Золотой век предательства. Тени заезжего балагана - Дарья Кочерова

Один за другим ёкай снова скрылись в саду – на этот раз они даже дверей открывать не стали, чтобы не выдать себя, а просто просочились через бумажную перегородку.

Уми с досадой поджала губы. Серьёзного разговора с Ёсио избежать всё-таки не удастся.

Она вдруг осознала, что не хочет видеть его. Виноватый вид Ёсио нисколько не вязался с его вчерашним выражением лица, с которым он вцепился ей в руку. Всё, что он наговорил ей тогда, у ворот, его злые и колючие слова сильно задели Уми. Никогда прежде Ёсио не говорил с ней в подобном тоне, даже когда она всё-таки без ведома отца и всего клана сунулась на потасовку с Ямамото и была ранена.

Тот Ёсио, с которым они вчера разговаривали в чайной, и другой, поджидавший её в тени клёна, словно были двумя разными людьми, и эта резкая перемена в старом друге поразила Уми едва ли не так же сильно, как и всё, что произошло с ней в святилище Поющих Сверчков.

Словно отозвавшись на её мысли, проклятая метка засаднила сильнее, и Уми прижала к ней руку, чтобы унять боль.

– Выглядишь ты намного бодрее, чем вчера, – отметил Ёсио. – Но это не повод на радостях купаться в пруду.

Его улыбка быстро увяла под серьёзным взглядом Уми. Он снова заговорил, но теперь в тоне Ёсио не осталось ни следа недавнего веселья:

– Прости меня. За всё, что я сказал и сделал. Если бы я только знал…

Он был бледнее обычного: должно быть, этой ночью ему так и не удалось толком сомкнуть глаз. Уми стало жаль Ёсио, но так легко она прощать его не собиралась – и всем своим видом намеревалась показать ему это, преподать урок. Пускай в следующий раз думает, как следует, прежде чем выпустить на волю свой гнев.

– Не мог бы ты оставить меня? – попросила она, избегая его взгляда.

Ёсио покачал головой.

– Томоко сказала, что ты должна выпить всё. И я решил лично проследить за тем, чтобы ты выполнила её просьбу.

С этими словами он наполнил пиалу из чайничка. По комнате тут же поплыл густой травяной запах – Уми плохо разбиралась в подобных вещах, и потому не могла сказать точно, из чего состояло питьё. Она чувствовала на себе внимательный взгляд Ёсио, но не могла заставить себя посмотреть на него в ответ. Даже когда он протянул ей наполненную пиалу, она молча приняла её, но глаз так и не подняла.

– Я не хотел, чтобы всё так обернулось, – снова заговорил Ёсио. – Сорвался, как полный дурак и... причинил тебе боль. Но я боялся за тебя – так же, как и все в усадьбе, как оябун. Хорошо, что ты не видела его лица, когда он обнаружил, что тебя не было в комнате.

Уми тоже этому порадовалась: должно быть, зрелище и впрямь было жуткое. И испытать на себе последствия гнева отца ей ещё только предстояло, отчего Уми не сумела сдержать тяжёлый вздох.

Чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей о грядущем разговоре с отцом, она сделала глоток из пиалы – и приятное тепло разлилось по всему её телу. Томоко никогда не делала ничего настолько вкусного, и Уми решила при случае разузнать рецепт этого чая.

Когда Уми осушила пиалу, Ёсио снова наполнил её. Уходить он, похоже, не собирался, но и разговаривать с ним у Уми не было ни малейшего желания.

Так они и сидели, пока Ёсио снова первым не нарушил молчание:

–Ты исчезла так внезапно, и твоя служанка не желала говорить…

– Она ничего не знала, – сказала Уми резче, чем ей бы хотелось, но теперь уже ничего не попишешь. Она не знала, на кого злилась больше: на того колдуна-поджигателя, из-за которого вообще началась вся эта канитель со святилищами, или на себя саму. Лишь теперь, по зрелом размышлении, Уми осознавала, какую глупость совершила, сбежав вот так, никому ничего не сказав. То, что с ней не случилось ничего дурного, можно считать не иначе как чудом. Не окажись в святилище дядюшки Окумуры, никто не защитил бы каннуси и его фальшивых учеников от расправы тайной полиции.

И это утро она могла встретить не дома, а в застенке, где тайная полиция пытала колдунов, прежде чем отправить на казнь.

– Как и мы, – тон Ёсио был мягким и преисполненным терпения – должно быть, он и впрямь сожалел о случившемся. – Почему ты ничего не рассказала о том, что с тобой происходит, а доверилась какому-то монаху-проходимцу?

Уми замерла. Следовало ожидать, что отец решит допросить Ямаду. Какие дела могли быть у дочери главы клана якудза со странствующим монахом? Щеки начали гореть от стыда: должно быть, Ямаде вчера пришлось несладко. Интересно, что он рассказал Ёсио и отцу? Умолчал ли он о том, что произошло в святилище?

Стараясь ничем не выдавать своего изумления, Уми продолжала слушать, не перебивая. Она надеялась, что Ёсио мог ненароком проговориться о том, что именно вчера рассказал Ямада. Не мог же он выложить им всю правду, особенно когда дядюшка Окумура так просил сохранить в тайне всё произошедшее? Уми была уверена: Ямада слышал каждое слово градоправителя. Но ведь с него никто не брал слова молчать…

– Хоть среди нас и нет колдунов, этот Ямада тысячу раз прав, но мы всё равно нашли бы какой-нибудь выход, – тем временем продолжал Ёсио. – Пускай это будет хоть сотня злобных демонов, думаешь, Аосаки-кай не сумеет защитить тебя? Думаешь, я когда-нибудь смогу отвернуться от тебя и оставить в беде?

Что-то в его голосе неуловимо изменилось, и это наконец заставило Уми поднять глаза. Ёсио потянулся к ней через стол, и Уми на какой-то миг показалось, что он собирается взять её за руку. Но Ёсио лишь легонько коснулся одного из прозрачных камней на браслете, который Уми до сих пор не сняла.

– Я думал, наш вчерашний разговор ясно дал понять, что ты можешь на меня положиться, – теперь в голосе Ёсио слышалась печаль. – Но, похоже, я заблуждался.

Комок невысказанной горечи встал поперёк горла, не давая Уми сказать ни слова в свою защиту. Она могла бы многое рассказать о том, как ей было тяжело все эти годы, когда никто в клане – даже родной отец! – не воспринимали её рассказы о