Шифр Шекспира - Дженнифер Ли Кэррелл

Она выпрямилась и поманила нас за собой. На письменном столе, заваленном всякой всячиной, стоял компьютер. Хозяйка подключилась к сети и пустила меня на свое место. Я набрала в поисковике слова «шифр» и «Бэкон». Открылась страница «Википедии», посвященная шифру, со вполне наглядной таблицей дешифрации.

Шифр Бэкона не требует невидимых чернил для составления сообщений — их можно маскировать под любой кусок текста. Все, что для этого нужно, — два разных шрифта или гарнитуры. Назовем их х и у. Для составления шифровки текст дробится на пятибуквенные сочетания, каждому из которых присваивается определенный код. В результате пять букв исходного текста превращаются в одну букву послания. Так, комбинация «ххххх» означает «а», «хххху» — «б», и так далее. При этом главное то, как напечатан текст, а не его содержание. Исходник может быть каким угодно, что позволяет избежать бессмыслиц вроде «тетя Мейбл ест красных петухов по вторникам, когда завтракает на природе у Оксфорда», которые сразу бросаются в глаза, особенно перехватчикам тайных донесений.

Взяв листок для заметок, я выписала первую строку псалма («Бог — наша сила и наш оплот»), группируя буквы по пять:

God is our refuge and strength Godis/ourre/fugea/ndstr/ength

Ниже я расписала получившиеся фрагменты в виде формул, обозначая обычные литеры буквой «х», а обведенные — буквой «у». Получилась бессмыслица. Решила сделать наоборот: принять за «х» обведенные, а необведенные — за «у». Дальше было просто: оставалось перевести кодировки в буквы, используя таблицу-ключ из Интернета.

Godis = yxxyx = T

ourre=xyxxx=I

fugea=xyxyy= M

ndstr = xyyxy = 0

Мы с Мэттью уже поняли, какой будет последняя буква, но все равно решили ее расшифровать.

ength = xyyxx = N

— «Тимон Афинский», — произнес Мэттью. — На странице псалмов с именем Шекспира. Под шифром Бэкона 1623 года.

«Тимон» — одна из тех пьес, которые мало кто читает в первую очередь — слишком много в ней горечи и черной желчи. Она рассказывает о человеке, раздавшем все свои деньги, чтобы осчастливить людей, а после возненавидевшем их за жадность. Так назывался один из участков Гренуилла.

— Теперь это наш участок, — тихо сказала миссис Хименес.

У меня вырвался саркастический смешок. Почти в конце пьесы Тимон, оставшись без крова и пищи, разрывает руками землю в поисках съедобных кореньев, а находит золото.

— Можете отвезти нас туда? — спросила я вслух.

Мистер Хименес с женой переглянулись, и что-то негласное пронеслось между ними. Он почесал подбородок, глядя на рассвет.

— Тут недалеко, a vuelo de pajaro — в одном полете ворона, но без крыльев нелегко будет добраться. Вы ездите верхом?

Мэттью кивнул. Он практически вырос при клубе поло.

— Более-менее, — ответила я.

— Мемо как-то возил туда сеньору Престон, — сказала миссис Хименес. — Она вам об этом рассказывала?

Я покачала головой.

— Хитрая была бестия, — добавил мистер Хименес. — Хотя по виду не скажешь. Нужно ей было позарез осмотреть все участки Гренуилла. Говорила — шахту ищет, а зачем — молчок. — Он пожал плечами. — Как я и предупреждал, никаких шахт она не нашла. Да и не скажешь, что там вообще что-то добывали. Так что, не передумали ехать?

Я помотала головой.

Мистер Хименес нахлобучил шляпу.

— Vamonos pues![49]

44

Мы помогли мистеру Хименесу оседлать трех мулов — от них, сказал он, в горах больше толку, чем от лошадей, да и жажду они лучше переносят. Потом их загрузили в фургон и поехали.

Прибыв к подножию гор, мы вывели мулов и подтянули подпруги — переход предстоял нелегкий. В тени скал еще лежал холодный предрассветный туман. Подгоняемые наступлением утра, мы затрусили по серебристой траве, которая сменилась темными зарослями мескита и кое-где — частоколами хилых кактусов. По обе стороны от тропы возвышались светло-серые скалы, и вскоре каменистый овраг, по дну которого мы ехали, превратился в ущелье с сухим песчаным дном, усеянным валунами. Уже через милю пути скалы стали отвесными, и только кое-где на них виднелись выступы, покрытые скудной растительностью.

Наконец мистер Хименес привел нас к обширной, поросшей травой чашеобразной впадине, верхний левый край которой был смят гигантским обвалом.

— Вот и «Тимон», — сказал он, спешиваясь.

И верно, ничто не указывало на то, что здесь велись разработки. На склонах впадины росли странные, почти мультяшные сорняки в виде пучков-конусов, воткнутых острием в землю. То тут, то там во множестве торчали маленькие темно-зеленые агавы с колючими, как дротики, листьями, фукьерии и юкки.

— Никого нет дома, — произнес мистер Хименес. — Никто здесь не живет, кроме орлов и пум, с тех пор как апачи ушли.

Из-за скал донесся резкий клекот. Высоко над головой кружила, поднимаясь на невидимых потоках, огромная птица — золотой орел. Небо было пронзительно-синим, хотя внизу, между скал, все еще спало, подернутое предрассветной дымкой. На наших глазах солнце выглянуло из-за края восточной гряды, и в ущелье жидким золотом влилось утро.

Раздался какой-то писк, и я увидела, как сверху к нам спорхнула стайка черных птиц в странном, дерганом полете. Писк повторился ближе. Прямо перед нами птицы свернули вправо и, мечась из стороны в сторону, скрылись у самой земли.

«Летучие мыши», — поняла я. И перед тем как исчезнуть, они не сбавили скорости: раз — и их нет.

Я повернулась к мистеру Хименесу:

— Где-то там есть пещеры.

— Шахт нет, — ответил он, — а пещеры есть, это точно. Когда едешь, заметить можно — копыта стучат гулко.

— А Атенаиде вы говорили?

Мистер Хименес пожал плечами:

— Она спрашивала только про шахты.

Я подошла к тому месту, где исчезли мыши. В земле обнаружилась вмятина, окаймленная молодой порослью мескита и пустынным кустарником. Раздвинув ветки, я увидела под ними дыру не шире моей головы. Из нее дохнуло влагой, плесенью и чем-то едким. Мэттью, заглянув мне через плечо, тут же скривил нос. Мистер Хименес рядом с ним приподнял шляпу и поскреб затылок.

— Ну что ж, вот вам и… То есть про пещеры я знал, только никогда входа не видел.

Я тоже. Правда, с этим как раз все было ясно.

— Теперь видите.

— Не очень-то через него влезешь, — заметил Мэттью. — Если только ты не мышь с крыльями.

— Это поправимо.

Мистер Хименес кивнул и, вернувшись к мулам, снял с седел лопату и пару ломов. Стоило только воткнуть лопату, как раздался сердитое шипение гремучника. Мистер Хименес едва успел меня оттащить — змея бросилась прямо мне на ноги. Пока мы приходили в себя, она выползла из норы и скрылась в кустах.

Я завороженно следила за гадиной. Еще чуть-чуть, и не миновать мне участи Клеопатры. Ночью сэр Генри пытался сделать из меня Полония, а в результате я убила его. Может, поделом было бы мне умереть случайной смертью, как египетской царице?

— Больше там их, часом, нет? — спросил Мэттью, содрогнувшись.

Мистер Хименес сплюнул.

— Сомневаюсь. Для зимовки поздновато. Мы ее потревожили, вот она и выползла. Если бы с ней сидел еще кто-то, уже бы заметили.

«Сама виновата», — подумала я. Раз собралась лезть неизвестно куда, придется быть чертовски осторожной, чтобы вернуться живой.

Почва вокруг дыры оказалась довольно рыхлой, однако работа все равно выдалась не из легких — разгребать камни и песок. Только через два часа нам удалось расширить дыру до такой степени, чтобы Мэттью мог пролезть внутрь. Ниже в скале виднелась не то расщелина, не то желоб. Мэттью покрутился на месте, осматриваясь, потом выбрался назад.

— Дальше — просторнее, — доложил он, — так что пролезть можно. Хотя понадобятся фонари.

Я склонилась над дырой. Света извне хватало ненадолго, в глубину он не проникал совсем, чего нельзя было сказать о звуке. Писк летучих мышей слышался даже на поверхности.

— Кто-нибудь из вас раньше спускался в пещеры? — спросил мистер Хименес.

— Я спускалась.

Он посмотрел на меня — пристально и сурово:

— Вы уверены, что без этого никак?

«Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною». В первые годы, что я провела у тети Хелен, мы с соседскими мальчишками лазали в какие-то пещеры. Не потому, что хотелось, а на спор. Когда я доказала, что не хуже их и не струшу, если придется, мои пещерные вылазки закончились. Кое-чему я научилась, но даже до этого мне в голову не приходило спускаться первой, а те пещеры, между прочим, уже полвека служили площадкой для подростковых игрищ. Перспектива лезть неизвестно куда меня совсем не прельщала.