Жук. Таинственная история - Ричард Марш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Атертон не пытался скрыть досаду:
– Что теперь делать-то? Кажется, здесь совсем ничего нет, но в то же время это не так: готов поклясться, что разгадка всего этого проклятущего дела именно тут.
– В таком случае я бы предложил тебе остаться и поискать еще. Можно послать кэбмена за нужными инструментами или, если пожелаешь, за рабочим, который тебе поможет. Я, в свою очередь, уверен, что на данный момент гораздо важнее улики иного сорта, и потому собираюсь продолжить расследование визитом в дом по ту сторону дороги.
Когда мы только прибыли сюда, я заметил, что на улице всего два более или менее законченных здания: в первом мы находились сейчас, а второе стояло в полусотне метров отсюда на противоположной стороне. Про него я и говорил. Оба моих спутника немедленно согласились идти со мной туда.
– Я с вами, – сказал мистер Лессинхэм.
– Я тоже, – эхом откликнулся Сидней. – А сие премилое домохозяйство мы оставим под присмотром извозчика: эту хибару я разнесу позже. – Он вышел на улицу и обратился к кэбмену: – Возница, мы намереваемся почтить своим посещением вон ту халупу, а ты приглядывай за этой. Ежели кого приметишь – живого ли, мертвого – ори. Я буду на посту, и ты глазом моргнуть не успеешь, как окажусь рядом с тобой.
– Ох уж я и заору – у вас волосы дыбом встанут. – Извозчик осклабился. – Только я же не знал, что вы, джентльмены, меня на весь день наймете: мне бы коня переменить – этот уже часа два как должен быть в стойле.
– Забудь про лошадь – завтра отдохнет на пару часов подольше и упущенное наверстает. Я позабочусь о том, чтобы ты из-за нас в обиде не остался, и коняга тоже… Кстати, держи-ка: это будет похлеще ора.
Вынув из кармана брюк револьвер, Атертон протянул его ухмыляющемуся кэбмену.
– Появится твой старикан – ты в его сторону пальни: выстрел я точно лучше крика услышу. Будет желание, прямо в него меться – даю слово, убийством это не назовут.
– Оно мне не важно, – объявил извозчик и взял револьвер с уверенностью человека, знакомого с огнестрельным оружием. – Давно люблю из револьвера садить – с самой военной службы; если вправду понадобится, пристрелю эту старую калошу, только чтоб вам доказать, что не врал я.
Не знаю, говорил он всерьез или нет, впрочем, как и то, не пошутил ли Атертон, ему отвечая:
– Пристрелишь его, получишь пятьдесят фунтов.
– Заметано! – Извозчик засмеялся. – Обещаю за такие деньжищи расстараться!
Глава 39. Мисс Луиза Коулман
То, что в доме через дорогу живут, было ясно всему свету: по меньшей мере одна его обитательница сидела у окна передней комнаты второго этажа и глазела на улицу. Старушка в капоре, эдаком старомодном чепце, подвязанном бантом под подбородком, какие во время оно носили наши бабушки. Она сидела в эркере и потому, глядя прямо в нашем направлении, наверняка видела, как мы шли к ее дому, однако просто продолжала невозмутимо сидеть, не сводя с нас взгляда. Я постучал в дверь один раз, потом второй, а она и вида не подала, что слышала.
Сидней выразил свое нетерпение в присущей ему манере:
– В здешних краях дверные молотки, кажется, предназначены для одного только украшения: никто и бровью не ведет, когда их используют. Старушка наверху либо глухая, либо из ума выжила. – Он отошел подальше на дорогу проверить, на месте ли она. – Смотрит на меня и глазом не моргнет; интересно, что, она думает, мы тут делаем – мелодию на ее двери для вящего удовольствия наигрываем?.. Мадам! – Он снял шляпу и помахал ей. – Мадам! Дозволено ли мне заметить, что ежели вы не снизойдете нам открыть, вашей двери может быть нанесен немалый ущерб!.. Да она на меня как на пустое место смотрит; выбей-ка еще раз зорю молоточком. Вдруг она настолько глуха, что до ее барабанных перепонок дойдет только грохот, с каким мир в тартарары покатится.
И тут старушка не замедлила показать, насколько он ошибался. Не успел гром молотка затихнуть, как она, открыв окно, высунула в него голову и обратилась ко мне с возмущением, в данных обстоятельствах неожиданным и незаслуженным:
– А теперь, юноша, поспокойнее!
Ей ответил Сидней:
– Простите, мадам, но спокойнее нельзя – у нас слишком мало времени: это вопрос жизни и смерти.
На сей раз она заговорила с Сиднеем – да с такой серьезностью, что он оказался к ней не готов:
– Вот только не надо мне дерзить, юноша… Я вас давно приметила: вы тут весь день слоняетесь! И мне вы вовсе не по нраву, так и знайте. Это мое крыльцо и мой молоток – спущусь и открою, только когда сама захочу, а спешить я не собираюсь, и ежели кто еще раз молотка коснется, то я вовсе вниз не сойду.
Она громко захлопнула окно. Сидней разрывался между гневом и хохотом:
– Милая дамочка, честное слово, старой доброй закалки. Кажется, в этой округе живут одни приятнейшие персонажи – пребывание в сих краях оздоровляет душу. К несчастью, я нынче не расположен стоять здесь и в пыли ботинком ковыряться. – Он опять приветственно приподнял шляпу и во весь голос закричал: – Мадам, десять тысяч извинений за беспокойство, но у нас дело, в котором каждая секунда может все решить; не позволите ли мне задать вам пару вопросов?
Рама поползла вверх, и вновь показалась голова старушки.
– Юноша, не стоит на меня орать – я такого не потерплю! Я спущусь и открою вам дверь не раньше, чем через пять минут по часам на моем камине, и ни на секунду раньше.
Решение оглашено, рама опущена. Сидней помрачнел и принялся глядеть на часы.
– Не знаю, о чем думаешь ты, Чэмпнелл, но я глубоко сомневаюсь, что это чудесное создание сможет сообщить нам нечто, ради чего стоит терять целых пять минут. Утраченного времени не вернешь, а оно летит.
Я придерживался иного мнения и сказал ему об этом:
– Боюсь, Атертон, я с тобой не согласен. Кажется, она заметила, как ты здесь весь день бегаешь, а это по меньшей мере указывает на вероятность того, что она видела и нечто такое, о чем нам стоит
