Корпорация «Коррупция» - Дмитрий Серков

только священник взывал к Всевышнему, продолжая венчание:

– Благословено Царство…

После краткой ектеньи о благостоянии душевном и телесном жениха и невесты

священник произнес три молитвы:

– Боже Пречистый и всея твари Содетелю…

– Благословен еси, Господи Боже наш…

– Боже Святый, создавый от персти человека…

Алена Соболева одиноко стояла в грязи, под дождем, не в силах сдвинуться с места, а

в голове нервно пульсировало: Чужое место! Не твое! Прекрасно понимая, что должна

обязательно вернуться в тело невесты – иначе случится непоправимое – не могла ступить

и шага. Недавние яркие краски померкли, явь стала мрачной, под гнетом непогоды звери

разбежались, а птицы разлетелись в поисках укрытия. Кучер и прочие служки попрятались

в укромных местах. Лошади на привязи нервно топтались на месте, замешивая грязь.

Усиливающийся ветер, гулко завывая в вышине, нещадно пригибал деревья и кустарники,

стелил по земле сочные травы. Будто из разверзшихся небес хлестали вниз потоки воды.

То был уже не дождь, а водопад, быстрый и стремительный, образующий не лужи, а озера.

Молния разрубила небо надвое. Раз! Другой! В третий раз угодила точно в купол с

крестом, но вопреки ожиданиям, не зажгла иссушенное временем дерево, а с шипением

захлебнулась в нем. Следом ударили оглушительные раскаты грома. Каждый

последующий вдвое, а то и втрое превосходящий предыдущие.

Ничего живого вокруг, и только она, омываемая тугими струями дождя,

обездвиженная перед порогом храма. Лишенная тела, не чувствовавшая ни холода, ни

влаги. Все ощущения – только внутри, в душе. Необъяснимая тьма, боль и пустота.

Затрудняясь сказать, когда все закончилось, просто открыв глаза, Алена вновь

увидела свет и услышала звуки. Сначала тихие, затем все громче и разнообразнее. Вновь

воссиявшее солнце дразнило солнечными зайчиками, в нос ударил запах хвои и влажной

травы. Разреженным после грозы воздухом дышалось легко и сладостно.

Кучер растеряно перетаптывался с ноги на ногу, будто проверяя сбрую, а на самом

деле опасливо косился на вход в церковь. На глаза накатились слезы, а дыхание сбивалось

резкими вздохами. Его экипаж был укрыт черным бархатом с серебряной тесьмой.

Что-то случилось, что-то произошло, а Алена не могла найти объяснение. У нее из

сознания точно вырвали фрагмент. Действительность разделилась на две части: до бури и

сейчас. Никакого связующего звена. Пустота. Словно она уснула и не помнила об этом.

В какофонии звуков и произносимых молитв все различимее становилась одна. Ее

сила и мощь нарастала, четче слышалось литургическое песнопение, без сомнений

угадывался голос священника и поддержка хора. Сквозь череду мыслей Соболева вдруг

осознала: отходная!

– Молитвами святых отец наших… Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе. Царю

Небесный… Трисвятое по Отче наш. Господи помилуй… Господи помилуй… Господи

помилуй…

Последние слова затягивались в заунывное пение, подхватываемое рыданием

десятком голосов. Сначала из церкви показался отче со скорбным взглядом и кадилом в

руке, за ним вышли пажи, с застывшими на лицах траурными масками и лиловыми

подушечками, на которых теперь покоились не обручальные кольца, а венцы. А следом…

Следом прихожане вынесли гроб. Угольно-черный, блестящий, монументальный с

кипельно белым убранством. Упокоенные выразительные глаза жениха смотрели в небо.

Лицо с погасшим румянцем было строго, и по-прежнему мужественно. Смерть, казалось,

только возвеличила его.

Установив гроб на экипаж так, чтобы рядом еще оставалось место, люди

расступились, освобождая дорогу. И – о ужас! – из церкви вынесли другой. Поменьше и

полегче. Пурпурно-красный, с резными бронзовыми ручками и нежно-розовым девичьим

убранством. Фаты на невесте уже не было, а лик оставался умиротворенно-счастливым.

Губы сохранили печать очаровательной полуулыбки, и, казалось, в полудреме прикрытые

глаза вот-вот раскроются, и она восстанет. В ней не было покоя смерти, тело, даже

возлежащее на смертном одре, переполняла энергия. Казалось, она жива, она дышит и

слышит. Просто спит.

Два гроба рядом являли собой страшное зрелище. Два молодых сердца, две открытых

души, рожденные жить долго и счастливо, нашли свой конец у алтаря. Шли за единением

и нашли его, но не так, как хотелось бы. Он и Она. Они вместе. Лежат рядом, и на его руке

кольцо золотое – солнце. А на ее – серебряное. Луна. Муж с женой, а жена – за мужем. Как

и должно быть.

Понимая, что все это – сон, Алена желала проснуться. Желала, но не могла. Как не

могла оторвать взгляд от ликов молодых, еще не успевших вкусить истиной жизни.

И тут на глазах лицо жениха стало стремительно меняться. Не стареть, но

становиться старше. Заложились морщины, иной стали линии скул и носа, появилась

надменность и печать греха. Пропала мальчишеская открытость, уступив место скупым

сжатым губам.

От ужаса увиденного она отшатнулась. Перевела взгляд на невесту и испугалась еще

больше. Глянула на него, затем на нее, потом снова и снова…

Страх всеобъемлющий, жуткий, липкий и холодный поглотил ее с головой. Связал по

рукам и ногам, ледяной когтистой лапой сдавил горло.

Он и она. Жених и невеста. Муж и жена. Их лица обрели знакомые черты. Четко. Без

права на сомнение. Борис Штурмин и Алена Соболева. Обрученные судьбой и нашедшие

смерть от неведомого.

Алена хотела только одного: проснуться…

28

Говорят, время лечит. Стараясь не вспоминать о том, что привиделось во сне, Алена

Соболева никак не могла отделаться от тревожного предчувствия. Стоило только закрыть

глаза, как в памяти всплывали образы, от чего по спине пробегали мурашки, и

перехватывало дыхание. Никогда еще ночные видения не были столь реальны и осязаемы.

Никогда не оставляли в душе глубокий след. А здесь даже не след – рубец, не

заживающая, постоянно гноящаяся рана. Гнала прочь дурные мысли, убеждала себя, что

ничего общего с действительностью во сне нет и быть не может. Просто бред

воспаленного разума. Последствия нервного истощения, вызванного гонкой за

неизвестным противником и сомнительным статусом в личной жизни.

Единственным спасением от бредовых мыслей оставалась журналистская

деятельность.

В первой половине дня Соболева носилась по делам: кто рано встает, тому Бог

подает. К обеду вернулась домой, и сразу – телефонный звонок. Ринат явно нервничал,

сбивался, тяжело дыша:

– Ты Штурмина видела сегодня? Общалась? Новости слышала?

Еще не осознав до конца, что происходит, Алена ощутила в груди разрастающееся

беспокойство.

– Нет…

– Включи телевизор!

В трубке послышались гудки.

Неизбежность грядущих потрясений и беспомощность перед лицом беды вновь

стали явью. На ватных негнущихся ногах она доковыляла до дивана, придерживаясь за

стену, чтобы не упасть. Плюхнулась на мягкие подушки и нажала кнопку на пульте. На

зажегшемся экране отразились полицейские машины, отъезжавшая карета «скорой

помощи», озабоченные лица руководителей прокуратуры и следственного управления,

работавшие на месте криминалисты и оперативники. Камера наехала на штурминскую

«волгу», крупным планом показала два круглых отверстия в лобовом стекле с

разбегавшейся в разные стороны паутиной трещин.

Безразличный к происходящему голос диктора вещал за кадром:

– …покушение на советника губернатора Южноморского края Бориса Андреевича

Штурмина. Неизвестный киллер произвел два выстрела. Представители следственных

органов пока воздерживаются от комментариев…

Почва ушла из-под ног, и если бы Алена не сидела, то обязательно рухнула бы на

пол. Глаза затуманились, ком встал в горле. Схватив телефон, она судорожно набрала

номер. Затем еще и еще! Тщетно. Абонент временно не абонент!

Стала обзванивать знакомых, но и они не давали никакой информации: без

комментариев, при всем уважении, Алена, ты ж журналист! Ничем не можем помочь!

Черт бы их побрал всех! За эти часы неведения она потеряла несколько лет жизни,

чудом не поседела. Что с ним? Как он? Может, ему нужна помощь?!

Обзвонила больницы, не сильно надеясь на удачу. Затем, пересилив страх – морги.