Шифр Шекспира - Дженнифер Ли Кэррелл

— Грасиэла! — рявкнула я.

Он ушел.

Я не переставала толкать, перенося весь свой вес на ладони, потом начала делать искусственное дыхание. Глаза понемногу привыкали к темноте. Два выдоха — пятнадцать толчков, снова выдох… «Дыши, черт тебя побери!»

Я остановилась послушать биение сердца и заодно проверить пульс. Пульса не было. Дыхания — тоже. «Нет жизни, нет», — как говорил сэр Генри, глядя на миссис Квигли.

Сейчас было иначе. Атенаида лежала среди осколков белого и синего хрусталя, рядом с лужей «Пино» и как будто не желала просыпаться. Стеклянное крошево тускло искрилось в темноте.

Где же Мэттью? Где Грасиэла? Кто-нибудь!

В памяти всплыл еще один голос. Кричала женщина: «Нет, неправда, Гамлет — питье, питье! Отравлена! Питье!»[47] Слова Гертруды, матери Гамлета, исторгнутые на сцене «Глобуса» под палящим июньским солнцем.

Я села, провалилась в ужас. Посреди Эльсинора, на застланном тростником полу лежала королева, а у ее ног растекалось пролитое вино.

Нет, не верю. Только не Атенаида. Только не теперь.

Я снова согнулась над ней. «Дыши!»

За спиной что-то вдруг тихо зазвенело и щелкнуло. Дверь! Мэттью вернулся! Я было открыла рот, чтобы рассказать ему о королеве, как меня снова окатило холодом. Уходя, Мэттью дверь не запирал. Значит, вошли откуда-то еще. Тут я вспомнила, где и когда слышала этот звук. Потайной ход в камине!

В комнате по-прежнему было темно. Сколько я ни таращила глаза, ничего, кроме смутных теней и неясных бликов то тут, то там, различить не смогла. Я встала и медленно, молясь про себя — только бы не хрустнуть стеклом, — начала красться вдоль стены. Где-то там был еще один выход — я видела, как Грасиэла им пользовалась.

В центр зала ударил луч фонаря. Я вжалась в стену. Атенаида лежала на спине, раскинув руки. Ее костюм измялся и запачкался вином. Что-то мягкое шлепнуло меня по руке. Я застыла. Оказалось — гобелен. Деваться больше было некуда, и я нырнула за него. Оставалось только положиться на темноту.

Шаги приближались к центру зала. Пятно света скользнуло по ткани перед моим лицом и исчезло. Я напрягла слух. Бесполезно. Потом шаги застучали снова, на этот раз — удаляясь. У меня вырвался вздох облегчения.

В ту же секунду гобелен пронзил нож. Я, охнув, увернулась. Кинжал раскромсал ткань, оцарапав мне плечо. Я попятилась и лягнула напавшего. Штанга карниза, на которой держался гобелен, рухнула вниз, закутав нас обоих в ткань. Убийца вцепился в меня сквозь нее. Я выкручивалась и отбивалась, как могла, но чужие руки уже схватили меня за шею, скрутили жгутом гобелен, стали давить. Я вслепую сопротивлялась, чувствуя, как в глазах все меркнет под наплывом тьмы, сквозь которую вспыхивают яркие, как плевки лавы, пятна. Я боролась с обмороком, твердя как заклинание: «Не дам себя задушить. Не дам превратить себя в Лавинию. Не дам!» Под руку попалось что-то твердое. Нож! Я нащупала рукоятку и ударила изо всех сил. Лезвие ушло целиком, но убийца не отпускал. Тогда я отвела руку и ткнула его еще раз. Раздался гортанный вскрик, и на меня навалилось что-то тяжелое. Тело.

Я сбросила его вниз и стала, извиваясь, выбираться из гобеленового кокона. На полу ледяной коркой застыло пятно лунного света. Нож у меня в руке стал липким от крови. Немного натекло мне на ноги, просочившись из-под рубашки убитого.

Еще шаги! Я обернулась, тыча ножом в темноту.

Оказалось — Мэттью, по-прежнему с телефоном в руке.

— Не могу найти… Боже мой!

Я попятилась, не убирая ножа.

— Кэт, это же я, свой!

Меня начало колотить.

Мэттью подошел, вытащил из моей руки нож и обнял со словами:

— Что случилось?

— Он пытался меня убить! — Я кивнула на тело.

Мэттью наклонился и отдернул край гобелена. Я увидела прядь седых волос.

Сэр Генри.

Я попятилась.

Мэттью присел на корточки, проверил пульс. Потом откинулся на пятках, качая головой.

— Ты спряталась за гобеленом?

Я кивнула.

— Полоний, — проговорил он. — Советник короля, которого Гамлет заколол, будто крысу.

Я почти не слышала, что он говорит. Сэр Генри погиб. Я его убила.

— А что с Атенаидой? — спросил Мэттью.

Я оторопело взглянула на него.

— Гертруда, — тихо вырвалось у меня.

Он поспешно встал и подошел к Атенаиде, но и ее было уже не спасти.

— Кэт! — загудели стены от чьего-то яростного рева.

Мы застыли на месте. Это был Бен!

— С какой он стороны? — глухим голосом спросил Мэттью.

Бен снова взревел, да так, что весь дом затрясся. Видимо, он проник в систему потайных ходов, проложенных внутри стен, а значит, его можно ждать откуда угодно — хоть из-за камина — в любой момент.

— Возьми телефон, — сказала я Мэттью, схватила дневник Офелии со стола и бросилась к двери. Мы неслись по коридору тем же путем, что и пришли, шарахаясь от каждой скользящей тени, каждого дверного проема. Наконец впереди показалась занавесь, за которой заканчивался Эльсинор и начинался бар в стиле провинциального салуна. Мэттью откинул качающийся полог. В баре было тихо.

Я прошла к двери. Снаружи стояла машина, пыхтя двигателем, но за рулем никто не сидел. Я обогнула капот и снова застыла на месте. На земле у водительской дверцы лежала Грасиэла. У нее было перерезано горло.

Мэттью мигом подскочил ко мне. Оттащив Грасиэлу в сторону, он уселся за руль. Я залезла через ту же дверцу, вытеснив его на пассажирское сиденье. Спеша сесть поудобнее, я так резко надавила на газ, что колеса, визжа, взрыли гравий и машина рванула вперед. Ворота на вершине холма стояли открытые, и мы, грохоча, пронеслись сквозь них.

Тут-то я и услышала вой сирен. Свернув с дороги, объехала подножие холма, свернула в заросли мескита, где выключила фары и мотор. Не самое лучшее укрытие, но для пустыни сгодится. Небо уже подсветила заря, так что если бы кто присмотрелся, нас можно было заметить.

— Ты вызвала полицию? — полушепотом спросил Мэттью.

— Как? Телефон все время был у тебя.

Он помрачнел.

— Может, Грасиэла — перед тем, как ее…

Через секунду-другую мимо промчалась машина «скорой помощи», а за ней — полиция и шериф. Никто не остановился.

Я выждала три минуты и, не включая фар, медленно въехала на дорогу. А через пять мы уже мчали по федеральной автостраде в сторону Аризоны.

43

— Куда теперь? — спросил Мэттью.

— К Хименесам.

— Ты знаешь, где их искать?

— У нас есть телефон Атенаиды.

Он позвонил по последнему набранному номеру. Я поговорила с миссис Хименес, объясняя как можно более спокойным тоном, что Атенаида задержалась дома и мы выехали без нее, — не то чтобы соврала, но и правды тоже не сказала.

Впрочем, миссис Хименес удовольствовалась и этим. В итоге мы получили указания, как до нее добраться.

— Не хочешь кое-что обсудить? — спросил Мэттью, когда я прервала связь.

— Пока не увидим Библию, смысла нет.

— Насчет сэра Генри.

У меня взмокли ладони, стук сердца отдавался в ушах, но говорить на эту тему было выше моих сил. Я убила человека. Сэр Генри убит. Они с Беном — вместе или поодиночке — отравили Атенаиду и зарезали Грасиэлу, а потом пытались убить и меня. Мы нашли яковианский magnum opus. Он был уже близок, почти у нас в руках…

Я убила сэра Генри.

Дорога уносилась под колеса. По обочинам пустыню пересекали небольшие шрамы гор, окружая огромные впадины, некогда занятые морем или невероятных размеров озерами.

Мы ехали к западу, в объезд северной оконечности гор Чирикахуа, а дальше — через перевал верхнего отрога гряды Дос-Кабесас. Там, где эти горы крошились и сравнивались с землей, шоссе сворачивало на юг. На востоке, над кромкой Драгунских гор занялся серебряный рассвет. Ночь бледнела, лиловея, как кровоподтек. Автострада устремлялась на восток, к Тусону, а мы повернули на юг, на восьмидесятое шоссе. Среди полей у Сент-Дэвида обогнали тягач и помчали дальше.

Ближе к Томбстону дорога опять пошла в гору. На подъезде к городку мы свернули в обратном направлении и, трясясь по грунтовой дороге, подобрались к южному подножию Драгун. Небо налилось кровавым багрянцем на фоне угольно-черных гор. Вершины, громоздкие и суровые, маячили на горизонте реликтами древнего мира. Я поежилась.

Мы перевалили через упавший проволочный забор и подпрыгнули на обочине сельской дороги, оставляя в стороне потемневший от времени сарай, загон, огороженный плетнем из мескита, ржавые комбайны с прицепами, старые грузовики и коновязь. Проехав под ветвями нескольких тополей, я затормозила перед розовым глинобитным домом с жестяной крышей и беленым крыльцом. Казалось, строитель приделал его в последнюю очередь, из запоздалой прихоти, — где-нибудь в Айове оно было бы больше к месту. Рядом с машиной бежали собаки, облаивая нас и норовя куснуть за колесо, куры тревожно кудахтали. На крыльцо вышла пухлая темноволосая женщина, вытирая руки полотенцем, а за ней — долговязый мужчина в шляпе-ковбойке и джинсах, с кружкой горячего кофе.