Пьяная Россия. Том первый - Элеонора Кременская

Решительно. Не оглядываясь. Полина зашагала прочь от дома. В голове сформировался дальнейший план действий. Прочь квартиру матери, там ее ждет нытье, я же тебе говорила, я же тебя предупреждала, а потом туда же притащится муж, закатит скандал и не один скандалище, мать, глупая, старая женщина, любящая покой и тишину, встанет на сторону мужа, добьет ее, возвращайся, скажет, негоже от живого мужа бегать… И все по новой, противно! И какое счастье начать жизнь без уродства, без, без… В гостинице ей быстренько оформили номер, да, на сутки, больше и не надо. Уснула, как убитая. Никто и не мешал. Какое счастье вдохнуть чистый воздух без запаха перегара, и не слышать храпа, пьяных всхлипов и стонов. Практически, не спала все эти десять лет замужества. Десять лет. Как война, целый пласт жизни и здоровья. Зачем? Ради чего? Чтобы другому доставить удовольствие? Идиотка! Утро, как чувствовало, что она начала новую жизнь, встретило ярким солнечным светом. Боже, какое счастье!

Полина оделась, джинсы, голубая кофточка, кроссовки, вот и все, наряд готов. Вышла из гостиницы, купила в ближайшем киоске необходимые газеты. Вернулась в номер. Много, много агентств недвижимости сдавали квартиры. По мобильнику дозванивалась, говорила, да, нужно сегодня снять, хорошую, недорогую. Быстро договорилась, все, через час. Квартира понравилась. Обшарпанная, конечно, но не беда. Ремонт можно сделать, хозяева, старики, оказались рады ее инициативе. Тут же словоохотливо поведали, что квартира их сына, а сын в тюрьме. Так… повеяло неприятностью. Но Полина повела плечом, отогнала плохое впечатление. Что же в тюрьме? А, старики заулыбались, ввязался в банду, торговал наркотиками в ночном клубе. Срок большой. Пятнадцать лет, только в прошлом году и посадили. Несчастные старики. И чего радуются? Хотя, конечно, сын – торговец наркотиками, может и сам наркоман, чего уж хорошего? А тюрьма, клетка для сына-преступника, может какой-никакой, но выход для уставших родителей…

Полина забрала вещи из гостиницы. И только стала обустраиваться в новом жилище, как зазвонил телефон. Муж, наконец-таки проснулся, проспал работу. Она откликнулась, естественно, услышала мат и крики, что она, тварь такая и как посмела его не разбудить, не приготовила ему чистой одежды и вообще, где ее носит? Она хладнокровно отключила телефон, не понял еще ее дорогой муженек, что она ушла от него, ушла безвозвратно. Мелькнула мысль сменить номер телефона. Теперь, когда она устроилась, и все было хорошо, оставалось сжечь еще один мост.

На рынке хозяин долго, в изумлении, смотрел на нее, потом возмущенно закричал, что, мол, мало платит ей, да? Так он зарплату увеличит, ну, конечно, немного, да? Много не сможет, понимать надо! Полина объяснила про мужа, ну кому скандалы нужны? Хозяин задумался и тут, принял решение перевести ее на новую точку, на другой рынок и никому ни матери Полины, ни мужу, ни самому черту он не скажет, где она, так, да? Кивнул ей с сочувствием, что сам как-то давно сбежал из дома от жены-выпивохи и убежал-таки, вот, весьма успешно, благо детей не успели народить! Женский алкоголизм неизлечим, впрочем, наверное, как и мужской… Итак, новую работу искать было не нужно. Замечательно! Еще один мост оставался – мать. Скрипя сердце, Полина набрала знакомый номер. Конечно, мать долго изумлялась, даже кричала в трубку скрипучим голосом, как ушла и ушла? Будто глухая. Да, ушла, Полина оставалась непреклонной. Куда? Она терпеливо объяснила, что сняла квартиру, там и живет. Мать, конечно, закричала, что есть же собственный дом, родительский, мол, чего по углам-то скитаться, но поняв, расплакалась и рыдая, повесила трубку. Да и Бог с ней! С дураками надо рвать, разрывать, если, конечно, возможно, все отношения раз и навсегда, а то заразят еще своей дуростью, как гриппом и осложнения будут ужасны…

Остаток дня Полина чистила новую квартиру. Убирала, мыла, переставляла мебель, как ей было надо. Телефон молчал, она таки купила новую сим-карту, естественно, другой номер никому из ее недругов известен не был. Полина чувствовала себя свободной и счастливой.

Спокойно, впервые за много лет выпила чаю, спокойно посмотрела замечательный фильм и уснула на чистых простынях, аки младенец. Во сне ей привиделись голубые бабочки и белые облака.

Конечно, невозможно было такое счастье без мрачных туч мелькающих теперь уже без знания ее нового телефонного номера и нового места жительства, естественно, где? На рынке. Но Полина торговала на другом рынке, а ее хозяин держался стойко и даже один раз накинулся с кулаками на ее мужа. Теперь уже бывшего и победил его, тот с позором бежал. А накинулся хозяин потому, что муж кричал, что вот, мол, Полина, значит, и ушла к нему, к хозяину, больше же не к кому было ей идти, потому что… и вообще матерился. Конечно, кто ему теперь должен был стирать грязные шмотки и кто же теперь должен был подтирать за ним загаженный пол? Полина звонила матери, та плакалась, что он одолевает и стучится в двери, и орет матом в замочную скважину, но после того, как забрали в милицию и продержали за хулиганство трое суток, таскаться прекратил. А спустя полгода Полина вообще стала свободной, муж быстренько спился и… умер, оставив ее вдовой и при квартире. Полина квартиру вычистила, вымыла, обменяла на другую, переехала в другой район города. Конечно, как бы смогла жить в прежней, когда столько утомительных воспоминаний с ней было связано? Новая квартира очень понравилась, двухкомнатная, светлая, с большущим коридором, с балконом и лоджией показалась даже родной. Совесть? Совесть Полину не доставала. Во-первых, муж ее был взрослым мужчиной, а не ребенком малым и вполне понимал, к чему приводит пьянство и все прочее. Во-вторых, она боролась тяжелейшие десять лет и едва сама-то не умерла от напряжения такой жизни. Пьяница должен сам справляться со своим недугом, сам бросить пить горькую и чего проще, перейти на крепкий чай и крепкий кофе. Кстати, бывших алконавтов так и можно узнать по пристрастию к кофе и к чифирю, они, прямо-таки, пьют эти самые напитки без передыху, особенно, кофе, которое сами же предпочитают и варить странным способом, иные варят даже с корицей и с солью. И будьте осторожны, как бы такой бывший (ая) не перешел (шла) опять на свои самые любимые напитки, которые, известно, к чему приводят…

«Подснежник»

Всю ночь над мирным селом Кузьминки мела метель и завывал протяжно ветер, аккомпанируя волкам. Вой «серых» разбойников звучал тоскливо и хорошо был слышен на много верст вокруг. Собак селяне заблаговременно определили в сени домов, а сами выглядывали с опаской в окна, молясь вслух о спасении и помощи со стороны Бога.

А утром распогодилось, тучи разбежались и солнце, отражаясь в каждой снежинке, ослепило Николашку Веселовского, восставшего из-под сугроба. Ослепило так, что он и, зажмурив глаза, видел перед собой фантастические разноцветные круги, плававшие неторопливо, будто пестрые рыбки в прозрачном аквариуме, тяжело стоявшем на массивной тумбе в просторном коридоре фельдшерского пункта.

Николашка оказался пятым в очереди на прием к фельдшерице. Перед ним на мягком стуле сидела очень прямо так, что сразу была видна школьная выучка с бесконечными выкриками учительницы: «Сядь прямо, не горбись!», невольно и сам Николашка выпрямился. Так вот, перед ним сидела худенькая пятнадцатилетняя девочка, из-под подола ее шерстяного платьица торчали острые коленки, маленькая, едва оформившаяся грудь, перетянутая двумя шерстяными платками, все время сотрясалась. Девочка глухо кашляла, каждый раз прижимая белый носовой платок ко рту. И Николашка жадно глядел, не покажется ли на платке кровь, как при чахотке? Девочка, перестав сотрясаться в бесконечном и сухом кашле, замирала на минутку, глядела безнадежно и устало на цветной плакат о профилактике гриппа и тут же снова начинала кашлять. Аккуратный носик, пухлые губки и зеленые глазки, все в ней носило на себе отпечаток жестокой болезни и бессонных ночей.

Сочувствуя, Николашка осторожно, одним пальцем, дотронулся до ее почти прозрачной белой ручки, и когда она поглядела на него, попытался ободряюще улыбнуться…

Перед девочкой в очереди сидела в мягком кресле женщина с ребенком. Длинными пальцами она беспрестанно трогала лоб ребенка. Хватала одеяло с яркими хвостиками пеленок, выглядывающих из-под головы ребенка и тут же, принималась поправлять, разглаживать и снова поправлять. Ребенок, толстощекий, розовый младенец мирно спал, причмокивая во сне губами, но женщина беспокойно прислушивалась к его дыханию, все наклонялась, недоверчиво всматриваясь в спокойные черты своего дитяти.

И Николашка которому сразу стала понятна ситуация, жаль сделалось безумной матери с ее страхом над жизнью маленького человечка. Он со своего скрипучего старенького стула, стоявшего в самом углу, где Николашке было самое место, дотянулся до женщины, и когда она к нему обернулась, успокоено хмыкнул, что, мол, все будет путем. Она досадливо отмахнулась от него.