Вторжение - Сергей Ченнык

Военный секретарь лорда Раглана полковник Стил в сопровождении адъютанта маршала Сент-Арно полковника Трошю (первая победа будущего генерала и одного из реформаторов французской армии, автора нескольких книг, в которых обобщен его личный опыт участия в Крымской войне, «один из лучших офицеров союзного десанта» — А.А. Свечин)[176] приняли капитуляцию города,{817} обустроив ее даже несколько помпезно. По бытовавшим слухам, выглядело это весьма парадно.{818}

Тут же заработал пропагандистский аппарат оккупантов. Со стороны прибывших с союзниками турецких мулл начались попытки склонить татар к пособничеству, поддержанные и отдельными татарскими их коллегами. Но эта пропаганда была тут же нейтрализована выступлением местного и поэтому более авторитетного князя Мехмет бея Балатукова. Невзирая на опасность репрессий со стороны оккупантов, князь открыто «выступил защитником русских» в ряде деревень близ Евпатории, после чего зарубежные муллы просто опасались там появляться.{819}

Мирный город сдался без особого сопротивления. Исполняющий обязанности коменданта города майор Браницкий с командой Тарутинского егерского полка в количестве около 200 чел. отступил по дороге на Симферополь, хотя должен был по приказу князя Меншикова уходить к Перекопу.{820} Однако лейтенант Стеценко не успел довести его до непосредственных исполнителей, так как находился в нескольких верстах от города, когда там появились союзники.{821} Французы заявили о двух пленных из числа не успевших по каким-то причинам покинуть город больных солдат. Союзники без особого напряжения получили необходимую им базу снабжения и порт для приема подкреплений в Крыму. Десантная операция достигла своего апогея.

На пристанях Евпатории закипела работа. Город стал превращаться в военную базу. Для его оккупации и обслуживания работ были оставлены следующие силы: французский батальон морской пехоты (650 чел.), 900 англичан (в том числе 500 морских пехотинцев), два турецких батальона (1500 чел.). Кроме того, в городе была оставлена одна рота саперов (120 чел.) и небольшой персонал артиллерии (1 офицер, 13 сержантов и солдат).{822}

В течение дня в порту произвели разгрузку транспорты с имуществом снабжения (инженерное, медицинское, осадное, боеприпасы и проч.). Кое-что перепало и в виде трофеев. «В городе союзниками было найдено 60 тысяч четвертей пшеницы, принадлежавшей местному купечеству. Таким образом, неприятельская армия была обеспечена этим провиантом на четыре месяца. На следующие сутки, 2-го (14-го) сентября, в два часа пополуночи, подан был сигнал к отплытию от Евпатории».{823}Трудно сказать, сколько пшеницы потеряло русское купечество, но русская армия в первый же день лишилась одного из своих продовольственных магазинов, находившихся в городе и принадлежавших военному ведомству.{824}

Взятие союзниками Евпатории было не просто опереточной постановкой сцены торжественной капитуляции первого русского города перед глобальной военной мощью союзных сил. На самом деле этому населенному пункту отводилось не последнее место в планах английского и французского командований. По их мнению, даже небольшой гарнизон, оставленный в городе, мог не только эффективно защищать тыл экспедиционных сил, но и вести активные действия в направлении Перекопа, воздействуя и на сухопутные, и на морские коммуникации русских. О том, что Евпатория рассматривалась как тыловая база снабжения союзников, мы уже не раз говорили. В перспективе через нее в Крым должны были поступать транспорты со скотом и зерном, необходимым для обеспечения продовольствием англо-французского контингента. Хотя складские сооружения были в хорошем состоянии, их явно не хватало для перспективных нагрузок. Чтобы привести инфраструктуру порта в необходимое состояние, требовалось как можно быстрее провести реконструкцию причалов и береговых сооружений, для чего было высажено подразделение саперов лейтенанта Бейнеса (для производства строительных работ).{825}

Морские пехотинцы выполняли функции военной полиции, так как от них уже в первые часы потребовалось приводить в чувство солдат турецкого контингента, которые, верные привычке грабить все и всех, с успехом занялись этим знакомым и любимыми делом. Судя по воспоминаниям, до расстрелов мародеров в Евпатории не дошло, но многие турки ходили с разбитыми в кровь лицами. Для морских пехотинцев ее величества, умевших привести в чувство самого буйного матроса, портовая драка была столь же привычным делом, как для турок разбой, и потому в османских солдатах достойных соперников они не видели.

На постоянное базирование в Евпатории стали два корабля: английский и французский.

Что касается турецкого контингента. Я очень не хочу чтобы у читателя сложилось впечатление, превалировавшее до настоящего времени, когда мнение о турецком солдате сводилось к его характеристике как труса и грабителя. Это далеко не так. По многим показателям он если не превосходил, то был равным представителям других союзных армий. Тому причин несколько. Во-первых, личность командующего Омер-паши. Будучи свободным от мусульманских предрассудков, он считал «…необходимым для солдата удовлетворение его физической природы, а на замечания, даваемые ему по этому поводу, он отвечал: «откройте ваши гаремы, и я прикажу закрыть все подозрительные места».{826}

Во-вторых, турецкий пехотинец одарен от природы качествами хорошего солдата: он силен, крепок, спокоен, воздержан и терпелив.

В-третьих, турецкий солдат веротерпим. «В Европе считают турецкого солдата проникнутым мусульманским фанатизмом и нетерпимостью, но такое мнение ошибочно или по крайней мер, преувеличено».{827}

Тому подтверждением является беспрекословное подчинение турецкого солдата европейскому офицеру, путь даже христианину.

«Солдаты не только не выражали неудовольствия служить гяуру, но даже предпочитали быть на службе у христианина, так как знали, что с ними будут лучше обращаться….В случаях, когда турецкие солдаты вербовались в организованные англичанами в 1854 году части войск, и замечу при этом, что с помощью хорошей организации и лучших условий быта, англичане успели организовать из турецкого солдата лучшего в мире. После нескольких месяцев, проведенных под командою англичан, этих солдат нельзя было узнать: так изменились их тон, осанка и даже нравственное настроение».{828}

Поэтому когда мы говорим о склонности турка к разбою, это скорее не разнузданность, потеря дисциплины, а манера ведения войны. И, будем справедливы, европейские солдаты тоже не упускали случая заняться аналогичным промыслом…

Для князя А.С. Меншикова занятие Евпатории союзниками означало отправную точку для дальнейшего развития событий. Только теперь стало ясно, что ближайшие события будут развиваться в западном Крыму, а местом их станет заранее выбранная Альминская позиция. Река Альма из водного потока, питающего прибрежные сады, превращалась в рубеж, на котором будет предпринята первая попытка путем оборонительного сражения остановить неприятеля.

2 (14) СЕНТЯБРЯ 1854 г.

День 2-й: главные силы

«Вероятно, никогда не было такой блистательной операции, как высадка английских войск на берегу Старого форта 14 сентября 1854 г.».

Демонстрация Форе-Дандаса

Адмирал Дандас перед рассветом ушел в сторону Качи для осуществления демонстрационной высадки союзников, с целью отвлечения внимания русских от основного района. Вместе с английскими кораблями ушли и транспорты, на которых находилась 4-я дивизия генерала Форе. Действия этой группы кораблей заслуживают отдельного исследования. Очевидно, что они действительно способствовали отвлечению внимания русских от основного района высадки. Генерал Эдью считал, что они, кроме этого, выполняли и роль прикрытия района высадки от атаки русского флота.{829} Может быть, появление союзных кораблей и вынудило Меншикова отказаться от планов противодействия десанту. В таком случае союзные командующие полностью переиграли князя, приковав его силы к одному месту. Об этом говорит и Тотлебен, отмечая несомненную пользу демонстрационных предприятий союзников, которые проводились в условиях полного господства на море у берега Крыма.

«…Неприятель имел полную возможность демонстрациями отвлечь наше внимание на один какой-нибудь пункт полуострова и заставить туда оттянуть свои силы, а вслед за тем произвести высадку на совершенно другом пункте и утвердиться на нем, прежде чем войска наши были бы в состоянии туда сосредоточиться».{830}