Дежавю - Татьяна Шмидко

Мне хотелось выпрыгнуть за борт и вернуться в Калелью. Мои руки дрожали от желания разгромить деревянный борт судна и броситься воду. Это была просто невыносимая пытка – бороться между желаниями влюбленного сердца и доводами разума. Наконец-то я как-то смог совладать с собой, и в этом мне помогла небольшая вещица. Адель перед расставанием подарила мне медальон со своим портретом и локоном волос. Миниатюра была написана довольно хорошо, но все равно не полностью передавала ее очарование и красоту. Знакомый запах привычно обжег огнем горло и зрачки расширились, словно я был на охоте. Но сердце мое горело желанием защитить и уберечь ее. Я взял себя в руки и принялся еще раз проверять свой план, силясь найти в нем слабые места. Я не имел право проиграть – от меня зависело выживание вида и счастье моей любимой.

Еще один день без Прайма подошел к концу, а я так и не вставала с кровати. У меня сегодня не было сил на то, чтобы изображать из себя нормальную девушку ради спокойствия матери. У меня не было желания поддерживать разговоры, тем более что они были на одну и ту же тему – чума, которая уносила каждый день сотни жизней. Мы так и не знали, что это за болезнь и как от нее спастись. Местный священник, отец Андрео постоянно призывал к покаянию, доказывая, что эта страшная болезнь результат многочисленных грехов горожан. Никто с ним и особенно не спорил, но все равно жили так, словно их цель – попробовать все удовольствия жизни одновременно, пока еще живы. Но были люди, которые ударились в религиозность, граничащую с фанатизмом.

Когда из Калельи приходили очередные вести, чаще всего их приносили слуги, мама все больше замыкалась в себе и уже не могла скрыть беспокойства. Я же не могла быть ей опорой, потому что Прайм Ван Пайер забрал мое сердце и увез его далеко-далеко, за синее море.

Первый месяц я храбрилась, второй – беспокоилась, а потом просто рыдала. Если бы я знала, что с ним все в порядке, что он жив, пусть даже отчаянно сражается, подвергается невероятным опасностям, но живой! А так я не находила себе места. Как только я вспоминала зубы огромных оборотней, которые напали на нас, то моя фантазия непременно разыгрывалась. Я представляла себе, как мой любимый сражается с десятками огромных волков, и испытывала гордость, смешанную с беспокойством за его жизнь. А вдруг их будет слишком много? А что если он не справится с ними?

От грустных мыслей мне помогало отвлекать все, что связанно с Праймом. Я любила сбегать в его дом на горе и бродить в окрестностях, вспоминая проведенное с ним время. Однажды даже пыталась добраться до его любимого озера, в котором он плавал, но заблудилась и вернулась обратно ни с чем. А еще бывала в Калелье, обязательно останавливаясь на городской площади у фонтана, потому что мы с ним здесь танцевали вдвоем. Из-за этого я даже любила рассматривать камни этой грязной мостовой. Мне все в городе напоминал о нем. Но в последнее время именно из-за этого я старалась поменьше там бывать.

Я то была уверена, что он победит во всех сражениях, то боялась, что оборотней будет слишком много… Эти мысли не давали мне покоя. И еще был главный вопрос: когда же Прайм вернется ко мне? Мама уже намекала мне как могла, что он может не вернутся, потому что хоть три месяца ожидания – небольшой срок, но вот тот факт, что он совершенно не пишет писем, наталкивал на невеселые выводы.

Катарина даже пару раз пыталась узнать, не опорочила ли я с ним свое честное имя. В общем, ее скептическое отношение к намерениям Прайма меня бесило и вынуждало избегать общения с ней. Даже пришлось начать вышивать большую картину, чтобы объяснить свое затворничество. И в город я не ездила – там чума… а в доме тоже было до жути тихо. А что, если я тоже заболею и умру? Как же будет страдать он? От беспокойных мыслей голова была готова взорваться. Еще немного, и я закричу от напряжения, которое накапливалось, грозя прорваться в любую минуту наружу очередной порцией слез.

Чтобы как-то отвлечься, я взяла со стола книгу и заставила себя встать с кровати, подойдя к окну. На столике стояла лампа, я зажгла ее и уселась в кресло, прикрыв ноги теплым пледом. Но как только я посмотрела в окно, то тут же вспомнила, как Прайм сообщил мне о нашей помолвке с самым счастливым выражением лица. Читать сразу же перехотелось, и я стала просто смотреть на надвигающиеся сумерки.

– Адель, девочка моя! Спускайся к ужину! – крикнула мама, стоя у моих дверей. – Ты что там делаешь, снова вышиваешь? Или книгу читаешь?

Я не ответила. Тогда мама открыла дверь и зашла в мою комнату.

– Снова сидишь у открытого окна? Ты давно встала? – спросила она, закрывая окно. – Адель, девочка моя. Ну что же ты так грустишь? Ты себя доведешь до истощения! Сколько мне трудов стоило привести тебя в порядок после болезни! Столько лекарств, нервов, молитв! – недовольно ворчала мама, застилая мою кровать. – Давай, приведи себя в порядок. Сегодня к нам должен зайти отец Антонио, так что давай, спускайся к ужину.

– Мам… я не в силах, ну, правда. Сидеть за столом и вести эти разговоры ни о чем…

– Ничего слышать не хочу, девочка моя. Давай, вставай, вставай! Ты же умница, ну не вредничай! – сказала мама, наклонившись ко мне.

Она пальчиками осторожно подняла уголки моих губ вверх, при этом так мило улыбнувшись, что я не нашла в себе сил дальше отказываться.

– Ну хорошо… – сказала я вяло.

– Вот и умница! Моя девочка дорогая! Ты даже покушаешь немного, я уверена! – сказала мама с таким энтузиазмом, что мне даже стало неловко за свое поведение. Ведь ей тоже было несладко – я ее единственная семья.

– Мама, я сейчас приведу себя в порядок и спущусь, честно! – сказала я ей бодро, раздумывая, где же взять на это сил.

– Хорошо, родная моя. Тогда я пришлю сейчас Жанну, она как раз закончила с ужином. Нам придется помочь ей накрыть на стол, Мари и Санчес ушли в Калелью на похороны. Эх, знала бы ты последние новости, – сказала она с грустью в голосе. – Поговаривают, что в этих краях появилась банда разбойников, которые грабят опустевшие дома, – сказала она с беспокойством. – И не удивительно, ведь столько богатых домов, заходи и бери, что хочешь. Вот и бродят банды бывших крестьян или обнищавших рыцарей по городам и селам…

Мама тяжело вздохнула и покосилась на мой арбалет, который люто ненавидела, считая его очень опасной штуковиной.

– Вот уж не думала, что настанут времена, когда эта вещь будет совсем не лишней! – сказала она с грустью в голосе. – Может, и правду говорят, что конец света не за горами? – сказала она и, вздохнув, вышла из комнаты.