Дежавю - Татьяна Шмидко

Жанна пришла немного погодя и помогла мне одеться. Не спеша сделала праздничную прическу, уложив две косы вокруг головы, украсив их ожерельем из жемчуга. Она напевала негромко свою любимую каталонскую песенку про любовь, когда мама поторопила нас:

– Адель, Жанна! Ну где же вы? Отец Антонио будет с минуты на минуту здесь, а стол еще не полностью накрыт! Спускайтесь, – сказала она нараспев.

– Идем-идем! – ответила Жанна и улыбнулась мне.

На душе стало как-то теплее, и предстоящий вечер не показался мне таким уж паршивым.

В гостиной комнате корявый стол был застелен дорогой скатертью. Мама говорила, что эта вещь была частью ее приданного. Ее бабушка Флорентина была из Фландрии, и мне кажется, потратила полжизни, чтобы сделать этот шедевр собственными руками. Катарина не пожалела свое фамильное серебро и среди серебряных кубков, тарелок, чаш и соусниц торжественно стояли два серебряных светильника.

– Мама, ты превзошла сама себя! – сказала я совершенно искренне.

– Да-да-да! Ладно, раз ты такая душка сегодня вечером, то я признаюсь: у отца Антонио есть неженатый племянник, который заочно в тебя влюблен. Отец Антонио так расписал твои прелести, что тот готов жениться прямо сейчас!

Я даже задохнулась от возмущения.

– Мама, но как ты посмела без меня такое решать? Я люблю Прайма и ни за что не выйду замуж за другого!

Ты даже не смей думать, что я соглашусь! – по-моему, последнюю фразу я прокричала, топнув в запале ногой.

Выражение лица мамы стало несколько надменным, его можно было прочитать так: «Все решено, ты уже ничего не изменишь!» От моей новой гневной тирады маму спас стук в дверь.

Жанна пошла открывать, приговаривая:

– Просто миротворец, так вовремя пришел! Иначе эти двое сейчас сцепятся как кошки! Отец Антонио! Мы так рады вас виде… – сказала она, открывая двери.

Но вдруг вскрикнула и, издав странный хрип, покачнулась, держась за дверь правой рукой. Дальше все происходило так, словно время застыло: в свете ламп я увидела удивленное выражение лица Жанны, которая рассматривала длинный нож, торчащий из ее груди. Она посмотрела, как мокрое кровавое пятно расползается по ее платью, закатила глаза и упала на пороге, беспомощно раскинув руки. Мама застыла на месте, от ужаса прижав руки ко рту, а в это время через Жанну уже переступал коренастый мужчина, скалясь беззубой улыбкой. Он обшарил глазами комнату и быстро двинулся ко мне, перебрасывая из левой руки в правую толстую палицу. Он поглядывал на мою голову, и я была абсолютно уверена, что сейчас он проломит мне череп. Мама, не думая бросилась ко мне и закрыв от него, крикнула:

– Беги, доченька, беги!

Она взяла стул и выставила его перед собой, кряхтя от натуги.

Я посмотрела на его дубинку и вдруг вспомнила про арбалет, который сейчас стоял у меня в спальне около окна.

– Мама, я сейчас! – крикнула я и бросилась бегом через кухню в свою комнату. Мысли путались и дрожали руки, а перед глазами прокручивался момент, как Жанна падает на пол. Я не могла поверить, что ее больше нет; я надеялась, что ее можно спасти – вдруг нож не попал в сердце? Она же каких-то десять минут назад заплетала мне косы…

Я взбежала по лестнице наверх, перепрыгивая через три ступеньки. Я услышала еще один мужской голос в гостиной! Наверное, это был еще один мародер! Я толкнула дверь и практически ввалилась в свою комнату. Потом схватила заряженный арбалет, еще одну стрелу зажала зубами и бегом кинулась вниз. Когда я добежала до лестницы, внизу послушался сильнейший грохот и звон падающей на пол посуды. Катарина вскрикнула и в гостиной стало до жути тихо.

– Эй, иди наверх! Нужно еще дочку ее прибить! – сказал еще один грубый голос.

– А в доме точно больше никого нет? – спросил другой голос.

– Точно! Конюх со своей бабой сейчас в городе, я сам их видел. Так что не трусь! Бери только серебро и золото! У нас мало времени! Они могут вернуться в любой момент!

– Да не дрейфь! Мы и их прикончим тоже! Делов-то! – ответил второй.

Что же с мамой? Даже думать не хотелось. Я бы так и бросилась к ней вниз, но брат всегда говорил мне, что терпение – главный союзник в войне. Раз мародер идет меня убивать, то пусть идет, я встречу его здесь!

Я встала на самую верхнюю ступеньку лестницы, и подождала, когда голова разбойника покажется из-за поворота лестницы. Когда момент настал, я окликнула его:

– Эй, ты!

Молодой мужчина резко вскинул голову и взглянул на меня мелкими колючими глазками. Почему-то от его взгляда у меня волосы голове встали дыбом, словно я посмотрела в глаза самой смерти.

«Задержи дыхание и стреляй!» – словно услышала я голос своего старшего брата. Сколько раз он повторял мне эти слова. Я улыбнулась и выстрелила. Дротик вошел точно между глаз разбойника, и он с криком упал навзничь на спину, скатившись по лестнице.

– Эй, Ромундо! Что там? – спросил первый разбойник, и я услышала, как он гремит серебряной посудой, но так и не подошел посмотреть, что случилось. Видимо, жажда наживы затопила его мозг, и он потерял осторожность. Что ж, придется спуститься вниз. Я тихо шла вниз по лестнице, на ходу заряжая арбалет. Тугая тетива не хотела натягиваться, потому что руки сильно дрожали. Я еще раз взглянула на убитого мною мародера и почему-то моя стрела между его мертвыми глазами вызывала у меня не раскаяние, а злое торжество. Я пнула его в бок и удостоверилась, что уложила его навсегда.

Он лежал рядом с Жанной; я носком ноги отбросила его руку от ее лица. Потом осторожно заглянула в гостиную и увидела профиль убийцы Жанны – он как раз, сидя за столом, руками, как животное, ел горячую курицу и запивал ее нашим вином. Мама без сознания лежала на полу под противоположной стеной среди разломанного столика для цветов и, кажется, не дышала. Мне захотелось бросится к ней и узнать, что с ней, но меня сдерживал этот потный мародер, который, увидев арбалет в моих руках, резко вскочил из-за стола, подбросив его вверх, чтобы спрятаться от выстрела за ним.

Все, что на нем стояло, полетело в мою сторону и осыпало бездыханную маму. Я вскрикнула, потому что масло из светильника выплеснулось на пол и, попав в камин, зажгло огненную дорожку на полу и перекинулось на гобелен на стене. Юбка мамы вспыхнула, и я вскрикнула от ужаса – ее нужно было выносить из огня, ведь шелковая материя так быстро горит!

В кромешной тьме, которая освещалась только языками пламени, я увидела, как неясная тень метнулась мимо окна в сторону двери. Мне нужно было прикончить мародера и спасать маму, потому что вся комната была обшита деревом и скоро превратится в раскаленную печь. У меня была одна попытка – осталась всего одна стрела. Вдруг в меня полетело что-то темное – это была, наверное, небольшая лавка, которая стояла под стеной у входа. Последнее, что я помню – это то, что падая на пол, увидела темный силуэт, убегающий через парадную дверь в ночь. Последнее, о ком я подумала – это были мама и Прайм, я горевала о том, что, видимо, расстаюсь с ними навсегда.