Темная половина (Dark Side) - Стивен Кинг

Он также подумал было, но еще быстрее и решительнее отверг идею обратиться к Алану Пэнборну. Алан рассказал им, где находится доктор Притчард с женой — и его решение не пытаться связаться с нейрохирургом до его возвращения из палаточного лагеря ясно показало Таду все, что он хотел бы узнать относительно того, во что верит Алан… и, что главное, во что не верит. Если он расскажет о звонке в магазин, шериф просто решит, что это инсценировка. Даже если Розали подтвердит факт, что Таду звонил кто-то, когда он был в ее магазине, Алан все равно будет склонен не поверить. И он, и все прочие полицейские, участвующие в этой игре, сделали слишком большие ставки на неверие.

Итак, дни шли медленно и абсолютно бесцельно. После полудня на второй день Тад сделал единственную запись в своем дневнике: «Я чувствую, мой разум имеет ту же свободу перемещений, что у запряженной лошади». Это было единственной записью за всю неделю, и он начал сомневаться, сделает ли когда-либо следующую. Его новый роман «Золотая собака» мертво ушел под воду на дно. Это, он предполагал, было само собой разумеющейся вещью. Слишком тяжело создавать романы, когда ты опасаешься преступного негодяя, очень опасного, который собирается появиться со дня на день, чтобы вырезать всю твою семью, а затем расправиться и с тобой.

Единственным периодом его жизни, когда он был столь же потерян для самого себя, можно было считать дни его тяжелых запоев после выкидыша у Лиз и до появления Старка. Тогда, как и теперь, у Тада было ощущение стоящей перед ним проблемы, к которой невозможно подойти, словно это мираж водяного оазиса в жаркий летний день. Чем больше он пытался догнать и схватить эту проблему обеими руками, чтобы поломать ее на какие-то кусочки, тем быстрее она ускользала перед самым его носом, пока наконец он не рухнул, бездыханный и отчаявшийся, а мираж все так же насмешливо маячил на горизонте.

Он плохо спал в эти ночи, и снившийся в кошмарных сновидениях Джордж Старк снова показывал Таду его заброшенный дом, в котором вещи сами взрывались, как только он к ним притрагивался, и где в последней, самой дальней комнате его поджидали трупы жены и Клоусона. В тот момент, когда Тад заходил туда, вверх взлетали все птицы со всех деревьев, телефонных проводов и столбов линий электропередач, тысячами и миллионами, и их было так много, что они закрывали собой солнце.

До падения Уэнди на лестнице Тад чувствовал очень ясно, что он сам набит дурацкой начинкой, которая поджидает какого-либо злонамеренного убийцу, а тот, наконец, появится, схватит его за ворот, вспорет брюхо и начнет есть.

Близнецы еще некоторое время в основном ползали на четвереньках, но в последний месяц они все чаще делали попытки встать вертикально, держась за какую-нибудь опору (чаще неподвижную, но иногда и не очень стабильную) — хороша здесь была ножка кресла или кофейного столика, но даже пустая картонная коробка могла пригодиться, если только она выдерживала вес ребенка и не переворачиваясь набок или не оседала книзу. Дети способны приводить все в удивительный беспорядок в любом возрасте, но в восемь месяцев у них, безусловно, наступает Золотая Эра в этой деятельности.

Лиз оставила их поиграть на полу, ярко озаренном солнцем, в четверть пятого дня. Через десять минут уверенного ползания и шатающегося вертикального или почти вертикального стояния на двух нижних конечностях (под заботливым наблюдением обоих родителей и друг друга) Уильям добрался до края кофейного столика. Он огляделся вокруг и сделал несколько требовательных жестов правой рукой. Эти жесты напомнили Таду кадры старой кинохроники, демонстрирующей вождя, обращающегося с балкона к своему народу, Затем Уильяму удалось схватить чайную чашку Лиз и вылить все ее содержимое на себя до того, как он опрокинулся на пятую точку. Чай, к счастью, был холодным, но Уильям столь крепко держал чашку, что ударил ею себя по рту и слегка поранил нижнюю губу. Он начал завывать от страха и боли. Уэнди незамедлительно присоединилась к брату. Лиз схватила мальчика и осмотрела ранение. Затем она выразительно взглянула на Тада, взяла Уильяма на руки и понесла наверх, где его ждало утешение и переодевание.

— Береги принцессу, — сказала она Таду на прощание.

— Я постараюсь, — ответил Тад, но он уже открыл, а вскоре его ждали и еще более крупные открытия, что в Золотую Эру создания беспорядка такие обещания трудновыполнимы. Если Уильяму удалось схватить чашку чуть ли не перед самым носом у матери, то Уэнди уже начала падать с третьей ступеньки лестницы, когда Тад заметил это, и потому уже поздно было предотвращать этот кувырок вниз.

Тад увлекся просматриванием журналов — не чтением, а лишь бездумным перевертыванием страниц с мимолетным глазением на цветные картинки. Когда он заканчивал это занятие с одним журналом, он нес его к корзине с мусором, отправляемым затем в камин, и доставал новый журнал. Уэнди ползала по полу, давно забыв о своих безутешных слезах, еще до того даже, как они высохли на ее щечках. Она при этом издавала пыхтение «рум-рум-рум», удивительно напоминавшее Таду звуки легковых и грузовых автомобилей, показываемых по телевизору. Он поднялся, положил очередной журнал поверх целой их кипы в корзине и отправился выбирать следующую жертву, почему-то остановившись в конце концов на «Харпере» месячной давности. Его действия очень напоминали поведение читателей журналов, ожидающих в коридоре вызова к дантисту.

Тад обернулся и увидел Уэнди уже на лестнице. Она заползла туда на четвереньках, а теперь стояла, пошатываясь, держась лишь за тонкий столбик ограждения между перилами и полом. Пока он смотрел на нее, Уэнди заметила Тада и сделала особенно величавый приветственный жест рукой, сопровождаемый улыбкой. Это мановение руки привело ее тело в наклонное положение и ускорило неизбежно приближающееся падение.

— Иисус Христос, — с замиранием сердца прошептал Тад и вскочил на ноги. Он видел, как Уэнди отпустила столбик ограждения и собирается шагнуть вперед. — Уэнди, не делай этого!

Он почти пролетел через всю комнату, стремясь успеть к месту событий. Но Тад никогда не был ловким, и одна из его ног зацепилась за ножку кресла. Оно опрокинулось, а Тад растянулся на полу. Уэнди полетела вниз с коротким испуганным восклицанием. Ее тело слегка перевернулось в воздухе. Он пытался поймать ее, стоя на коленях, пока она еще не приземлилась. Но ничего не вышло. Ее правая нога ударилась о нижнюю ступеньку, а голова — о ковер на полу в гостиной, издав глухой звук.

Она завопила и Тад успел подумать, как ужасно звучит детский крик боли, а затем он схватил ее на руки.