Нескучная классика. Еще не всё - Сати Зарэевна Спивакова

Л. М. Я знаю, что японцы, когда достигают определенного уровня в какой-то области, действительно меняют фамилию. Думаю, я не достигла того уровня, чтобы поменять фамилию.

С. С. А какая музыка с вами шла в жизни, в юности? Что вы слушали?

Л. М. Мама привезла откуда-то радиолу. Что это было? Такой радиоприемник, на котором можно было слушать пластинки.

С. С. Наверху, под крышкой, был диск, чтобы ставить пластинки.

Л. М. Да, плюс она еще фокус имела: можно было шесть пластинок поставить, а у нее была такая лапа, и, когда доигрывалась пластинка, лапа поднималась и пластинка скидывалась в боковой ящик. Это был такой трюк. Что за музыка была! (Поет.) “Ла-па-па-пай-да-та-да-та-да-та-да”. И на наклейке собачка была нарисована с граммофоном. Не знаю, что за инструмент, кажется, сакс. Я думала: “Ну и ну! Это там, в Америке, наверное, ох, жизнь необыкновенная”. А еще вечером, когда никого не было, мама была на даче, я могла крутить приемник и ловить заграничную музыку, все эти “голоса”…

С. С. Сквозь всё это жужжание и помехи.

Л. М. (Поет.)

Johnny is the boy for me.

Always knew, that he would be.

But I never caught his eye,

He would always pass me by[66].

А потом у меня была учительница французского, немножко учила меня языку. Потом – первая Неделя французского фильма. Дани Робен, Ив Монтан…

С. С. Людмила Васильевна, браво! Вы поете замечательно! Почему же Розалинду в знаменитой “Летучей мыши”[67] вы сами не пели?

Л. М. Вы знаете, там высоко. А это я уже не потяну ни за что. Я бы лопнула, но эти ноты не взяла, нет.

С. С. А правда, что вы не очень любили этот фильм? И не очень серьезно к этому относились?

Л. М. Правда. Понимаете, этот перфекционизм проклятый так все время точит, что самой противно. Я себе говорила, что в кино должна сниматься только у Тарковского, или у Кончаловского, или у Михалкова. А “Летучая мышь” – это, так сказать, легкий жанр. У меня отвратительный характер по отношению к себе. Мне же предлагал Гайдай сниматься. Позвонили от него: “Мы очень хотим, чтобы вы снялись у нас в фильме. Комедия, но там есть нюанс”. Я спрашиваю: “Что? Голой, что ли, сниматься?” – “Ну не совсем”. Я сразу: “Вы с ума сошли!” А сейчас бы вот меня все знали как “Помоги мне, помоги мне…”. И стала бы я самой популярной…

С. С. Мне очень нравится спектакль Театра Вахтангова “Пристань”. Очень нравится ваша роль, ваш отрывок.

Л. М. Знаете, вы исключение. Меня за роль Бабуленьки[68] уж так лупили, особенно критическая мысль ужасно осталась недовольна. Зато режиссер наш, Римас Туминас, который делал этот отрывок из “Игрока” Достоевского, сказал: “Когда вы все одежки с себя сорвали, я вас очень зауважал. Потому что «Игрок» – это не про то, что вы в карты играете, а про то, что вы проиграли вообще всё. И когда вы говорите: «Так вот она, рулетка» – и показываете на зал, то понятно, что мир театра – это и есть рулетка”.

С. С. В вашей семье сложились интересные параллели. У вашей дочери, полной тезки вашей мамы Марии Петровны Максаковой, в какой-то момент тоже обнаружился голос. Как строятся ваши отношения с дочкой? Вы вынесли уроки из отношений с мамой?

Л. М. Если и вынесла, то скорее в негативном смысле, поскольку мне всегда говорили – нельзя. На всё. Даже на просьбу пойти к подруге.

С. С. То есть Маше вы говорили, что всё можно.

Л. М. Можно всё! Да и сыну то же самое говорила. Опиралась на набоковскую формулу: “Балуйте, балуйте ваших детей, вы не знаете, какая судьба ожидает их в дальнейшем”[69]. Думала: если вдруг у них судьба будет какая-то трагическая, не дай бог, конечно, то чтобы хоть детство они вспоминали как светлое и радостное время.

С. С. Скажите, пожалуйста, есть ли таланты музыкальные или драматические у ваших внуков? Продолжится ли династия?

Л. М. Ой, ну они собаки такие! Никак я не могла их затянуть к инструменту, хоть привязывай. Недаром Валентин Николаевич Плучек говорил: “Нельзя напоить осла, не испытывающего жажды”. Только Илюша, бедняга, один из всех моих внуков, учится в ЦМШ. А внучка, может быть, станет балериной, хотя и не знаю, имеет ли это отношение к продолжению, так сказать, династии…

С. С. Но ведь не обязательно станет?

Л. М. Нет, наверное, станет, она очень тщеславная. Здесь главное – это желание: “Я хочу кем-то быть!” Если в ребенке есть это, он добьется. А если: “Да ну, я шоколада лучше сейчас поем…” – тогда пиши пропало.

С. С. Людмила Васильевна, а как мама относилась к поклонникам? У нее же их было очень много.

Л. М. Она никого не видела, понимаете, никого. То есть она к этой стороне жизни относилась… как-то так: “А? Да?! Ага”. Никак.

С. С. А к вашим поклонникам, когда они стали у вас появляться?

Л. М. Никак. Она была неземная женщина, и все земное ее мало трогало. Она ведь и замуж не вышла после того, как вся эта история случилась. Когда я родилась, она еще была молодая женщина, но я никогда не видела мужчин в нашем доме.

С. С. В каком-то интервью вы обмолвились, что мама говорила: “Ждать звонка мужчины немыслимо”.

Л. М. Да, это была ее знаменитая фраза. Когда я приходила домой и спрашивала: “Мам, а мне никто не звонил?” – она отвечала: “Нет, никто. И что за манера – ждать звонка какого-то мужика? Не понимаю, как можно, в мыслях даже, до этого унижаться. Ну, пускай он звонит. Еще можно и не подходить”.

С. С. Мама снится когда-нибудь?

Л. М. Никогда. Странно, но никогда….

Саундтрек

Произведения в исполнении Марии Максаковой:

Романс “Что ты жадно глядишь на дорогу”.

Ж. Бизе. Опера “Кармен”. Партия Кармен.

Песня “Чернобровый, черноокий”.

Работы Людмилы Максаковой:

Спектакль “Живой труп” Театра Вахтангова. В роли Маши – Людмила Максакова.

Фильм-оперетта “Летучая мышь”. Музыка И. Штрауса. Режиссер Ян Фрид. В роли Розалинды Айзенштайн – Людмила Максакова.

Роберт Уилсон

Визуалист

Роберт Уилсон – абсолютный автодидакт и гений. Кто он?