Драмы и комедии - Афанасий Салынский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Освещается Р я з о в.
Р я з о в. Товарищи, здесь у нас пленум крайкома или сентиментальное собрание… для отпущения грехов? Хлюпать на трибуне — это недостойно коммуниста, товарищ Ржанова…
Шум в зале.
Г о л о с а. Подвела ты, Римма, не по ниточке пошла!
— Что тайфун, что бюрократия — одна стихия!
— Тайфун дешевле обходится!
Р я з о в. Демагогия! В списке желающих высказаться в прениях есть товарищи, которые, я уверен, резко осудят сомнительные тенденции…
В зале снова вскипает шум.
Я требую тишины!..
Тишина.
З а т е м н е н и е
Сквер возле здания крайкома, где Нина Татаркина поздравляла Кудинова. Сгущается темнота позднего осеннего вечера.
Лицом к зрителям, в свете фонаря, стоят Е в а и М а р ф у ш а.
Е в а. Большой зал заседаний — на четвертом этаже. Вот те окна… Левая сторона. (Зябко вздрагивает.)
М а р ф у ш а. Тебе холодно, мама?
Е в а. Нет. Только бы он не порол большую горячку…
Появляется Э р и к.
Э р и к. Мне сказала жена Посконова, что вы пошли сюда. Откуда отец звонил?
Е в а. Уже из крайкома. Не заехал домой… Собрание было?
Э р и к. Строгий выговор. А вот Диомидова — вышвырнули! И теперь — наверняка.
Е в а (сурово). Эрик, ты кое-что-нибудь понял?
Э р и к. Да, мама. Вот бы сейчас поговорить с отцом!
Е в а. Я не знаю, захочет ли он видеть здесь нас всех?..
М а р ф у ш а. Мама, но ведь он победит, обязательно!
Э р и к (смотрит на мать). Мы уйдем, мама.
Э р и к и М а р ф у ш а уходят. Ева стоит, приподняв легкий воротничок пальто. Медленно гаснет свет.
З а н а в е с
1967
МАРИЯ
Пьеса в двух частях
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦАМАРИЯ ОДИНЦОВА.
ЛИДИЯ САМОЙЛОВНА — ее мать.
ВАСИЛИСА — ее сестра.
АЛЕКСЕЙ БОКАРЕВ.
АНАТОЛИЙ ДОБРОТИН.
ЕГОР — его сын.
ВИКТОР МАТЮШЕВ.
ЕЛЕНА ФЕДОТОВНА — его жена.
КОНСТАНТИН АВДОНИН.
ТАМАРА — его жена.
ГУРЬЯНОВНА — его теща.
ТАРХОВ.
ЛЮБИМ ЗУЙКОВ.
МИРОНОВ.
ГАЛЬКА — его дочь.
БЕЗВЕРХАЯ.
ЯБЛОКОВ.
ФИЛИМОНОВ.
ЛОПАРЕВА.
ТОМБАСОВ.
КЛАВДИЯ НИКОЛАЕВНА.
МАКСИМ ПЕТРОВИЧ.
ПЕТЮНЯ.
РАБОЧИЕ СТРОИТЕЛЬСТВА ГИДРОСТАНЦИИ.
Действие происходит в Сибири.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Когда в зале еще темно, волнами накатывается музыка. В ней слышится жизнь Марии Одинцовой: ее тревога за счастье человеческое, спор с самой собой, битва за все лучшее в людях, которых она щедро одарила своей любовью. Из летнего времени этой пьесы появляется Г а л ь к а, смуглая, черноглазая девчонка.
Г а л ь к а (поет).
«Смотрела нам смерть фронтовая, лихая в глаза…Но мы не сдавались, сражались, не труся.Потом, весь израненный, наш командир приказал:— Отдайте, ребята, отдайте патроны Марусе.Мы — в ранах, в бреду, а противник пойдет поутру…Одна лишь она среди нас семерых сохранилась.Ее берегли мы, как дочь, как родную сестру,Теперь и она нам в решительный вас пригодилась».
Нарастающая волна музыки как бы смывает со сцены Г а л ь к у. Появляется М и р о н о в.
М и р о н о в. Знаете вы, что такое сибирская дорога в феврале? Как ревела пурга в ту ночь! Снежное море без берега. Вот-вот перевернется мой двадцатипятитонный самосвал, «четвертак». Мотор отказал. Бился я и так и этак — молчит, не заводится. Загораю… Был я одет, конечно, по-зимнему, да что там!.. (Надевает шапку-ушанку, полушубок.) Мороз кости пересчитывал. Все, замерзаю… Здесь и могилка моя — в оледеневшей кабине. Смотрю — фары. Прет через снежные завалы газик-вездеход. А за рулем — женщина. Однако повозилась минут десять — и запустила мотор, ожил мой «четвертак»!..
Музыка сибирской пурги заглушила голос Миронова.
Затем на левую половину сцены выходят те, кто будет играть случайных обитателей дорожного шоферского барака. А р т и с т ы выносят стол, табуретки, железную печку. Ставят на стол бутылку с водкой, стаканы, закуску. В тот момент, когда музыка пурги, стихает, слышится гитара.
За столом д в а ш о ф е р а и Л ю б и м З у й к о в. Он бледнолиц, строен, волосы с проседью.
П е р в ы й ш о ф е р. Из дома ой давно… Жена соскучится!
В т о р о й ш о ф е р. Какая соскучится, а какая…
П е р в ы й ш о ф е р. И наш брат — не ангел.
Л ю б и м (слушает гитару). Тише! Сейчас Егор петь будет. Обрушит на нас лавину своей души.
В т о р о й ш о ф е р. Да ну там!
Л ю б и м. Молчи, дитя цивилизации.
Входят М а р и я О д и н ц о в а и М и р о н о в. Последний громко откашливается, сбивая снег с валенок. Любим с неприязнью оглядывает вошедших.
М а р и я. Привет.
В т о р о й ш о ф е р. Хо-хо! Обратный пол!
П е р в ы й ш о ф е р. Давай, красотуля, к нашему столу, погрей душу.
В т о р о й ш о ф е р. Где подцепил такую, Миронов?
М и р о н о в. Выручила она меня. Спасла, можно сказать. (Легонько подтолкнул вперед Марию.) Маруся, ты проходи, вон там в уголочке вроде бы свободней.
В т о р о й ш о ф е р. Тут нары есть, прогоним одного-двух, уложим тебя с нею. А может, и нас кого не отпихнет! (Захохотал.)
М и р о н о в. Как бы тебе этими шуточками не подавиться.
Мария прошла вперед, в угол, сняла полушубок и села на пол. Когда свет падает на ее лицо, оно, полузакрытое шапкой-ушанкой и воротником жакета, усталое, бледное, с потрескавшимися на морозе губами, кажется грубоватым.
Л ю б и м. Источник всех бед человечества — женщина. В самый неподходящий момент она напоминает нам, что мы — мужчины. И разражаются мировые катастрофы. (Уходит с первым шофером в затемненную часть барака, откуда доносится тихий голос гитары.)
Второй шофер устраивается на полу.
М и р о н о в (присел рядом с Марией). Эх, Сибирь-матушка, резкая страна… Это ж вообразить, а? Я — коченею под пургой, а Полинка моя ужинает с детишками, телевизор смотрит… Маруся, а у тебя семья есть?
М а р и я (закуривает). Есть. Мать и сестра…
М и р о н о в. Сколько ж тебе лет?
М а р и я. Двадцать восемь.
М и р о н о в. Ты что ж, начальника возишь?
М а р и я. Ну.
М и р о н о в. Большого?
М а р и я. Так себе, районного масштаба. Как заработок?
М и р о н о в. Рублей триста наматываю. Теперь-то хорошо… Жена при деле, детишки учатся. Мы — из Архангельской области. А когда ГЭС построим? Куда податься? Прижился я тут. А работы не будет.
М а р и я. Будет.
М и р о н о в. Тебе-то будет. Начальник твой, однако, останется.
М а р и я. Неизвестно.
М и р о н о в. Другого будешь возить. Ладно, спи.
Затихает барак. Притих и Миронов. В полутьме громче зазвенела гитара. Мужской голос поет:
«Мальчишка бежал, руками махал.— Я летучий, я летучий! —Он победно кричал.Его сердце рвалось в голубые края…Отзовись, мое детство,Это я, это я!Это я пролетаю над хмурой тайгой,Ухватился за беличий хвост голубой.Это я комаром над болотом пищу:— Я летучий, я летучий,Я счастье ищу…Вертолет, не кружи, не шуми надо мной,Над моею могилой в траве голубой,Я устал, я упал, нету сил у меня,Чтоб взметнуть над тайгойКрасный парус огня.Мама, мама, бессмертная совесть моя…— Я летучий, я летучий!Прости, это — я…»
М а р и я (встает, прислушивается). Егор?