Корпорация «Коррупция» - Дмитрий Серков

успела позабыть, как легко может быть, когда рядом с тобою просто друг, человек близкий

по духу и не требующий ничего за свое внимание. В кафе выбрали столик подальше от

чужих глаз и успели сделать заказ.

Ничто не предвещало сюрпризов.

– Прошу вашего глубочайшего извинения, что столь бесцеремонно прерываю беседу,

но мне хотелось бы обсудить с вами некоторые вопросы, Алена Игоревна… Это не займет

много времени…

Перед ними стоял Иосиф Соломонович Бродник собственной персоной, адвокат,

один из первых информаторов или профессиональных собеседников Алены Соболевой. С

неизменной щетиной, гривой непокорных седых волос и острыми колючими глазками,

непрестанном мешковатом костюме, в котором он выглядел еще более худым, и

горделивой осанкой.

– Присаживайтесь, – Алена указала на свободное место.

– Тет-а-тет…

Он не был слишком настойчив, искусно прикидываясь неуверенным старичком, вяло

переминался и нервно подергивал головой в ожидании ответа.

Негодуя от неожиданного вмешательства в разговор, Вадим вспыхнул гневным

румянцем: в его годы все юноши горячи. Глянув на него, Соболева виновато улыбнулась:

– Прости, Вадим, работа…

Этого хватило, чтобы он, надувшись от обиды, пересел за соседний свободный

столик и оттуда кидал подозрительные взоры в сторону престарелого адвоката, который

при всем желании едва ли заинтересовал бы Алену в личном плане.

Прежде чем перейти к делу, Бродник долго рассыпался в не слишком удачных

восхвалениях и комплиментах, смешиваемых с междометиями-паразитами, а затем вдруг

подобрался, заговорил слаженно и четко. Его лицо приобрело сосредоточенное

выражение, а тонкий орлиный нос будто вытянулся еще больше.

– Я внимательно слежу за вашими разоблачениями, Аленушка, и, признаться,

поражен напору и бесстрашию. Сегодня подобный героизм многим кажется атавизмом,

пережитком прошлого…

Поначалу ей показалось, что старый адвокат запугивает, прибегая к намекам,

недоговаривая, привлекая внимание к словам полушепотом.

– Раньше мне казалось, что вы поиграетесь в журналистку и вернетесь к рюшечкам и

бантикам, больше свойственным молодым и ветреным девицам. Признаюсь, я ошибся.

Наверное, впервые в жизни не разглядел за красивой оболочкой суть. Дерзкий острый ум,

непреклонность в достижении цели. Наверное, старею…

– Во время нашего последнего разговора вы собирались на Святую землю.

Передумали? Или решили вновь тряхнуть стариной и ринуться в бой?

– Отнюдь! Я отвоевал свое лет …дцать назад, – он подозвал официанта, заказал себе чай

с молоком и, только когда тот отошел достаточно далеко, чтобы не слышать разговора,

продолжил, – и лавры воина меня давно не прельщают. Я обещал после того, как

почувствую себя в безопасности, отдать вам имеющиеся в моем распоряжении документы.

Помните?

Как она могла забыть? Алена Соболева рассчитывала, ждала, надеялась, что эта

информация поможет открыть имена истинных властителей Южноморска. Но после

статьи о «подвигах» генерала Бирюка решила, что больше Иосиф Соломонович на связь

не выйдет. Ошибалась! Видно есть у старого законника свой интерес, скрытый от

окружающих.

Видя, что журналистка медлит с ответом, Бродник поспешил повиниться:

– Наверное, я должен просить прощения за наш последний телефонный разговор,

когда позволил себе грубости в ваш адрес. Но поймите, я был действительно напуган. Я

уже говорил вам, Аленушка: мне угрожали… Однако не стоило вести себя столь

неподобающим образом…

– Сейчас что-то изменилось? – ее мало волновали душевные терзания собеседника.

Едва ли матерого юриста подвигло на встречу с представителем прессы врожденное

чувство справедливости, но настоящую подоплеку его действий ей все равно не узнать.

Никогда. Ну, раз уж сегодня интересы совпадают, почему бы не использовать знакомство с

максимальной эффективностью.

– Конечно! – воскликнул Бродник, желая разделить свою радость. – Я завершил все

дела в этой стране, избавился от имущества в Южноморске, и в моем кармане рядом с

паспортом лежит билет в один конец до Тель-Авива. Завтра меня уже не будет на этой

грешной земле, пропитанной кровью, лицемерием и ложью. Когда-то ведь надо уйти на

покой…

– Будете со стороны взирать на то, как Россия сама себя пожирает?

– Нет, Аленушка, не Россия, – Иосиф Бродник был рассудителен и категоричен, – а

люди, в чьих преступных руках она оказалась. Только когда они уничтожат друг друга,

многострадальная держава сможет возродиться. Тогда взойдет звезда надежды. Нужно

время, много времени. Ведь и Моисей не зря сорок лет водил народ израилев по пустыне.

Должно пройти очищение. Но у меня уже этого времени нет. Я больше в ваши игры про

честность и справедливость не играю.

– Вот как?

– Именно так! – двумя словами Бродник поставил жирную точку в профессиональной

деятельности. – Поверьте, мне известно многое. Я знаю людей совсем с другой стороны,

не такими, какими они кажутся обывателям. И архив, накопленный за долгие годы, вам

передам не в поисках справедливости – ее не существует! Это все выдумки моралистов. А

с целью обеспечения собственной безопасности. Когда в моих руках не окажется

смертельно опасных документов, а содержащаяся в них информация будет опубликована,

враги потеряют всяческий интерес к моей персоне. Я перестану представлять для них

опасность.

– Когда я смогу получить все необходимое?

Ее ладони вспотели, Соболева с трудом сдерживала дрожь, огромных усилий стоило

усидеть на месте. Адвокат же только пожал плечами:

– Когда хотите. Все в камере хранения на вокзале. Ячейка проплачена на неделю

вперед. Так что у вас есть время.

Не притронувшись к чаю, он поднялся и под пристальным взглядом Вадима пошел к

выходу. Вадим же кинулся к Алене, любопытствуя, вытянул и без того длинную шею

вперед.

– Ну что?

– Пошли!

Они так и не пообедали. Выскочив на улицу, поймали такси до вокзала. По пути

Соболева ввела его в курс дела: больше не на кого было рассчитывать, а Вадим давно

доказал свою преданность. Вместе можно было б горы свернуть, но пока предстояло

заняться документами.

Прикинув масштабы разворачивающегося действа, Вадим весело присвистнул:

– Бродник – адвокат уважаемых и очень влиятельных в крае людей, имена многих из

них даже не упоминаются всуе. Они – почти небожители, а у нас есть шанс влезть в их

грязное белье и темные делишки и хорошенько все перетряхнуть… Как только мы

откроем камеру хранения, мы откроем ящик Пандоры. И уже ничего нельзя будет

повернуть вспять. Ты действительно этого хочешь?

Они стояли у входа в здание вокзала, обтекаемые плотным потоком пассажиров с

последнего прибывшего поезда. Носильщики катили на тележках багаж, таксисты

предлагали свои услуги, лишенный всяческой эмоциональной окраски голос в

громкоговорителе рекомендовал не пользоваться услугами неизвестных водителей-

частников. На секунду Алена задумалась, соглашаясь, что Вадим во всем прав. Но

отказаться от победы, когда уже держишь удачу за хвост? Здесь, в нескольких десятках

метров от них покоится настоящая бомба, та самая цель, к которой она так долго шла, и

что, испугаться, все бросить и уйти? Нет уж! Вперед и только вперед!

Приняв окончательное решение, Соболева смело толкнула дверь и вошла внутрь.

Шум, духота и толчея вокзала поглотила ее с головой. В подобных местах она всегда

подсознательно испытывала беспокойство. И хотя уже давно и часто перемещается по

просторам необъятной родины и не только, никак не могла избавиться от детского страха:

опоздать. Боялась, что самолет или поезд убудет, ее не дождавшись.

Сегодня же объявления по громкой связи Алену абсолютно не интересовали. Не

очень умело лавируя сквозь прочный заслон пассажиров, получая тычки и удары, слыша

ругательства вслед, она пересекла огромный зал и протиснулась к лестнице, ведущий в

камеры хранения. Помахала отставшему Вадиму. Народу здесь было меньше, яркий белый

свет лился из матовых плафонов под потолком. Без труда отыскав ячейку, Соболева

дрожащими руками набрала код, записанный Иосифом Бродником на сложенной пополам