Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945 - Вера Павловна Фролова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Совсем немного, господин офицер. Кое-какие продукты, – растерянно пролепетала она. – Хлеб. Маргарин. Еще баночка джема. Ну и папиросы, всего несколько пачек. Разрешите, господин офицер…
– Пожалуйста, господин фельдфебель, разрешите нам хотя бы пару минут поговорить с кем-либо из русских пленных, – тотчас присоединили свои голоса и мы с Женей. – Мы только узнаем, нет ли среди них наших земляков, отдадим эти продукты и сразу уйдем. Мы приехали издалека. Господин фельдфебель, пожалуйста…
– Я уже сказал – нет! – повысил голос охранник. – Вы что? Не понимаете немецкого языка? – В его голосе прозвучала угрюмая насмешка. – На мой взгляд, эти ваши русские парни вовсе не нуждаются в хлебе насущном. Они сыты сталинской большевистской идеологией. Напичканы ею по горло. Всё! И не пытайтесь бегать вокруг ограды и заглядывать в окна. Это может не понравиться нашим овчаркам, и тогда вам придется совсем плохо… Я сказал – всё! Уходите! Вег!
Так нам и пришлось убраться «восвояси». Привезенный нами сверток с продуктами (конечно, больший вклад сделала Вера) мы оставили Мишке, дали ему наказ проследить завтра, когда наши пленные пойдут с работы в лагерь, и передать им. Мне подумалось, что совсем неплохо было бы вложить в пакет хотя бы небольшую записку, и мы, попросив у тети Даши листок бумаги, тотчас сочинили теплое, дружеское коллективное послание, которое закончили такими словами: «Крепитесь, друзья! Мы с вами».
Когда уже все хорошо упаковали и перевязали сверток найденной Мишей бечевой, Вера вдруг предложила оставить в записке для пленных свои адреса. Вдруг среди них есть кто-то из Ленинграда, или вдруг удача улыбнется нам и отыщется кто-то знакомый.
Пришлось снова все распаковывать и дописывать.
Собрались с Верой домой на поезде в 16:30. Перед уходом тетя Даша напоила нас чаем с бутербродами, вручила мне для наших домочадцев «гостинец» – небольшой кусок желтого, ноздреватого сыра. (Иногда немецкие рабочие снабжают сыром «восточников», естественно, за марки.)
Что-то не понравилась она мне нынче – совсем стала седой, и в невеселом взгляде – какая-то тусклая безысходность. По-прежнему и в мыслях, и в разговорах она вся занята своим Псковом – отправилась бы туда хоть сейчас («Что ей сделают?.. Кому она нужна – старуха…»), да не уверена – сумеет ли теперь дойти, не ткнется ли на полдороге? Уж очень стала слаба, часто голова кружится, мысли путаются…
Вера, с жалостью глядя на мать, сказала ласково:
– Не раскисай, мамулька! А ну-ка, подтянись – ать-два! Ведь ты у нас умница. Уже недолго осталось ждать.
И я в тон Вере подбодрила ее:
– Потерпите еще немного, тетя Дашенька. Может быть, от силы два-три месяца. До вашего Пскова мы поедем вместе.
На станции в Грозз-Кребсе, едва мы сошли с поезда, Вера удивленно толкнула меня в бок: «Смотри-ка, кто идет… Вот это встреча!»
По платформе, навстречу нам, не спеша шел Джонни. Вид у него был крайне смущенный.
– Хелло… Какая счастливая случайность! А я тут зашел… Зашел посмотреть расписание… Вы откуда?
– Из Мариенвердера. От женихов. – Вера громко захохотала. – Представляешь, Джонни, отправились на свиданье к своим женихам, а они не пришли. Обманули нас. – (Ну и болтушка же она!)
Джон, как и в прошлый раз, проводил нас до железнодорожного переезда, и опять я увидела в его глазах прежнее ожидание. Но снова решительно приказала себе: никаких приглашений! Ни к чему это! Между прочим, очень мне показалась странной эта «счастливая случайность». Очень странной.
Все наши были дома. В комнате сидели также Павел Аристархович, два Ивана из «Шалмана» – Черный и Великий, Михаил от Бангера. Мы с Верой пообедали, и она отправилась к себе. А я, прибрав за собой посуду, решила, пока есть время, написать письма Зое и Маргарите, а затем, если позволят обстоятельства, пообщаться с тобой, дневник.
Но увы, обстоятельства не позволили. Вскоре заглянули к себе, в кладовку, за сигаретами Юзеф с Люцианом (Люциан – наш новый рабочий, поляк, 32 лет от роду – его привез вчера Шмидт с арбайтзамта взамен сбежавшего Вацлава), затем присели к столу, принялись рассказывать о том, как по приказанию пана Шмидта они ездили до обеда с Гельбом на дальнее пастбище ремонтировать прохудившееся ограждение, и как обнаружили вдруг пропажу двух взрослых телок, и как затем долго искали их по лесу, и как наконец нашли беглянок (страшно «занимательная» история!).
Потом, коротко стукнув в дверь, вошел Павел Аристархович. Удивленная, я поднялась ему навстречу.
– Сиди, сиди, – остановил он меня и добавил загадочно: – У меня к тебе конфиденциальный разговор. – Он сел на стул. – Я услышал сейчас о ваших недавних неприятностях. Обыск – плохой знак. И весьма тревожный. – Павел Аристархович внимательно смотрел на меня. – Прошу прощения, если своими словами доставлю тебе неприятное… От твоей мамы я знаю, ты вечерами много пишешь. Я догадываюсь – дневник. Это – прекрасно и достойно всяческой похвалы. Но… Насколько я тебя знаю, ты девочка очень откровенная, искренняя и, извини, несколько экспансивная. В твоих записях наверняка есть такое, что может причинить тебе массу неприятностей, причем самых худших. Если, конечно, об этом прознают заинтересованные лица – какие – ты догадываешься… Словом, я хочу тебя предостеречь и по возможности помочь. Тебе нельзя хранить свои записи в этом доме. Если хочешь, если ты доверяешь мне и Юре – я могу взять их к себе на сохранность. У меня они будут в полной безопасности. Надеюсь, ты не сомневаешься в том, что я никогда (разумеется, без твоего разрешения) не открою ни одну страницу.
– О, Павел Аристархович, большое вам спасибо. – От растерянности я не знала, что говорить. – Я вам очень благодарна за ваше предложение. Только, знаете… Мне думается, пока такой необходимости нет. Мои тетради надежно спрятаны. Их даже гестаповцы не нашли.
И чтобы Павел Аристархович не подумал, что я сомневаюсь в его порядочности, я, слегка поколебавшись, тут же показала ему свой «тайник». И даже продемонстрировала, как я пользуюсь им.
– Об этом пока никто из наших, кроме Юзефа, не знает, – на всякий случай предупредила я, – да и он тоже лишь недавно случайно увидел.
– Ну что же, пожалуй, и в самом деле тебе пока опасаться нечего, – подумав, сказал Павел Аристархович. – Твой «тайник» и мне показался вполне надежным. Да и этот поляк, насколько я успел его узнать, производит впечатление вполне честного парня. Только… – Павел Аристархович снова внимательно и даже строго посмотрел на меня, – только я настоятельно советую тебе каждый раз тщательно следить, чтобы не оставлять никаких следов, то есть улик. Вот
