Александр Алехин. Жизнь как война - Станислав Андреевич Купцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре после возвращения Алехин возродил идею побить мировой рекорд по играм вслепую. К тому времени уже пало достижение покойного Рихарда Рети (адепт гипермодернизма скончался в 40 лет из-за скарлатины). Новое достижение установил американец Джордж Колтановский – уже после того, как Рети не стало. В 1931 году в Антверпене он сыграл против 30 соперников.
Алехина позвали на Всемирную выставку Century of Progress в Чикаго, предложив 1000 долларов за участие в действе. Алехин начал в 10 утра, на все про все ему понадобилось 12,5 часа. Количество зрителей достигло максимума во время ливня, который вынудил толпы бежать под крышу и наблюдать необычный сеанс. На 32 досках Алехин одержал 19 побед, 9 раз сыграл вничью и 4 раза проиграл. Арбитром сеанса стал Эдвард Ласкер15. Позже Эдвард заметил, что Алехин играл не так сверхточно, как Гарри Пильсбери, – с ним он сам бился за 31 год до этого в Бреслау (Германия), точно в таком же «слепом» шоу. Эдвард утверждал, что временами Алехин ошибался и исправлял огрех только после того, как арбитр вопросительно повторял вслух его ход.
В сентябре 1933 года в интервью Исааку Кашдану для Chess Review Алехин заявил: «Я ожидал, что играть на 32 досках будет сложнее, учитывая, что это мое первое выступление такого размаха за шесть лет. Но я не испугаюсь сыграть и на 35, и, возможно, на 40 досках. Я способен хранить в голове большое количество партий, но на каждую новую требуется дополнительное время, да и фактор усталости влияет. Возможно, стоит проводить подобный сеанс в течение двух дней». В интервью, которое Алехин дал чуть позже в Пуэрто-Рико, шахматист признал, что сыграл плохо. Проводил ли чемпион свой чикагский сеанс «под влиянием градуса», история умалчивает.
Хосе Рауль Капабланка с русской княгиней Ольгой Чагодаевой
В начале 1934 года завершился турнир в Гастингсе, где Алехин разделил 2–3-е места с Андрэ Лиллиенталем, уступив пальму первенства многообещающему чехословаку Сало Флору: в решающей партии чемпион растерял перевес, потом с угрюмым видом, склонившись над карманными шахматами, анализировал ухудшенную позицию и в итоге предложил молодому игроку ничью, которая не дала ему взять первый приз. Это несколько развеяло миф о непобедимости доктора Алехина. Зато начала крепнуть его дружба с Флором, который, как и Лилиенталь, вскоре переедет в СССР.
26 марта 1934 года Александр Александрович женился на Грейс Висхар. Торжество состоялось на французской Ривьере, в курортном местечке Вильфранш-сюр-Мер. Капабланка и тут решил не отставать от своего антагониста: той же весной кубинец открыл второй любовный фронт, сохраняя статус женатого человека. Хосе Рауль накрепко влюбился, встретив на вечеринке в Нью-Йорке свою будущую вторую супругу – эффектную блондинку, русскую княжну из Тифлиса (ныне – Тбилиси) Ольгу Чагодаеву, с которой говорил по-французски. Их сближало многое: высокая культура, изящные манеры, родственники из числа военных. Но афишировать отношения поначалу было невозможно, поскольку Глория могла воспользоваться адюльтером супруга и не просто подать на развод, но и разорить неверного шахматиста.
«Капабланка сказал мне при знакомстве: “Мы обязательно поженимся”. У меня были различные предложения, но я отказалась от них в его пользу. И вскоре мы действительно поженились, – рассказывала Чагодаева в интервью Александру Сизоненко для журнала “Шахматы в СССР” (№ 8, 1991). – Это был истинный джентльмен, я прожила с Капой счастливейшие годы своей жизни. Он не раз говорил мне в ту пору, что давно уже порвал со своей первой женой, что его дети от первого брака, повзрослев, отдалились; отошли и многие друзья – и только я осталась ему верным другом. Хосе Рауль был очень добрым, щедрым, жизнерадостным человеком. Только в последние годы он иногда замыкался, уходил в себя. Его интересовало многое: искусство, культура, история. Одним из его любимых героев был Наполеон. О шахматах дома Капа почти не говорил, и даже комплекта шахмат в квартире у нас не было. Лишь в 1941 году, готовясь к шахматным лекциям по радио, он купил клеенчатую доску и фигуры»16.
Русский эмигрант вновь проигнорировал Капабланку, приняв второй вызов Ефима Боголюбова (благо «немец» отыскал финансирование).
Защищать титул Алехин отправился в страну, которая уже погрузилась в нацистские сумерки.
* * *
Свою вторую матчевую дуэль с Боголюбовым чемпион провел на этот раз исключительно в Германии, которая сменила «лицо». Нарядная и веселая Веймарская республика отжила свое, на ее место пришла истеричная, алчная, жаждущая отмщения Германия. В стране, которую Боголюбов выбрал своей второй родиной, уже доминировали национал-социалисты, Германию опутывал коричневый цвет, немецкий народ желал возродить величие своего государства через единение, доминирование арийской расы «сверхчеловеков».
Адольф Гитлер дорвался до власти, начав выстраивать свою античеловечную концепцию Deutschland uber alles («Германия превыше всего»), формулируя идею очищения арийской крови от «вредных примесей» (особенно еврейской). Он обратился к истории, напомнив соратникам, как лидер Пруссии Отто фон Бисмарк однажды объединил разрозненных немцев «железом и кровью». Тогда на костях построили Второй рейх. Гитлер теперь мечтал возвести свой, Третий, – и вернуть этнических немцев вместе с утраченными по Версальскому миру территориями (в качестве аперитива). Гитлер начал формировать доктрину нацизма, который предполагал постепенное уничтожение всего ненемецкого, а потому вражеского.
К приезду Алехина в Германию на матч бывший ефрейтор уже успел провалить госпереворот – так называемый «пивной путч» в Мюнхене, – отсидеть в тюрьме, получить статус мученика, написать книгу, чтобы закрепить свои захватнические идеи в массах… А затем благополучно стать рейхсканцлером Германии! На этот раз не путем свержения неугодной власти, а с помощью легальных демократических инструментов. Ему помог жесточайший экономический кризис, в котором погрязла страна. Немцы хотели перемен, а потому симпатизировали Гитлеру, который лелеял в мыслях рафинированный нацизм.
Воспользовавшись пожаром Рейхстага в 1933 году, эксцентричный политик начал завинчивать гайки: провернул через престарелого президента Пауля фон Гинденбурга ограничение свободы слова, прессы, собраний и митингов, а главное – ввел норму, которая позволяла арестовывать без суда и следствия, что быстро переполнило немецкие тюрьмы врагами НСДАП[25]. Запрет Коммунистической, а затем и Социал-демократической партии Германии – то есть создание монополярной партийной системы – уже никого не удивило. Худшее только начиналось. Появлялось все больше ограничений, инакомыслие стало уголовно наказуемым. Тотальный контроль, насаждение новой идеологии немцы приняли с тупой покорностью, ведь их уверяли, что
