Два года в Испании. 1937—1939 - Овадий Герцович Савич

теперь здесь меньше движения, потому что все боятся «неизвестных пиратов». Отведут на Майорку и ограбят, а потом судись с ними. Фашисты не стесняются, раз им всё прощают.

Стоявший на носу боцман сделал какой-то знак. Капитан вскинул бинокль.

— Вижу! — крикнул он. — Ну вот и накликали — дымок.

Пассажиры и матросы уже толпились на носу. Дымок приближался. Все смотрели на него, щурясь и напрягая зрение до боли в глазах.

— Мы не прибавим хода? — спросил Контрерас.

— Все равно не уйдем, — спокойно ответил капитан. — Только вызовем подозрение.

— А если это фашисты?..

— Это не фашисты. Англичане. Крейсер комитета по невмешательству. Шведский флаг для них подозрителен.

— Может быть, переменить?

— Что же, я всю дорогу буду флаги менять?

Капитан перегнулся через перила и крикнул в рупор, покраснев от напряжения:

— Военные и брюнеты — в трюм! Остальным снять головные уборы! Не толпитесь! Больше равнодушия!

— Почему такое гонение на брюнетов? — удивился Контрерас.

— Вы видели когда-нибудь шведа брюнета?

— Хорошо, что я лыс, — усмехнулся Контрерас. — Вы говорите по-шведски, капитан?

— Вот еще! Но они тоже не говорят. А по-английски я им отвечу.

На мостик рысью взбежал радист.

— Капитан, крейсер спрашивает, кто мы, что везем и куда.

— Ответьте.

— Уже ответил. Они спрашивают, есть ли на борту наблюдатель комитета по невмешательству.

— Радируйте: идем не в Испанию, наблюдатель нам не нужен.

Радист убежал. Крейсер поравнялся с пароходом и замедлил ход. Англичане бесцеремонно разглядывали в бинокли палубу «Счастья Картахены».

— Какие мы жалкие рядом с ними, — пробормотал Контрерас.

Капитан сердито повернулся к нему и засопел.

— Королевский британский флот, — сказал он, — конечно, представительнее нашей посудины. Но королевский британский флот в данное время помогает Франко. Если бы я находился на этом крейсере, я бы думал: «Как я жалок рядом с этим испанцем». Хотя я всего-навсего капитан торгового флота.

Радист снова взбежал на мостик, бледный и растерянный.

— Капитан, они что-то спрашивают, чего я не понимаю. Должно быть, по-шведски.

Капитан выругался и вытер платком вспотевшее лицо.

— Отвечайте по-международному. Спросите: нужно ли им что-нибудь, или мы можем продолжать наш рейс?

Радист снова убежал. Капитан барабанил пальцами по перилам.

— Женщине придется, может быть, рожать в тюрьме, — усмехнулся он. — У нее хоть будет занятие.

Крейсер шел рядом с пароходом. Капитан исподлобья посматривал на англичан. Он боялся увидеть сигнал «стоп». Несколько раз он поднимал рупор и сейчас же опускал его.

— С моим английским… И если ответят по-шведски?

Блондины с напускным равнодушием расхаживали по палубе. Матросы, демонстрируя полное отсутствие интереса, ушли на другой борт и, перегибаясь через перила, поплевывали в море. Капитан проворчал:

— Им скажешь, будьте равнодушными, а они из палубы делают базар!

Радист, прыская в кулак, прибежал с телеграммой. Капитан выхватил ее, прочитал и расхохотался.

— «Продолжайте ваш путь, — с удовольствием перечел он телеграмму вслух. — Вы, наверное, заметили, что слегка уклонились. Коллега радист, вы, по-видимому, не поняли моей телеграммы на шведском языке. Дело в том, что я только начал изучать его. При следующей встрече надеюсь достичь бо́льших успехов. Счастливого пути». При следующей встрече пойдем под египетским флагом. Велю всем пассажирам надеть фески.

Крейсер круто повернул и, набирая ход, пошел на запад.

— Скажите там брюнетам, что они могут выползти на палубу!

* * *

После встречи с англичанами капитан выровнял курс. Суда стали попадаться все чаще. Большинство было торговых. Огромные флаги полоскались на носу и на корме. Все старались предупредить о своем нейтралитете.

В полдень над «Счастьем Картахены» на большой высоте прошло девять самолетов. Кто-то сказал, что это фашисты летят на бомбежку. Соледад Груэса мгновенно побледнела, крупные слезы покатились из ее глаз.

— Через полчаса кто-нибудь умрет… — повторяла она.

Ее утешали. Майор Андрес уверял ее, что капитан предупредит прибрежные селения по радио. Но слезы все сыпались, а глаза женщины блестели виноватым блеском, отчего она удивительно хорошела.

— Когда они сразу появляются, — оправдываясь, сказала она, — это не страшно. Но когда видишь, что они куда-то летят с привешенной к крыльям смертью… и сбросят ее, когда захотят… а ты ничего не можешь сделать… Ребенок родится, и надо будет думать только об одном: как бы уберечь его от бомбы…

Наконец она вытерла слезы и застенчиво рассмеялась:

— Я очень глупая. Я не за себя испугалась. Я подумала, что они летят на Барселону.

— Они летят в другом направлении, — храбро солгал Андрес.

Матросы завели граммофон, и через минуту Соледад тормошила Андреса:

— Такой молодой, такой обворожительный майор, а танцует, как курица!

Помощник капитана, напевая и подтанцовывая, с веселой улыбкой обходил пассажиров.

— Сеньоры, два коротких свистка с капитанского мостика, и все военные, все брюнеты прячутся в трюм. Два коротких.

— Опять англичане?

Помощник улыбался еще шире.

— Все возможно. А может быть, и хуже. Подходим к Майорке.

— Но там итальянцы! — крикнул Контрерас. — Там база фашистской авиации! И флота!

— Совершенно верно. Ничего не поделаешь — большая дорога. Вы даже увидите берег, сеньоры. Знакомых вы вряд ли узнаете, но порт разглядите.

И помощник, подтанцовывая, уходил к другим группам.

На палубу, щурясь, вышел заспанный,