внезапно ей стало известно, что Петр III намерен расторгнуть брак с ней, чтобы жениться на княгине Воронцовой, выдвинув причиной для развода тот факт, что якобы их сын Павел Петрович – незаконнорожденный. Она тотчас понимает, что нельзя терять ни минуты. В одиннадцать вечера она покидает дворец в Петергофе, садится в повозку крестьянина, не ведающего, что он везет будущую царицу, и на рассвете поспевает в Петербург. Собрав тех, на кого она считала возможным положиться, она вместе с ними является перед полками Петербургского гарнизона, которых созывает, пока не сообщая, о чем пойдет речь. Перед строем она обращается к ним с интригующей речью, возбудившей в них человеческое любопытство и взывающей к их солдатской верности, а затем, пользуясь произведенным впечатлением, выхватывает шпагу из ножен и просит дать ей темляк, чтобы случайно не обронить клинок из руки. Молодой унтер-офицер восемнадцати лет, покинув строй, приближается к Екатерине, предлагает ей свой, и она принимает его с нежной улыбкой. Унтер-офицер хочет вернуться в строй, но его лошадь, приученная к эскадронной службе, артачится, встает на дыбы и упорно скачет бок о бок с лошадью императрицы, не желая отставать. Тут Екатерина уже внимательнее смотрит на пригожего всадника; бесплодные усилия отстраниться от молодого человека кажутся императрице знаком свыше, словно само Провидение указывает ей на того, кто станет ее защитником. Она производит его в офицеры, а спустя неделю, когда Петр III, без сопротивления взятый под стражу и заключенный в темницу, покоряется и уступает Екатерине корону, она, став отныне истинной правительницей, вспоминает о Потемкине и назначает его камер-юнкером при своем дворе.

С того дня началось возвышение фаворита: Фортуна неизменно благоволила к нему. Многие пытались поколебать эту благосклонность, но все атаки недругов оказались тщетны. Лишь один на миг возомнил, что торжествует: молодой серб по фамилии Зорич. Сам же Потемкин устроил его на службу при Екатерине, а тот, воспользовавшись отсутствием покровителя, попытался оклеветать и погубить его. Предупрежденный об этом, Потемкин примчался в столицу, явился в свои прежние дворцовые покои и узнал, что окончательно впал в немилость и приговорен к изгнанию. Даже не стряхнув дорожной пыли со своей одежды, Потемкин устремился к императрице. Стоявший на карауле у дверей ее покоев молоденький лейтенант попытался остановить его, но Потемкин схватил и отшвырнул его в дальний угол, сам же вошел к императрице, а спустя пятнадцать минут вышел оттуда с бумагой в руке: