Корпорация «Коррупция» - Дмитрий Серков

– Замначальника убойного отдела главка, майор Тихомиров… Леонид… – он открыл

удостоверение на уровне глаз. – Ну, что тут у вас?

Увидев устроенный в квартире бардак, майор весело присвистнул.

– Рассказывайте…

Пока он рассматривал обстановку, Соболева серой тенью ходила за ним попятам,

повествуя о своих приключениях с самого начала дня. Опустив, само собой, подробности

бурной ночи и, тем более, не упоминая ни имени, ни фамилии советника. Все, что

положено, до него наверняка уже довели. Остальное стоило оставить за кадром.

Тихомиров кивал головой, задавал наводящие вопросы, кидал вокруг короткие взгляды.

Делая пометки в блокноте, щелкая фотоаппаратом, майор последовательно осмотрел

квартиру и напоследок прошел в спальню, куда Алена до его прихода и не заходила вовсе.

– Оп-па…

Его явно захватило профессиональное любопытство, а Алену от увиденного бросило

в дрожь. Постель, которую она недавно делила со Штурминым, была измята, покрывало

валялось на полу, а на кровати, в ворохе искромсанного ножницами кружевного белья

лежала черно-белая фотография, сделанная неизвестным фотографом в неизвестном

месте. Хороший, профессиональный снимок, с которого Алена Соболева улыбалась

жизни.

Поддавшись порыву, смутившись, что посторонний мужчина разглядывает ее белье,

Алена собралась было убрать лифчики и трусы на прежнее место в комод, но опер

перехватил руку.

– Стоп!

Он указал на разбрызганные на постели и по лицу на фото засохшие капли мутно-

белого цвета. Достал из кармана резиновые перчатки, подхватил двумя пальцами фото и

отправил в пакет, в другой пакет, не спрашивая разрешения, сложил клочки белья, в третий

упаковал валявшиеся тут же ножницы.

– Пусть эксперты посмотрят… Думаю, это сперма…

К горлу подкатила тошнота, голова закружилась, и Алена уже не слышала, что

дальше говорил Тихомиров. За ней следили, ее фотографировали, вторглись в дом и в

довершение онанировали на кровати, на которой она занималась любовью. О чем думал

этот психопат? Что ему нужно?

Ее рвало. Рвало долго и беспрерывно. Рвало от мерзости окружающего мира, от

грязи и пакости действительности, от подлости окружающих, от страха и беззащитности.

До последнего момента казалось, что рядом с Борисом она в абсолютной безопасности,

что ей ничто не может угрожать, что его воля и сила охранит от любых напастей.

Оказалось, что это глубокое заблуждение. В мире подлости и жестокости не существует

потаенных мест, в которых можно укрыться.

Когда в желудке не осталось даже желчи, все прекратилось.

Майор принес стакан холодной воды, от которой ломило зубы, и больше ни о чем не

спрашивал. Дождался, когда Алена немного успокоиться и придет в себя, а затем удалился,

пообещав, что еще позвонит.

– Чтобы вам не волноваться более, я бойца подошлю, он в фойе подежурит…

Соболева с благодарностью пожала ему руку и, ничего не говоря, затворила за ним

дверь…

Из дневника Алены Соболевой:

«Теперь, когда все осталось позади, и только незримые тени сегодняшнего дня

безлико бродят по квартире, я смотрю в монитор, стараясь отвлечь себя от дурных

мыслей. О сне не может быть и речи. Стоит только закрыть глаза, как передо мной

предстает неизвестный, глумливо расположившийся в моей постели, безумным взглядом

взирающий на фотоснимок и представляющий, как обладает мной.

Тьфу!

Может, заняться работой? Вернуться к архиву Бродника, к документам?

Документы…

Кстати, где они?

Их нет…»

32

События последних дней лишний раз подтвердили прописную истину: спасение

утопающего – дело рук самого утопающего. Никто не позаботится о ее жизни лучше, чем

она сама. Потому, не откладывая дело в долгий ящик, Алена Соболева решила вплотную

заняться этим вопросом.

Разговор вышел предельно краткий, четкий и по существу. За время пребывания в

Южноморске они смогли наладить тесный контакт, и между ними было полное

взаимопонимание. Если Соболева о чем-то просила своего визави или чем-то

интересовалась, серьезность намерений не вызывала никаких сомнений.

– Мне нужен пистолет! – кажется, Алена огорошила его, почти услышала, как звенит

тишина.

Он долго и пристально смотрел на собеседницу, и она физически ощутила тяжелый

взгляд неприветливых серых глаз, взгляд, под которым раньше наверняка ломались

многие, взгляд, которого некоторые боялись до сих пор.

– Почему я? – в вопросе не прозвучало удивления. Сухие слова, и ответ должен был

быть таким же. Сухим, конкретным, без воды и без растекания мыслью по древу.

Стараясь не мямлить, Алена тщательно обдумывала каждую фразу.

Выслушав, он удовлетворенно кивнул, нисколько не переменившись в лице, не

поинтересовался, как журналистка решилась с противозаконной просьбой обратиться

именно к нему, бывшему сотруднику?

– Зачем?

Ответ был готов заранее:

– Для самообороны. Вы же наверняка слышали о напастях, свалившихся на мою

голову? Да и стезя, на которую я ступила, не сулит ничего хорошего. А отказаться уже не

могу, засосало…

Собеседник, не отличавшийся красноречием, едва кивнул головой, соглашаясь.

– Понимаю.

– Вот и выходит, что постоять за меня некому. И обратиться за помощью не к кому.

При всем уважении, правоохранители палец о палец не ударят, пока реальной угрозы не

будет, а то и трупа…

– Да, – собеседник изогнул уголки губ в кривой ухмылке, – после истории с генералом

Бирюком не стоит ждать теплого приема от сотрудников полиции. К тебе, Алена, они

относятся крайне настороженно. Даже несмотря на покровительство Штурмина.

Упоминание фамилии советника губернатора больно кольнуло ее в самое сердце.

Знает ли он о тщательно скрываемых от окружающих более чем близких отношениях или

говорит только о том, что известно всем без исключения? Прочитать что-либо по его лицу

было делом почти фантастическим. Никаких эмоций. Наверное, таким и должен быть

настоящий старый опер: чуждый любым проявлениям чувств.

Взвесив аргументацию, он продолжил:

– Я ценю в тебе профессионала, Алена, поэтому дам один совет: не связывайся с

криминалом. Если у тебя вдруг найдут ствол – точно посадят. Никакие связи не помогут.

Купи травматику. Вполне легально и почти так же эффективно. Неплохие игрушки есть в

продаже.

Игрушки! Предложение показалось абсолютно неприемлемым. Она отчаянно

замотала головой из стороны в сторону.

– Меня уже пугали! Больше стращать не будут. Если предпримут теперь какие меры,

то будут действовать предельно жестко, даже жестоко. Проще говоря, будут убивать. И что

мне делать с вашими «игрушками»? Вы же прекрасно понимаете разницу.

– Понимаю, – он достал сигарету и, не спрашивая разрешения и не предлагая

присоединиться, закурил, – потому и рекомендую пойти законным путем. Мы много с

тобой сотрудничаем, Алена, я внимательно слежу за твоим карьерным взлетом, не со всем

согласен и не все одобряю, но нисколько не сомневаюсь, что рот тебе заткнуть можно

только одним способом. Угроза вполне реальна, думаю даже, что если рвение свое не

убавишь, то конец уже где-то рядом. Но ПОНИМАЕШЬ ли ты, что такое огнестрельное

оружие?! Единожды нажав на спусковой крючок, уже нельзя будет повернуть вспять.

Собеседник не сводил с нее глаз. Немного надменный и напыщенный, он не отказал

в просьбе сразу, а прощупывал почву, словно сапер, готовящийся приступить к

разминированию. Значит, Алена не ошиблась, обратившись именно к нему.

– Понимаю, – в тон ему, но, не переходя грани разумного, ответила журналистка. – Не

только понимаю, но и умею обращаться. Дома я была призером чемпионата области по

биатлону среди юниоров, выполнила норматив кандидата в мастера спорта.

На глазах лицо собеседника потеплело, он одобрительно цокнул языком, между тем

отметив:

– Алена, стрельба в спорте и в жизни – две большие разницы. Люди – не бездушные

мишени. Надеюсь, ты отдаешь себе отчет, что если придется применить оружие, ты