Драмы и комедии - Афанасий Салынский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Э р и к. Если будешь рычать, то — наедине.
К у д и н о в. Что в твоей парторганизации?
Э р и к. Будут меня прорабатывать, наметили собрание.
К у д и н о в. Где расписка за партбилет?
Э р и к. Вот. (Показывает.) Приняла Еленушкина. Краденый! Диомидов украл партбилет у партии.
Марфуша. А кто тебе дал право…
Э р и к. Устранись.
М а р ф у ш а. Ты — анархист. Цыпленок жареный.
Е в а. Ты тоже, милая, не приклеивай этих… этикеток.
Э р и к. Папа, давай без коллектива!
Кудинов молчит. Е в а и М а р ф у ш а выходят.
Я тебе навредил? Сильно?
К у д и н о в (вспыхнул). Ты еще спрашиваешь? Только сынишка мог этак добавить, в такой момент!
Э р и к. Прости… Понимаешь, мысль отобрать партбилет пришла так неожиданно… Только видел перед собой его затылок, ничего не соображал.
К у д и н о в. А теперь соображаешь?
Э р и к. Папа, я не чувствую себя виноватым. Это плохо?
К у д и н о в. Очень плохо.
Э р и к. Но ты знаешь Диомидова… Это же настоящий кулак. Рабочих вот так зажал. Кое-кто уже сами несут ему с каждой получки. Я говорю: что вы делаете, ребята! А они: ага, попробуй стань поперек. Понимаешь ты это! А как собрание, такие речи толкает — прямо агитатор, горлан… Все же знают — врет. Какой он коммунист?! Почему его поддержали, оставили в партии? Ах, ты уже хмуришься! Но ты же учишь меня думать о судьбах всего человечества…
К у д и н о в. Ты пока еще плоховато усваиваешь.
Э р и к. Твоя жизнь — моя школа. Я знаю всё, что с тобой сейчас происходит. Знаю! Люди всё знают. Хлопни погромче дверью — и уйди. Или ты боишься покинуть свой кабинет?
К у д и н о в. Боюсь.
Э р и к. Отец?
К у д и н о в. Эрик, я боюсь покинуть дело своей жизни.
Э р и к (мечется по комнате). Кто-то же должен быть безумцем! Храбрым безумцем…
К у д и н о в. Истеричные герои смешны. Я имею в виду тебя и твой поступок.
Э р и к. Но ведь сожрут Диомидовы!.. Их надо бить! Бить, иначе — переварят в желудках…
К у д и н о в. Бить, говоришь? Это уже бывало. Те, которых ты своим поступком повторил, когда-то, в годы гражданской войны, начинали с комиссаров, интеллигентов, евреев…
Э р и к. Я — серьезно!
К у д и н о в (жестко). Ж я — серьезно. Вчера ты опрокинул мещанина, завтра ты, в горячке, бросишься на меня. Тебя рано приняли в партию, сынок.
Э р и к выходит. Кудинов одиноко сгорбился, присел на стул.
Входит Е в а. Она очень хорошо одета.
Е в а. Илия… (Дотронулась до плеча мужа.)
К у д и н о в. Куда собралась?
Е в а. Я — к тебе. Как мне идет это платье?
К у д и н о в. Очень.
Е в а. Ты все ездишь… летаешь…
К у д и н о в (не понял намека). Летаю… Скоро перестану.
Е в а (резко, со слезами в голосе). Ты летай, летай!
К у д и н о в (в недоумении). Ева?..
Е в а. Конечно, летчики не привозят мне свежие розы, чтобы я могла их дарить… Я не умею делать женскую политику.
К у д и н о в. Ты, Ева?.. Ты могла подумать? Да я же… Ты моя Ева! Ты моя Ева… Ну… Ох ты, дурочка смешная.
Е в а. Дурочка, ага… Проявила бабизм. Прости, Илия… Слушай, когда начались твои неприятности, я перепугалась. Болтала тебе чепуху. Твоя Ева теперь уже не та, как на фронте. И все же… Вот что, Илия. Если даже ты увидишь, что из тебя хотят приготовить мелкий-мелкий порошок… ты посылай всех к черту! Слышишь?
К у д и н о в. Слышу, Ева. (Горячо, благодарно целует ее.)
З а т е м н е н и е
Дальневосточная тайга. Серое осеннее утро. Ветер наносит мокрый снег.
Горит костер. Возле него — Н и н а Т а т а р к и н а, в своей летной одежде, и С а м о х и н. Чуть в стороне, на поляне, — самолет, потерпевший аварию. Нина работает с картой. Слышен стук топора.
С а м о х и н. Больно?
Н и н а (сквозь зубы). Терпимо.
С а м о х и н. Все-таки сели на обратном пути. Где было нужно — побывали… А вы действительно первоклассный пилот. Посадить аварийный самолет в такой обстановке…
Н и н а. Это вы мне вместо перевязки на ребра?
Стук топора, падение дерева.
С а м о х и н. Хотите — нет, а перевязка вам будет сделана.
Входит К у д и н о в с топором.
К у д и н о в. Сухую лесину свалил. Высчитали?
Н и н а. Да. От Усть-Балана мы пролетели около трехсот километров. Может быть, мне все-таки удастся поправить радио?..
С а м о х и н. Нет.
Н и н а. Придется посидеть. Жечь костры. Найдут.
К у д и н о в. Сейчас думают, что мы в Усть-Балане, и хватятся дня через два, не раньше. Допустим, найдут. А пленум?
Н и н а. Отложат. Как же без вас!
Кудинов молчит.
С а м о х и н. Могут и не отложить.
Н и н а. Ближайший населенный пункт — леспромхоз Турчиха. Около восьмидесяти километров. На юго-запад.
Все трое рассматривают карту.
К у д и н о в. Как ваш бок?
Н и н а. Так себе.
К у д и н о в. Аптечка — здесь. Будем вас врачевать. Раздевайтесь. (Требовательно.) Да-да.
Н и н а (раздевается). Долгожданный момент.
С а м о х и н. Товарищ Татаркина, так шутить… это безнравственно…
Н и н а. О господи! Кому такой муж достанется!
С а м о х и н. А если — вам?
Н и н а. Чур меня! (Смеется, но обрывает смех: ей больно.)
Кудинов помогает ей раздеться, Самохин отвернулся.
К у д и н о в. Тут больно?
Н и н а. Слегка.
К у д и н о в. Здесь?
Н и н а. Ы-ых!
К у д и н о в. Ребро. Перелом.
Н и н а. Скажите! И не обнималась.
К у д и н о в (накладывает повязку). У нас, у мужчин, кажется, одним ребром меньше. И ничего, живем. Резко двигаться вам нельзя. Так… Вы, Самохин, останетесь с Ниной. А я пойду. Доберусь до Турчихи. Оттуда, по радио, попрошу вертолет.
С а м о х и н. Почему — вы? Я охотник, знаю тайгу. Вы заметили, я во все дальние поездки беру с собой карабин? Восемьдесят километров для меня пустяк.
К у д и н о в. Возможно. Когда вы здоровы.
С а м о х и н. Тряхнуло голову. Ну и что?
К у д и н о в. Не пройдете и трех километров.
Н и н а. Эх, горюшко очкастое! Самое время тебя съесть.
К у д и н о в. Дайте-ка мне карту.
С а м о х и н (откладывает в вещевой мешок часть продуктов). Спички есть?
К у д и н о в. Есть. Знак для вертолетов — костры на поляне.
Н и н а. Самохин, я хочу попрощаться с Ильей Степановичем. Отойди потихонечку, проветри свою голову, удалой.
С а м о х и н уходит.
Н и н а. Степаныч, я изо всех сил стараюсь перейти от вас. Уговорили — последний рейс. И вот, вынужденная…
К у д и н о в (изучает карту). Ну, это обойдется. А вот там, в Усть-Балане… того уже не поправишь. Автобус вверх колесами… двадцать три человека… (Сложил карту.)
Н и н а. Теперь уж точно: последний рейс я с вами, Степаныч. Ребро поломано. Мечты-мечты… Уж никогда мы с вами не съедим Самохина!
К у д и н о в. Километров двадцать мне надо идти вдоль реки… Выпейте чайку, согрейтесь. (Подает Нине кружку чая.)
Н и н а (выплеснула чай, со жгучей обидой). Счастливого пути!
Кудинов стоит, грустно улыбаясь.
Лучше б я разбилась.
Входит С а м о х и н.
С а м о х и н. Товарищ Кудинов, я прошелся… Знаете, я чувствую себя отлично. (Упрямо.) Я пойду! Доползу! Вы не имеете права рисковать жизнью.
К у д и н о в. Странно: вы имеете такое право, а я почему-то не имею?
С а м о х и н. Товарищ Кудинов, я — обыкновенный человек…
К у д и н о в. Чепуха… Древнее заблуждение: обыкновенный человек. Очень удобное для мещан и деспотов. Каждый человек — необыкновенный! Дайте винтовку, мешок.
С а м о х и н. Вы уничтожаете меня… как мужчину.
К у д и н о в. Милый мой товарищ… (Обнял Самохина.)
С а м о х и н. Во мне всегда было что-то от Епиходова…
К у д и н о в (отведя Самохина в сторону). Ты же любишь ее. Долго ты будешь ходить вокруг да около?
С а м о х и н. Ах, и от вас на «ты» удостоился. Вот не думал…
К у д и н о в. Чего ты не думал?
С а м о х и н. Товарищ Кудинов, я — ваш помощник и…
К у д и н о в. Помощник, помоги себе! (Громко.) Берегите Нину. Жгите костры на поляне. Пока! (Махнул рукой, уходит.)