Двор халифов - Хью Кеннеди

и шерстяные ткани. Некоторые сундуки содержали великолепные платья, немного золотых и множество серебряных украшений, а также большое количество благовоний — алоэ из Индии, серую амбру, мускус, камфору и камфорных кукол. Все это стоило около 130 000 динаров, за исключением камфорных кукол, которых оцепили в 30 000 дирхемов. Большая часть найденных богатств была распродана, чтобы заплатить армии, но Кахиру позволили оставить себе немного добра для собственного пользования{408}.

Земельные владения Хозяйки оказались конфискованы, была создана даже отдельная служба для управления ими. Кроме того, Сейида организовала ряд благотворительных заведений или вакуфов. По исламским законам они считались неприкосновенными — земли и имущество, принадлежащие подобным организациям, были защищены от конфискации, а годовой доход от них уходил на благотворительные нужды. Хозяйка создавала их, чтобы помочь бедным и нуждающимся в Мекке и на границах империи. Когда ее выпустили из тюрьмы, она отказалась отменить эту опеку, заявив судье, что так поступать незаконно — что было чистой правдой. Судья сообщил об этом халифу, и тот велел судье поклясться, что она аннулировала данный статус, чтобы иметь возможность продать эти земли вместе с остальным имуществом{409}. В отличие от Зубейды, Хозяйку никогда не вспоминали потом за ее богоугодные деяния.

После смерти сына и нанесенных ей оскорблений Хозяйка была заперта во дворце, где и умерла под домашним арестом 3 июня 933 года{410}. Так завершилась целая эпоха: последняя из великих женщин дома Аббасидов умерла в бедности и позоре. Таких, как она, больше не было.

Не удивительно, что огромные богатства Хозяйки и суммы, которые тратились на гарем, часто подвергались критике — в основном со стороны тех, кто считал, что сам имеет право на часть доходов государства. Говорили, что в начале своего правления Муктадир «все свое время стал посвящать удовольствиям. Он стеснялся мужчин и отослал прочь всех приятелей и певцов. Он общался почти исключительно с женщинами, и постепенно хурам с евнухами стал заправлять в государстве»{411}.

К 920 году дело дошло до критической точки, и главнокомандующий Мунис написал Муктадиру, что армия горько сетует по поводу количества денег и земель, которые тратятся на евнухов и женщин, на дворцовую администрацию. Он потребовал, чтобы всех фаворитов уволили и убрали из дворца, а их имущество конфисковали. Муктаднр написал в ответ длинное письмо. В нем он упомянул о своем глубоком уважении к Мунису и сказал, что жалобы основаны на недопонимании, и если Мунис и его сторонники получше обдумают это, то согласятся.

Однако Муктадир был вынужден пойти на некоторые уступки. Кое у кого из придворных поместья наметили для конфискации, а имущество обложили налогом, потребовав заплатить все пошлины, которые они задолжали казне. Халиф согласился отставить тех, кого можно было удалить из дворца законным путем. Он добавил, что сам возьмет на себя административные дела и разберется с рядом вопросов, которые поднял Мунис. Короче, он пообещал ряд косметических перемен, но без реальных действий.

Не удивительно, что Мунис был разочарован ответом. Он явился во дворец в отсутствие наиболее влиятельных сторонников халифа; Мухтадир, его мать, сестра и любимые рабыни были взяты под стражу{412}.

Потом на короткое время Муктадиру удалось восстановить свою власть, но его слабость к женщинам осталась все такой же очевидной. Когда он в конце концов был убит, и лидеры переворота встретились для того, чтобы обсудить, кто же станет халифом, Мунис предложил возвести на трон юного сына покойного халифа. Однако он встретил сильные возражения: «После всех трудностей, которые мы только что перенесли, чтобы избавиться от одного правителя с его матерью, тетей и евнухами, нам не нужен другой такой же», — докатывали противники, и предложение Муниса было отвергнуто{413}.

Некоторые современники и более поздние историки считали расточительство хурама и его вмешательство в политические дела причиной тех бедствий, которые в конце концов разрушили халифат в начале десятого века. Они были готовы согласиться с громкими жалобами халифа Хади на вмешательство своей матери Хайзуран в политические дела. Это в какой-то мере так — мы видели, что гарем действительно поглощал значительную часть годового дохода государства, а царица-мать, ее родственники и друзья оказывались очень богаты. Также нет сомнения, что эти люди использовали свою привилегию доступа к халифу как способ укрепить свои позиции и материальное благосостояние.

Но проблемы халифата уходят корнями гораздо глубже. Те же военные оказывались и дороже, и опаснее для правительства и общества, нежели женщины и придворные слуги. К тому же в период Муктадира гарем вносил в придворную политику и некий положительный вклад. Мы видели, что женская половина дворца предлагала свое помещение под место содержания придворных чиновников, которые теряли расположение халифа. Вмешательство Хозяйки в политику часто имело целью спасти опытных специалистов, по тем или иным причинам потерявших расположение монарха; она скорее играла роль примирителя, нежели мстительной ведьмы.

Более того, собственность царицы-матери во времена кризисов становилась для халифов неким родом финансовых резервов. В обществе, где правительственные займы у банков или частных лиц были невозможны, богатство гарема оказывалось ценным буфером в периоды финансовых неурядиц. Вдобавок гарем тратил деньги на ткани и другие предметы роскоши, покупка которых должна была стимулировать местную экономику. Среди многих других ремесленников весьма пострадали ткачи Тустара и ковроделы Армении, когда гарем перестал быть их основным клиентом.

Падение Хозяйки в 932 году означало конец гарема Аббасидов в том виде, в каком он сложился с аскетичных дней Мансура примерно за два века до того. Певиц раскидало по миру, их судьбы нам более не известны; прекрасные ткани были распроданы или погибли, многие древние легенды безвозвратно исчезли. Но память о гареме Аббасидов оказалась сохранена такими историками, как Табари и Мискавайх; она отложилась в литературных памятниках, подобных «Книге Песен». Гарем Аббасидов стал моделью для последующих гаремов исламских владык, и лишь к двадцатому веку, с окончательным падением султанского гарема в Стамбуле, традиция, возникшая в Багдаде и Самарре, пришла наконец к своему концу.

Глава VIII

ОТ МАМУНА ДО МУТАВВАКИЛЯ

Когда выдающийся филолог и литературный критик Салаб (умер в 904 году) оглядывался на ранние годы своей жизни, то всегда вспоминал особый момент, застрявший в его памяти.

В Багдаде август, летнее солнце уже высоко стоит в небе.

Я увидел халифа Мамуна, он возвращался из Хорасана. Он только что проследовал через Железные ворота и двигался в Русафу. Люди выстроились в две шеренги [чтобы поглазеть, как проследует халиф со