Вторжение - Сергей Ченнык

В 1863 г. капитан флота Великобритании Мендс категорически опротестовал это, утверждая, что никаких особых противоречий между союзниками не возникало. Но и он не отрицает недовольства французов поведением британских моряков, нарушивших южную разграничительную линию высадки, создав этим неудобства. Из его письма «Таймс» следует, что французы просто махнули рукой на своих британских коллег, убедившись, что спорить с ними бесполезно…

Первым британским генералом, ступившим на крымскую землю, был командир Легкой дивизии генерал Джордж Браун, высадившийся вместе с солдатами 1-й роты 23-го Уэльского фузилерного полка. Его сопровождали адъютант подполковник Лайсонс (бывший офицер 23-го полка), генерал Эйри, квартирмейстер британской армии в Крыму, высадившиеся с борта корабля королевского военно-морского флота «Британия».{868} Спустя минуту к берегу причалила первая шлюпка с солдатами 7-го Королевского фузилерного полка. Вполне возможно, что Королевские фузилеры все-таки опередили уэльсцев.{869} В рядах союзных войск царило воодушевление.{870}Британские моряки помогали солдатам, стараясь, чтобы последние не только не замочили оружие и снаряжение, но и сами оставались максимально сухими. Но это была не просто братская забота о братьях по оружию. Эвелин Вуд говорит, что таким образом стремились минимизировать любые возможности болезней, в том числе и простудных, которые могли привести к активизации инфекционных заболеваний. У всех в памяти были проблемы французов в Варне.{871}

Кстати, оба полка (7-й и 23-й) до сих пор оспаривают пальму первенства высадки на крымской земле… Капрал 7-го Королевского фузилерного полка Тимоти Гоуинг в своих воспоминаниях «Голос из строя» не обошел вниманием детали столь важного для британской военной истории первенства.

«14 сентября мы высадились у Старой Крепости, По сигналу главнокомандующего первая партия Легкой дивизии приготовилась к высадке. Мы и десантная партия второго батальона стрелковой бригады наперегонки бросились к берегу, ведь ступить первым на вражескую землю — великая честь; при всем своем почтении к сопернику, сообщаю, что честь эта досталась фузилерам, хотя хвастать тут нечем, разница во времени была невелика».{872}

Как бы то ни было, пока королевские и уэльские фузилеры спорили о результатах регаты, их все еще было не более 70 человек, а французы уже имели не менее 6 000{873}«новых конкистадоров» на земле Российской империи. Да и спор был, мягко говоря, неуместен, так как к тому времени, когда в Каламитском заливе корабли союзников только начинали посадку войск в высадочные средства, на пристанях Евпатории уже кипела работа, а в городе постепенно набирали силу грабежи.

Вскоре эмоции первых минут сменились обыденной рутиной военного бытия. Генерал Браун, не теряя времени, приказал подполковнику Лайсонсу организовать прикрытие района высадки с фланга.{874}

Через 2 часа число синих и красных мундиров на берегу еще увеличилось. Хотя англичан по-прежнему было несколько сотен, число французов перевалило за 7 тысяч.{875} Однако вскоре высадка пошла живее и на крымскую землю ступили последние батальоны Легкой дивизии — 88-й и 77-й полки.{876}

В 10 часов очередь дошла до батальонов Гвардейской бригады. Едва ее роты достигали берега, то сразу же начинали марш в глубь территории полуострова, пока не остановились на равнине, отведенной планом операции для лагеря. Солдаты батальона Колдстримской гвардии с радостью ощутили под ногами долгожданную твердую землю. Ничего не говорило об опасности. Многим больным стало заметно лучше. Свежий морской воздух Крыма благодатно действовал на них.{877}

Но это была война, которая, нарушив идиллию, быстро напомнила о себе. Вскоре прогремели и первые выстрелы Крымской кампании. По приказу лорда Раглана батальон Стрелковой бригады майора Норкотта был отправлен вместе с несколькими ротами Легкой дивизии в рейд по прилегающей к зоне высадке территории с задачей конфисковать весь встречаемый скот и лошадей для нужд армии.{878}

После полудня лейтенант Стеценко заметил обоз с лесом, двигавшийся вдоль побережья. Не желая, чтобы столь ценный груз стал первой военной добычей союзников, он с казаками попытался направить его в глубину территории полуострова. Однако подоспевший взвод английских солдат 23-го полка с расстояния 300 м дал залп, после чего офицер решил отказаться от этой затеи, становившейся уже рискованной. Пули просвистели у них над головами, и казаки оставили повозки в покое.{879}

Трофеями англичан стали 14 арб, груженых лесом, а также овощами и фруктами — первая добыча большой войны.{880} Похоже, что первой добычей союзников стали обозы, принадлежавшие военным поселениям. По крайней мере, вскоре после происшествия в Департамент военных поселений поступило донесение от инспектора резервной кавалерии о захвате неприятелем 40 подвод с 14 военными поселянами, большей части которых удалось вскоре бежать из плена.{881}

Когда вышедший на берег капитан 1-го ранга Драммонд в компании Кинглейка и нескольких морских офицеров подошел к захваченному обозу он застал там английских пехотинцев, уплетавших сочные трофеи, и русского мальчишку-обозника с простреленной ногой. Чья пуля в него попала, английская или русская, никто не мог сказать точно.{882} Подполковник Лайсонс приказал полковому хирургу оказать раненому первую помощь.{883}

К полудню большая часть французской армии и британских Легкой и 1-й дивизий находилась на берегу. Впервые в ходе десанта, а вероятно, и в мировой военной истории была успешно применена полевая проводная связь — подразделение телеграфистов лейтенанта корпуса королевских инженеров Тисдейла развернуло на крымском берегу станцию, обеспечившую надежную связь с флагманским кораблем.{884}

Если у французов все обстояло более-менее удовлетворительно, то у их союзников проблемы сменяли одна другую. Высадка британцев была организована значительно хуже, порядок навести не удавалось, что вызывало раздражение и офицеров, и солдат. Отсутствие четких указаний, отсутствие системы обеспечения порождали недовольство. В полковой истории 46-го пехотного полка высадку называют не иначе как административным кошмаром. В остальных полках участники менее сдержанны в комментариях. Капитан 93-го Шотландского полка Кристофер Блэкетт заметил в своем письме домой: «…высаживать войска без всякого обеспечения — это безумие, но это факт. Лорд Раглан не соответствует своему посту…».

К слову сказать, аналогичные претензии можно предъявлять не только к лорду Раглану. Из всех английских дивизионных командиров опыт командования в боевых условиях подразделениями более батальона имели только двое…{885} Для сравнения: у французов боевой опыт имели многие офицеры батальонного, полкового, бригадного и дивизионного звеньев и даже некоторые командиры рот.

Хотя болезни, казалось, притихли, многие британские солдаты, высаживавшиеся на берег Крыма, продолжали в большинстве своем страдать от последствий заболеваний холерой или дизентерией. Скоро безнадежно больных стало столько, что потребовалось принимать меры к их отправке назад в Болгарию и Турцию, где предусмотрительно были построены госпитальные бараки. Вновь по морской глади засновали катера: начались обратная погрузка всех больных на транспорт «Кенгуру» и отправка в Скутари. В их числе был и наш знакомый — капитан Стрелковой бригады Максимилиан Хаммонд. Холера свалила его перед самой высадкой и, обессиленный, он даже не смог покинуть корабль.{886}

Нужно сказать, что слепая забота командования о минимизации носимого имущества британскими солдатами обернулась в первую же ночь обратной стороной и стоила жизни не одному из них. Менее цивилизованные турки и те понимали, что часто жизнь и здоровье военнослужащего зависит от слоя тонкой ткани над головой. «Малейший навес может оказаться неоценимым для спящего человека. Тонкий слой марли между ним и ночным звездным небом может стать границей между здоровьем и болезнью».{887} Их солдаты и офицеры больше других понимали, что отправляются не на пикник. Турецкие офицеры знали, что во время боевых действий у них нет ни отпусков, ни выходных.{888} Каждый солдат нес с собой не только палатку (ее, кстати, нес и каждый офицер), но и всё необходимое для приготовления горячей пищи в самых неблагоприятных условиях. Хотя запасов пищи у них было мало, помогал отмечаемый даже скупыми на похвалы англичанами традиционный турецкий аскетизм, стойкость и умение достаточно спокойно переносить самые невыносимые условия.{889} Но в отношении к туркам понятие «малый» не означает «плохой». Продуктов было немного, но они были разнообразны, что позволяло готовить вкусно и качественно.{890} Питание организовывалось группами (так называемыми караванами) из 10 солдат и одного капрала. Традиционно у них был большой запас пресной воды. Этот самый минимальный запас позволил туркам отметить высадку. К зависти англичан, турецкие солдаты, едва высадившись, с восточной неторопливостью приготовили себе пусть скромный, но завтрак, а ветер донес к союзникам запах свежесваренного кофе.