Остаться в живых - Деон Мейер

Моя ошибка состояла в том, что я позволил смятению повлиять на свой здравый смысл. Я допустил преступную халатность там, где мне следовало проявить особое внимание. Я глубоко сожалею о своей роли в гибели Мириам Нзулулвази и особенно о том обстоятельстве, что я не отстаивал свою точку зрения и не возражал более решительно против ее ареста. Я проявил недопустимую слабость, усомнившись в собственных представлениях о том, что есть хорошо и что есть плохо. Наша страна и ее народ заслуживают лучшего, но, уверяю вас, больше подобного не повторится».

Я закончил, господин председатель.

Председатель. Благодарю вас. Вы согласны с тем, чтобы данный документ фигурировал в качестве письменного признания предъявленных вам обвинений?

Радебе. Согласен.

Председатель. Госпожа Менц, у вас есть вопросы?

Менц. Да, господин председатель.

Председатель. Прошу вас.

Менц. Винсент, ты считаешь, что в ходе строительства «радужной нации» можно передавать иностранной разведке секретные сведения?

Радебе. Нет.

Менц. Тогда зачем ты это сделал?

Радебе. Ничего подобного я не делал.

Менц. Ты отрицаешь, что в ходе операции поставлял сведения экстремистским исламским группировкам?

Радебе. Да, отрицаю.

Председатель. Чем вы можете подкрепить свое обвинение?

Менц. Господин председатель, у нас есть серьезные основания полагать, что в ходе подготовки к операции международная сеть исламских экстремистов получила чрезвычайно важные сведения. Непосредственная вина Винсента в этом деле не доказана, но его подрывное поведение говорит само за себя.

Председатель. Госпожа Менц, вынужден возразить вам. Во-первых, Винсента Радебе обвиняют не в государственной измене, а лишь в преступной халатности. Во-вторых, ваши обвинения основаны на частном мнении, что в таком деле недопустимо.

Менц. При всем к вам уважении, господин председатель, позвольте и мне возразить вам. Я не верю, что он не запер дверь комнаты для допросов лишь из-за халатности. По-моему, он поступил так нарочно.

Председатель. Ваши обвинения требуют доказательств.

Менц. Правда восторжествует.

Председатель. Намерены ли вы предоставить нам доказательства?

Менц. Нет.

Председатель. У вас есть еще вопросы?

Менц. Нет.

Председатель. Винсент Радебе, вы хотите представить какие-либо дополнительные факты в свою защиту?

Радебе. Нет, господин председатель.

Председатель. Винсент Радебе, следственная комиссия вынуждена признать вас виновным в преступной халатности, то есть в должностном преступлении. Мы принимаем во внимание указанные вами смягчающие обстоятельства. Комиссия объявляет перерыв до 14:00, после чего мы обсудим меры воздействия…

Когда женщина выехала из подземного гаража, Аллисон Хили последовала за ней. Ей было страшно. Мпайипели лежал на заднем сиденье. Они ехали с интервалом в несколько машин. Свернули на Херенграхт, выехали на шоссе № 1, а оттуда покатили на восток, к северным пригородам.

— Пожалуйста, только не потеряйте ее, — раздался с заднего сиденья низкий голос.

Уильямс, который стоял у истоков дела, должен был и закончить его.

Уильямс знал всех, но его самого не знал никто. Уильямс, которого она вытащила из ЮАПС, получил назначение в ходе программы ликвидации последствий расовой дискриминации. До того он зарывал свои таланты в песок, просиживая штаны за письменным столом в полицейском участке. В Западной Капской провинции о нем слагали легенды: двадцать восемь лет в полиции — и ни разу ни одной взятки. Если хотите что-то узнать, спросите Уильямса. Если вам нужен человек, которому можно доверять, возьмите Уильямса. Цветной родом из Кейп-Флэтс поступил на службу в полицию, не закончив среднюю школу, и взобрался по карьерной лестнице стремительно, как призрак, не имея ни влиятельных друзей, ни влиятельных врагов. Невидимка. Именно то, что ей было нужно, а заполучить его оказалось совсем просто. Достаточно было одного искреннего обещания, что его больше не заставят просиживать штаны за столом.

— Янина, — сказал он тогда (Уильямс называл ее по имени с самого начала). — Хочешь его адрес? — В интонациях проскальзывали ирония и серьезность.

— Выкладывай. — Она достала ручку.

— Ты почти наверняка застанешь его в доме доктора Затопека ван Гердена в поселке Морнинг Стар, участок номер семнадцать.

— Доктор? Он что, врач?

— Чего не знаю, того не знаю.

— Как, Уильямс? Как им это удалось?

— Они провезли мотоцикл через пограничный пост Мартинз Дрифт. На трехтонке. Безо всяких сопроводительных документов. Сказали, что он принадлежит одному южноафриканцу, который попал в катастрофу где-то на севере Ботсваны.

— И их пропустили?

— Без денег не обошлось.

— А дальше?

— У водителя грузовика имелся адрес, который переписали.

— Но как ты?..

— Я умею слушать.

46

Данные Штази подтвердили, что Мпайипели/Умзингели и есть убийца Мариона Дорффлинга.

Я известил Лэнгли, и ответ на уровне заместителя директора гласил, что наша контора до сих пор заинтересована в сведении счетов. Для завершения операции из лондонского отделения присланы два специальных агента.

По подсказке Инкукулеко агенты полетели на север Ботсваны, приобрели машину и вступили в визуальный контакт с командиром отряда быстрого реагирования ПРА, который ждал Мпайипели в засаде. Они подтвердили арест командира отряда быстрого реагирования властями Ботсваны, но, несмотря на то что они ждали всю ночь на дороге, им не удалось ни перехватить Мпайипели, ни получить жесткий диск.

Они вернулись в Кейптаун и собирались уже отбыть в Лондон, когда получили экстренное сообщение от Инкукулеко (она включает передатчик в машине, когда подъезжает к дому). Инкукулеко назвала адрес дома, в котором предположительно Мпайипели лечит раны, полученные во время погони. Они дала нам три часа, после чего в дело вступит отряд быстрого реагирования ПРА.

Потом Аллисон Хили чаще всего вспоминала кровь — мощную струю, бившую из сонной артерии по дуге. Кровь окрасила стену и пол. Струя делалась все слабее, и, наконец, из раны выхлестнул последний фонтанчик.

Потом она долго обсуждала случившееся с ван Герденом; чтобы избавиться от ужаса, она вспоминала пережитое снова и снова. Пыталась анализировать свои чувства, начиная с того времени, когда они вместе обедали, и заканчивая следующим днем, когда все закончилось.

Они сидели за столом на кухне в доме ван Гердена. По просьбе Мпайипели ван Герден приготовил курицу в вине по-провански. В центре стола стояло блюдо, издававшее божественный аромат, рядом в глубокой миске дымился золотистый кускус. Три человека за уютной домашней трапезой. Тобела был страшно голоден. Аллисон поняла это по выражению его лица, по тому, как он смотрел на еду. Казалось, он не в силах дождаться, пока она накроет на стол.

Повод был хороший; праздничное застолье, мысленный снимок, замороженный во времени, который потом можно будет вспоминать с радостью. В столовой играла музыка — «Дон Жуан» Моцарта. Ария была ей незнакома, но слушать ее было приятно. Рядом находился человек, которого она начинала любить по-настоящему. Он постоянно удивлял ее: своим умением готовить, фанатичной любовью к Моцарту, дружбой с чернокожим, способностью шутить. Тобела с таким достоинством скорбел по Мириам Нзулулвази, что ее отношение к нему полностью переменилось! Неделю назад в самолете ей страшно было смотреть на этого человека и думать о том, что у него за плечами, но сейчас, после разговоров на веранде, когда он описывал ей свою жизнь, в ней крепла нежность к нему. А когда он рассказал, как познакомился с Мириам и как расцветали их любовь и дружба, Аллисон с трудом удалось сдержать слезы. Он собирался подать документы, чтобы усыновить Пакамиле. Он многого ждал от будущего и от всего мира. То было чудесное мгновение, растворившееся в бокале красного вина.

Потом Аллисон решит, что так ничего и не услышала. И даже если бы услышала, ее непривычное ухо не отличило бы тихий звук от других, а ее сознание не зафиксировало бы опасности.

Мпайипели реагировал молниеносно: только что он сидел в кресле рядом с ней, а в следующий миг он метнулся в сторону гостиной. Дальше многое произошло одновременно. Хаос, неразбериха, шум — лишь спустя какое-то время Аллисон удалось хоть как-то вычленить отдельные события. Сначала глухие удары, потом сухое стаккато выстрелов — стреляли из пистолетов с глушителями. Загрохотал перевернутый и разбившийся журнальный столик. Мужские крики, похожие на стоны раненых животных. Она очнулась на пороге гостиной; было темно, свет падал только сзади, у нее из-за плеча, и она ничего не видела, кроме катающихся в полумраке теней.