Александр Алехин. Жизнь как война - Станислав Андреевич Купцов

часто повторял, что крайне важно подстраиваться под соперника, изучать его стиль, понимать психологию. Но его уверенность в себе была в то время почти капабланковской. В превосходстве чемпиона над претендентом мало кто сомневался, как когда-то – в кубинском маэстро, которого считали абсолютным фаворитом матча в Буэнос-Айресе. К дуэли с Капой Алехин готовился как проклятый, ведь на кону стояло все; однако в этот раз он позволил себе усомниться в квалификации соперника, который «смел» ставить математику в один ряд с шахматами. В одном из предматчевых интервью Алехин заявил, что не верит в «чемпиона мира Макса Эйве». Уже проиграв, он так объяснил свое фиаско в интервью Manchester Guardian: «Имелась только одна причина для моей плохой игры в то время, но она оказалась вполне достаточной: я потерял свежесть после 18 месяцев непрерывного шахматного труда. В частности, с мая 1934 года я сыграл матч против Боголюбова, затем выступил на турнирах в Цюрихе, Оребро и Варшаве, принял участие в трех продолжительных и изматывающих турах по Северной Африке, Испании и Скандинавии и между делом написал критический труд о турнире в Цюрихе! В результате к началу матча я приехал, “наевшись” шахматами и, принуждая себя думать о них, я стал прибегать к различным видам стимуляторов, таким как табак в избыточных мерах и, кроме всего прочего, алкоголь. Эти стимуляторы могут нанести небольшой вред на короткой дистанции (и, разумеется, я играл достаточно неплохо в первых партиях), но становятся абсолютно фатальными в долгосрочной перспективе; в этих обстоятельствах поражение становится неизбежным»5.

Матч начался ожидаемо, а потом Алехин устроил клоунаду.

* * *

Поединок проходил с 3 октября по 15 декабря 1935 года. Снова играли до перевеса в 15,5 очка. Первый ход сделал… мэр Амстердама. Чемпион выиграл дебютную партию за 30 ходов! Алехин и дальше доминировал, сохраняя счет в свою пользу: 4:1, 5:2, 7:5 (и это – по победам!). Даже партия в Амстердаме в холле лицея для девочек, где преподавал Эйве, принесла голландцу поражение, а ведь ему наверняка хотелось показать ученицам, что он виртуозен не только за школьной, но и за шахматной доской.

Пятая партия матча за титул чемпиона мира между Максом Эйве и действующим обладателем короны Александром Алехиным. Городской архив Делфта, 12 октября 1935 года

В момент статистического перевеса Алехин написал в СССР импульсивную (или хорошо продуманную) телеграмму следующего содержания: «Не только как многолетний шахматный работник, но и как человек, понявший всю глубину того, что сделано в СССР в области культуры, шлю свои искренние поздравления шахматистам Советского Союза с XVIII годовщиной Октябрьской революции». То есть Алехин «поклонился» событию, которое едва не разрушило ему жизнь. При этом он понимал, что эмиграция ему такого шага не простит. После побега он восстановился, оброс новыми влиятельными друзьями-эмигрантами, которые искренне им восхищались, доверяли, даже увлекли в «Астрею», где первые годы царили антибольшевистские настроения. Он жил во Франции – и там ему не давали гражданство за потенциальные связи с большевиками. Но вот он «взмахом пера» как будто отказывался от всего накопленного блага ради эфемерного сближения со страной, где его называли ренегатом.

Котов в своей книге «Александр Алехин» рассказал следующее: «Телеграмму напечатали в “Известиях”. Реакция была бурной. Эмигранты, и без того недолюбливавшие Алехина за его исключительное положение – чемпион мира, разъезжает по всему миру! – обрушились на него серией статей. В одной из газет была напечатана басня, заключительные строки которой выразительно определяют ту атмосферу, какая создалась тогда вокруг Алехина:

Мораль имей, читатель, в голове,

а также не забудь при этом

Алехина, побитого Эйве

и битым отошедшего к Советам»6.

Понятно, что в советской книге надо было показать таких эмигрантов, которые недолюбливали Алехина, всячески вставляли ему палки в колеса. Однако ничего подобного не происходило – напротив, его носили на руках. Это продолжалось до тех пор, пока русский эмигрант не начал заигрывать с чуждым для них режимом. Сначала советским, потом – нацистским.

Что до матча против Эйве, то в какой-то момент чемпион «поплыл». «Вместо гроссмейстера высшего класса, каким он проявил себя в первых 10 встречах, зрители вдруг увидели за доской против Эйве совсем другого шахматиста. Один раз он рокировал под мат, в других партиях так нелепо и слабо разыгрывал дебют, что уже после первых ходов мог спокойно сдаться, – писал Котов. – После многих предположений пришли к следующему выводу, подтвердившемуся сообщениями корреспондентов из Голландии: Алехин играл эти партии в состоянии опьянения».

Показательным оказался 11-й выпуск журнала «Шахматы в СССР» за 1935 год. Шахматист Григорий Левенфиш написал статью, в которой выразил недоумение в связи с игрой Алехина в ряде партий и выдвинул редкое – не алкогольное – предположение, почему так странно все складывалось в Голландии.

Отметив, что поначалу Алехин действовал как надо, Левенфиш подошел к подозрительному отрезку матча, который начинался с 10-й партии. «Первое впечатление от игры Алехина таково, что он был под влиянием… винных паров. Здесь не было экспериментирования, а лишь игра в силу примерно 3-й категории, не имевшая прецедентов ни в одном из предыдущих матчей на первенство мира. Внимательный просмотр 12-й и особенно 14-й партии не оставляет сомнений в том, что они проиграны умышленно. <…> Матч Алехин – Эйве оказался затеей коммерчески нелегкой. Финансирование этой затеи возможно только при условии неослабного к ней интереса. А для этого надо создавать впечатление “упорной борьбы”. Корреспонденция Кмоха в “64” указывает, что ряд голландских городов отказался организовать у себя партии в начале матча и давал на это согласие после проигрышей Алехина, уравнявших счет. <…> Для нас, советских шахматистов, действия Алехина давно уже находятся по ту сторону этики и морали»7.

Как рассказала жена Кмоха Гертруда этому же шахматному изданию, Алехин «больше верил в кота, чем в свои силы»: пушистого любимца чемпиона часто видели на матчевых партиях. «Оба противника полны противоположностей, – вспоминала также она. – Алехин далек от какого-нибудь аскетизма: он курит, пьет соду-виски и каждый вечер играет в бридж. Эйве, наоборот, соблюдает во время матча строгий режим. Его пуританский образ жизни состоит из прогулки, плавания, гимнастики. У него дома также есть кошка, но она занимается не шахматами, а ловлей мышей»8.

Алехин взял с собой в Голландию Чесса и Лобейду, которые исполняли на матче занятный ритуал с «помечиванием» доски – обнюхивали ее, как будто могли вселить в фигуры Эйве злой дух, способный привести математика