Помощник. Книга о Паланке - Ладислав Баллек

Мать с дочерью решили вернуться осенью, пусть мужчины помучаются одни.

Речановой надо было прийти в себя и подумать о будущем.

Они уехали рано утром. Речан их проводил и все удивлялся, зачем им столько чемоданов, какие же они едут разодетые, словно отправляются в Париж.

9

После возвращение Ланчарича из тюрьмы и отъезда женщин торговлю вел Речан, он даже отправлялся вместе с помощником по ярмаркам делать закупки, как бывало раньше, в первые месяцы после приезда в город. Ланчарич против этого не возражал, даже наоборот. Он снова вел себя как приказчик, выполнял поручения мастера и внешне весьма охотно, без возражений и упрямства, принял свою подновленную роль на этом дворе. Частично потому, что знал: после инцидента с жандармами и суда о нем слишком много говорят, да и сами жандармы наверняка сейчас следят за ним в оба глаза и за любое нарушение дадут ему по рукам; с другой стороны, он повиновался Речану из благодарности за то, что тот сделал ради его спасения. В общем, до поры до времени он оставил привычку действовать за спиной хозяина. Но такое состояние вечно длиться не может, а если кто-то попытается использовать его в своих целях, это способно вызвать в человеке обратную реакцию, и Воленту начало вскоре казаться, что мастер зажал его в клещи, использовав момент, когда он сопротивляться не мог.

Речан взял дело в свои руки, и оно начало приходить в упадок. Он очень ясно видел это по счетоводной книге, но не особенно огорчался, довольствуясь тем, что есть. Ему уже надоело бояться хозяйничанья приказчика и жены. Суд над Волентом и отъезд женщин пришлись ему кстати, он мог радоваться, что все, слава богу, обошлось. Единственное, что его мучило, — это чувство вины перед дочерью, состояние которой таяло по его вине, да еще некоторый страх перед женой, перед тем, что она скажет, когда вернется и подсчитает доход. Но все это были пустяки по сравнению с его прежними муками из-за неуемной инициативы помощника и алчности жены. Этого он забыть не мог. Но очевидно, что и это не заставило бы его провести в отсутствие жены столь радикальных перемен. Подлинный ужас на него нагнал суд и в еще большей мере — реплика вахмистра Жуфы насчет кувшина, который повадился по воду ходить. Кое-что добавили предвыборные визиты коллеги Полгара и благодетеля Добрика. Последний внимательно осмотрел его дом и был явно поражен тем, как невероятно разбогател мясник за это время. Добрик ничего ему не сказал, но удивления не скрыл. Он не стал задерживаться, и вообще от былого доброжелательства не осталось следа.

Полгар же вел себя совсем иначе. Дескать, им не в чем упрекать друг друга. Плел несуразицу по поводу Волента и своего приказчика и разных торговых сделок, из чего Речан, все прикинув и взвесив, наконец заключил, что у Волента существуют какие-то планы, а может, и торговые сделки, о которых никто из его семьи даже думать не мог, и, чем черт не шутит, не начнет ли в один прекрасный день Полгар его шантажировать? В его словах, в том, как он говорил, содержался какой-то намек.

Но теперь все оставили его в покое, конец лета он провел без неприятностей, страха и сомнений из-за того, что выпустил дело из своих рук. Тишь спокойной жизни нарушило только одно событие, еще более укрепившее в нем убеждение, что ему действительно не следует спускать глаз со своего помощника.

Однажды утром, когда Речан, поспешая на бойню, свернул на Торговую улицу, из ворот мясной вышла женщина в плаще. Сначала она высунула на улицу голову, потом выскользнула из ворот, прикрыла их и быстро направилась к площади. Часовой перед зданием таможенной инспекции заметил ее (чье, скажите на милость, внимание не привлечет одинокая женщина на пустынной улице?) Наклон его головы выдавал, что или он не узнает, кто это, или же, напротив удивляется тому, что видит.

Речан тихо вошел в ворота, словно боясь, что на дворе застанет кого-то врасплох, но сенбернар сразу заметил его и помчался с веселым лаем ему навстречу. Когда уходила женщина, он не лаял: то ли потому, что сидел запертый в конюшне, то ли причислял ее к своим.

Волент стоял у забора бойни в одних трусах и немилосердно поливал себя из шланга холодной водой, словно тушил пожар. И оттого, что он так упорно стоял под струей ледяной воды, Речану подумалось, что сегодня он наверняка будет злым. Под ледяным душем на утреннем холоде может стоять лишь человек, который чему-то сопротивляется изо всех сил, и ему приходится для этого так напрягаться и превозмогать себя, что пощады от него не жди. На этом принципе построена военная муштра.

Волент сердито бросил шланг и побежал в зал выключить воду, потом помчался в кухню, пригласив мастера на кофе.

Пьянствовать Ланчарич не перестал. Напивался, как это бывает с людьми, которые слишком часто имеют дело с мясом, кровью, убийством, но удовольствия от этого совсем не получал. Алкоголь делал свое дело, вызывая более сильные реакции, чем это бывало раньше. Он с большим трудом овладевал собой, без причины хохотал, но чаще всего впадал в тоску. И не скрывал от мастера, что не может забыть, каким посмешищем он стал на суде. Это было для него большим унижением. Да к тому же и тюрьма… Но о подлинной причине своих терзаний — о том, что его вынудили играть жалкую роль перед судьей, которого он жестоко ревновал к женщине, которую любил, — Волент не признавался даже самому себе. Как ему не хватало Эвы, как он ждал ее возвращения! Уже через несколько недель после ее отъезда он ни в чем ее не винил. Этого Речан, конечно, не подозревал, потому что Волент ни разу не заговорил с ним о его жене.

Воленту во что бы то ни стало нужно было взять реванш и восстановить свою репутацию в Паланке.

Речан выпил черный кофе, приласкал собаку и начал рассказывать, что вчера слышал по радио о процессе в Нюрнберге, где Трибунал народов готовился вынести приговор главарям Третьего рейха. Приказчик слушал молча, потягивая кофе из жестяной кружки, щурил глаза, красные от недосыпа и дыма, и только покорно, но безучастно кивал мастеру после каждого слова. От его былой самоуверенности не осталось следа.

— Ну ладно, пойду открывать… — сказал Речан. — Ученик, когда придет, пусть приберется и вымоет пол… Подготовьте бойню и инструменты, после обеда возьмемся за дело. А если у тебя останется время, поучи немного мальчика. Я не стану выкладывать на прилавок все, у меня рука растянута… оставлю в холодильнике ту большую ляжку. Загляните ко мне около восьми, если будет много народу, приволочешь ее, хорошо? Людям всегда по душе, когда подносят новое мясо, тогда они знают, что мы выдаем им все, что у нас есть. Идет?

Волент кивнул и сказал грубым, прокуренным голосом:

— Конечно, мештерко, все будет сделано, как вы сказали.

Около восьми в магазин заглянул ученик Цыги, с важным видом покрутился в дверях, рассмотрел людей, явно показывая, что он считает их про себя и делит между ними мясо, которое еще оставалось на крюках за спиной мастера, и исчез. Вскоре Речан услышал в коридоре за стеной грохот, ему даже показалось, что Волент дернул ручку металлической двери, через которую входили из дома в лавку, потом Волент словно бы вышел из коридора, и все затихло. Речан уже собрался сам идти за мясом в холодильник, как вдруг на улице раздался смех, а потом истошный крик. Речан узнал голос своего соседа, дамского парикмахера Имриха Шютё. Они уже давно не жили в согласии. Из-за Волента. С тех пор как работы у того стало не слишком много, он иной раз со скуки подставлял к забору сада лестницу и заглядывал с соседский сад. Ожидая парикмахера, клиентки Шютё коротали время, прогуливаясь среди клумб или сидя в беседке. В летнюю жару в чисто дамском обществе им хотелось немного обнажиться, поэтому подглядыванье Волента не слишком им нравилось. Они жаловались парикмахеру, и он уже не раз приходил к мяснику с претензией.

Речан вытер руки о фартук и собрался выйти посмотреть, что там случилось. Покупатели тоже выбежали из лавки, и все просто лопались от смеха. Однако не успел Речан выйти, как в лавку торопливо протиснулся Волент с говяжьей ляжкой на плече. Казалось, он спасается от преследования. Речан поскорее вышел на крыльцо, словно испугался, что в дверях на него налетит преследователь Волента. Если бы не сознание собственного достоинства, он, выходя, прикрыл бы лицо ладонями.

Перед входом в парикмахерскую стоял господин Шютё, размахивал руками и кричал. Заметив мясника, он подпрыгнул и подбежал к нему с таким злобным видом, что, наверное, никто не сомневался, что он сейчас набросится на соседа. Речан тоже еще никогда не видел его таким взбешенным, поэтому предусмотрительно остановился и немного расставил ноги, готовясь к отпору. Парикмахер подбежал к нему вплотную и заорал, что этого он Ланчаричу ни за что не спустит! Он его уничтожит! Подумать только, этот нахал своими вульгарными выходками пугает клиенток и компрометирует его самого. Он этого так не оставит, нет, если Речан не может справиться со своим приказчиком, то закон и жандармы сделают это за него, если тому мало одной отсидки, ему будет обеспечена другая.