Драмы и комедии - Афанасий Салынский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Р я з о в. Вы уверены?
Е л е н у ш к и н а. Да.
Р я з о в. Может быть, вам по некоторым соображениям хочется… гм… смягчить вину этого хулигана?
Е л е н у ш к и н а. Я — член партии, товарищ Рязов. Вот копия моей докладной записки секретарю райкома.
Рязов садится за стол Еленушкиной, читает. Входит К у д и н о в.
К у д и н о в (здоровается). Татьяна Андреевна, как наши ученые?
Е л е н у ш к и н а (смущена). Через полчасика начнем, Илья Степанович.
К у д и н о в. Иннокентий Алексеевич, и ты на конференцию?
Р я з о в (вернул Еленушкиной документ). Какая конференция?
К у д и н о в. Ученых. По проекту гидросооружений.
Р я з о в. А-а!
К у д и н о в. Я уверен, мы все-таки будем их строить. Гости из Москвы и Ленинграда кое-что подскажут.
Р я з о в. Да, да… мимо меня прошло… и под эгидой райкома?
К у д и н о в. Иннокентий Алексеевич, тебе ли не знать, что в этом районе — научно-исследовательский институт Абросимова…
Е л е н у ш к и н а (Рязову). Я вам больше не нужна?
Р я з о в. Больше не нужны.
Е л е н у ш к и н а выходит из своего кабинета.
К у д и н о в (догадался, зачем Рязов пришел в райком). Моим сыном интересуешься?
Р я з о в. Знаешь, что он натворил?
К у д и н о в. Знаю.
Р я з о в. Ты говорил с ним?
К у д и н о в. Я прилетел сегодня утром. Сын на заводе.
Р я з о в (помолчав). Ну, что там в Москве?
К у д и н о в. А ты, Иннокентий Алексеевич, шуруешь!.. Это я и в Москве вчера почувствовал.
Р я з о в. Информировал, конечно. Бюро приняло столь опрометчивое решение, поддержав тебя…
К у д и н о в. Дружище, ты сам задал принципиальный тон! Вспомни. Когда я праздновал день рождения. Хорошо ты тогда говорил!
Р я з о в. Чего не скажешь в тосте.
К у д и н о в. Нет, ты прав, это ужасно… Судьбы людей, большие проблемы висят на волоске случайной мысли, настроения… Я добился разрешения провести пленум крайкома. Именно о том, пересматривать ли нам свой перспективный план или оставить его в прежнем виде.
Р я з о в. Жаль, неважно будешь выглядеть на пленуме. Да и сын тебя не украсил.
К у д и н о в. Мой сын сам ответит за себя. А вот как нам быть с зажимом, который ты, Иннокентий Алексеевич, пытаешься осуществлять, как быть с бюрократами, которые не дают истратить ни копейки без десятикратных согласований? Равнодушные, знать ничего не хотят: «все до лампочки».
Р я з о в. Илья Степанович, ну зачем на анекдоты скатываться?
К у д и н о в. Это «анекдот» о гибели двадцати трех человек. В Усть-Балане, районе Ржановой. Тайфуном повредило мост. Затрата на ремонт согласовывается, согласовывается, согласовывается, а мост стоит дырявый. Сегодня утром ехал автобус и — в реку… Договоримся о пленуме, и завтра вылетаю в Усть-Балан.
Р я з о в. Ты надеешься, что пленум тебя поддержит?
К у д и н о в. Да. Лучшие люди края — ведь они-то знают, куда вести дело, как строить экономику, они живут этим… Дамбы, плотины спасут нас от наводнений, и людям и землям дадут устойчивость. Я уверен, члены крайкома еще раз утвердят наш перспективный план.
Р я з о в. Допустим… Но что это будет, если пленум поддержит наш план и тебя заодно? Тебе ясно?
К у д и н о в. Это — всего лишь спор.
Р я з о в. Кому нужен спор?! Чудак, от этого, слава богу, давным-давно отвыкли.
К у д и н о в. Так мы же все погубим, если будем жить только одной командой!
Р я з о в. Страна огромная, энергичная… если не держать в кулаке…
К у д и н о в. Теперь уж, когда нет страха, кулаком не управишься. Смеются люди, когда кто-нибудь в кулак их пытается зажать, смеются…
Р я з о в. Посмеются — и перестанут.
К у д и н о в. Нет, страх ушел навсегда… Иннокентий Алексеевич, если пленум выразит здоровую коллективную мысль, мы с тобой радоваться должны! Значит, мы неплохо работаем, воспитываем убежденных, принципиальных людей.
Р я з о в. Вот наивняк-то, извини ты меня… Октябренок! Из-за чего ты рискуешь? Что ты рвешься из постромок? А знаешь ты, куда нас потянет эта твоя самостоятельность, чем обернется? В экономике, в идеологии… Повстречался я недавно с одним приятелем… секретарь обкома, тоже первый, как ты… Рассказал ему о наших спорах. Так он за голову схватился: зачем раскачиваете стихию?! Если каждый начнет мыслить, как хочет, выдвигать свои домыслы, противоречить, это же черт те что получится!..
К у д и н о в. А знаешь, Иннокентий Алексеевич, пожалуй, мы с тобой работать дальше не сможем… Сильный ты, здоровый, а взгляды твои — отжившие… Партия прошла тебя, Рязов.
Р я з о в. Та-а-ак… Спасибо, Илья Степанович, ну, буду и я откровенным… Мне, понимаешь ты, стало известно, что тебя… Ты должен будешь уйти, освободить пост. Существует такое мнение.
К у д и н о в. Если и пленум крайкома скажет мне: уходи…
Р я з о в. Советую тебе, сделай потоньше, заяви сам, а пленум — удовлетворит. Я ж тебе сказал доверительно: уж коли существует мнение…
К у д и н о в. Но существую я и мое мнение!
Р я з о в. Твое мнение переросло в конфликт. Ясно тебе, что это значит?
К у д и н о в. Я не боюсь конфликтов с теми, кто лишь болтает об инициативе, о научном подходе! Болтают, болтают, но любое дело отсылают на административный правеж.
Р я з о в. Повторяю тебе: проси об уходе. Пленум тебя все равно снимет.
К у д и н о в. Мне приходит в голову, что ты — сова Минервы… Чепуха! Каждая минута времени движет стрелку часов к разуму. Время, время — колыбель справедливости…
Р я з о в. Заумь какая-то. Используй достойный выход, просись. Больше тебе скажу: не брыкайся, иначе положишь партийный билет.
З а т е м н е н и е
Комната в квартире Кудиновых. Ева заканчивает просмотр ученических тетрадей. У нее — Л я л я П о с к о к о в а.
Л я л я. В Москве делают пластическую операцию. Подтягивают кожу лица. Вот так. (Показывает.) Собачьи щечки, проклятые.
Е в а (огорченно). Вторая двойка сегодня.
Л я л я. На ночь не ешь. Делай по утрам зарядку. Это что на тебе?
Е в а. Мой школьный костюм для работы.
Л я л я. Тряпка для уборки общих мест пользования в коммунальной квартире. Сейчас же иди переоденься. Илья должен видеть тебя только красивой. Ситуация не в твою пользу. Этой летчице двадцать восемь лет.
Е в а (громко, истерически кричит). Перестань! Перестань! Перестань! (Разрыдалась.)
Л я л я (успокаивает). Ладно тебе…
Е в а (причитая по-бабьи). Илия — в неприятности. Эрик глупость наморозил, еще эта летчица… Бедная моя голова!
Л я л я. С Ильей объяснись.
Из внутренней двери вбегают М а р ф у ш а и Э р и к. Хохочут, визжат, как малыши. Скрываются.
Е в а (вытирает слезы). Я не скажу Илии ни слова. Сейчас ему очень трудно.
Снова вбегают Э р и к и М а р ф у ш а. Борются на полу. Входит К у д и н о в.
Э р и к. Молилась ли ты на ночь, Квазимода?
Л я л я. Ого!
Е в а. Так Эрик путал в детстве.
М а р ф у ш а. Молилась, молилась! Милиция!
Кудинов кашлянул. Ева увидела его, вскочила ему навстречу. Поднялся, отряхивается смущенно Эрик.
К у д и н о в (рассеянно). Весельем мы сменили бранный клич… (Здоровается с Лялей.)
Е в а. Ужинать будешь, Илия?
К у д и н о в. Спасибо, Ева. Пил чай с учеными.
Е в а. Ты выступал?
К у д и н о в. Слушал.
Е в а (Ляле). Если он выступает плохо, три дня потом скрипит зубами.
Л я л я. Илья — трибун. Мой Посконов каждое словечко пишет заранее. Прощайте, мальчики и девочки. (Тихо, Еве.) Скинь с себя этот крапивный мешок. (Уходит.)
К у д и н о в. Так, мои дорогие… Что, если я покачусь кубарем из крайкома? Высказывайтесь.
Э р и к. Для меня это будет хорошо. Идиоты перестанут попрекать знатным родителем.
М а р ф у ш а. Я потеряю массу привилегий. Обидно.
Е в а. Ты должен победить, Илия.
К у д и н о в. Ура тренеру.
Молчание.
Тэ-экс… (Марфуше.) Ваша фамилия?
М а р ф у ш а. Кудинова! И горжусь.
К у д и н о в (задумчиво, в тоне детской песенки). Я теперь работаю страшной бегемотою… Эрик, ты хочешь со мной поговорить?
Э р и к. Хочу.
К у д и н о в. Наедине или в коллективе?
Э р и к. Если будешь рычать, то — наедине.