Жук. Таинственная история - Ричард Марш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Атертон озирался, будто не в силах поверить собственным глазам.
– Как давно ты ушел отсюда?
Он посмотрел на часы.
– Где-то час назад… или полтора; точно не скажу, но наверняка прошло не больше.
– Ты не заметил – какие-то вещи были уже упакованы?
– Нет. – Он прошел к окну и поднял штору, продолжая говорить: – Самое диковинное в этом деле то, что когда мы впервые сюда попали, у меня никак не получалось поднять эту штору, и я в сердцах сорвал ее вместе со шнуром и механизмом, а сейчас она так легко и просто поднимается, что лучше и не придумаешь.
Стоя за спиной Сиднея, я заметил, как извозчик со своего сидения машет нам рукой. Сидней тоже увидел это и поднял раму.
– Что там стряслось?
– Простите, сэр, но это что еще за старикан?
– Какой старикан?
– Да который из окна на втором этаже глядит.
Не успел кэбмен договорить, как Сидней стрелой ринулся прочь из комнаты и помчался вверх по лестнице. Я более степенно двинулся за ним: его манеры всегда казались мне чересчур эксцентричными. Я еще был на площадке, когда он вылетел из передней комнаты и побежал в заднюю, а в ней заскочил в боковую дверь. Оттуда он вышел, громко возмущаясь:
– Ну что за дурак!.. старикан глядит! Вот уж я ему погляжу, дай только до кэба добраться!.. Нет здесь никого!
Он вернулся в переднюю комнату, я не отставал. Там, конечно, никого не было, более того, в последнее время туда никто не заходил. Пол покрывал толстый слой пыли, а в воздухе витал землисто-заплесневелый запах давно заброшенного жилья.
– Атертон, в задней комнате точно никого?
– Не сомневайся, можешь сам сходить и убедиться, ежели желаешь; думаешь, я слепой? Возничий пьян. – Подняв раму, он крикнул кэбмену: – Ну и где твой старикан в окошке?.. В каком окошке-то?
– В этом вот, сэр.
– Да ладно!.. Тебе приснилось, дружище!.. здесь никого нет.
– Простите, сэр, но меньше минуты назад там кто-то был.
– Померещилось тебе, возница… стекло блеснуло… или зрение тебя подводит.
– Извините, сэр, но ничего мне не померещилось, и глаза у меня дай Бог каждому в Англии… и стеклышко так блеснуть не могло – в окнах стекол-то почитай не осталось. Я видал ясно, прямо как вас сейчас, что он выглядывает из нижней рамы, с расколотым стеклом, от вас слева. Уж точно он где-то там… не мог он уйти… он в комнатах. Там шкафа какого нет, куда спрятаться можно?
Извозчик говорил настолько серьезно, что я решил проверить сам. В коридоре стоял шкаф, однако дверцы его были распахнуты, и я видел, что он пуст. В крошечной комнате сзади, несмотря на разбитое окно, царила духота. Осколки стекла валялись на грязном полу в компании отборной коллекции камней, кирпичных обломков и иных метательных снарядов – не исключено, что следствие здесь перемешалось с причиной. В углу я увидел буфет, но мне хватило беглого взгляда, чтобы понять, что он тоже пуст. Боковую дверь Сидней оставил нараспашку: за ней располагалась кладовка, но и в ней никого не обнаружилось. Я бросил взгляд на потолок, но не заметил там чердачного люка. На этаже не нашлось ни единого укромного уголка, в котором могло бы спрятаться живое существо.
Я вернулся к Сиднею и через его плечо крикнул об этом извозчику:
– Здесь негде спрятаться, ни в одной из комнат никого нет; возница, вы, должно быть, ошиблись.
Негодование кэбмена возросло:
– Вот только не надо! Как бы мне в голову пришло, что там кто-то есть, если бы я никого не видал?
– Иногда зрение нас обманывает, иначе как бы вы увидели то, чего нет?
– Мне это тоже любопытно. Мы только-только подъезжали, как я его приметил, вы меня даже еще остановить не успели: глядел он в окно, в которое вы сейчас глядите. Прилип носом к треснутому стеклу и пялился во все глазищи. Я карету остановил, он ушел: с колен поднялся и шасть внутрь комнаты. А как стук джентльмена услышал, вернулся – на то же самое место, и на колени опять хлопнулся. Уж не знаю, какого рожна вам было надо – вам бы с таким напором да в судебные приставы! – но сдается мне, пускать он вас не хотел еще больше, чем вы желали войти, потому-то дверь открывать не спустился, а все оттуда на вас без перерыву глазел. Вы назад пошли, он тоже встал; мне подумалось, что он вас встречать направился, может, сказать что решил; ну, говорю себе, сейчас загалдят или еще что будет. А когда вы штору внизу подняли, он, мне на удивленье, опять показался. Носище свой в трещину оконную засунул и башкой трясет, как сорока-стрекотуха. Ох, думаю, не особо любезно так поступать – я ж ему ничего худого не делал; вот потому я вас кликнул, чтоб вы знали, где он укрывается. Но то, как вы говорите, что его там нету да и не было никогда… черта с два я вам так спущу! Если его там нету, то и меня тоже нету, и коняги моей нету, и кэба нету – пропади все пропадом! – и дома нету, ничего нету!
Он уселся на место с самым что ни есть оскорбленным видом; до этого он стоял, выдавая нам свою тираду. Сомневаться не приходилось, он не шутил. Впрочем, он сам заметил, что причин нас обманывать у него нет. Было очевидно, что он уверен в собственной правоте. Но, с другой стороны, куда мог подеваться – за пятьдесят секунд! – этот его «старикан»?
Атертон задал вопрос:
– И как выглядел твой… старикан?
– Ну, описывать его я бы не взялся. Я же не все его лицо видал, а только нос да глаза… а они мне ничуть не понравились. Он все время чем-то прикрывался, будто не хотел, чтоб его разглядели.
– Чем прикрывался?
– Вроде как плащом, да не плащом, в таких штуках арабы на выставке в Эрлс-корте[28] расхаживали, ну, знаете!
Эта часть сообщения, кажется, заинтересовала моих товарищей сильнее прочего.
– Говоришь, он был в бурнусе?
– Откуда мне знать, как оно там называется? Чужих языков не учил… незачем мне! Только и знаю, в чем те арабы, в Эрлс-корт наехавшие, по нему туда-сюда ходили: то эту штуку на голову натянут, то нет. Вот если бы вы меня, вместо того чтоб допытываться, что я там углядел или что там мне примерещилось, об этом спросили,
