Швейная машинка - Натали Ферги

несколько лет назад провела расследование и нашла его в Интернете. Он погиб в автокатастрофе в Чикаго почти сразу после того, как вернулся домой. В газете была заметка. Он так и не получил моих писем.

— А что случилось с тем письмом с синей пометкой? — Фред цепляется за каждую ниточку, пытаясь сложить все факты, чтобы понять, нет ли в семье еще каких-то тайн.

— Дедушка сжег его у себя на участке, как и то, которое я получила от отца. Он сказал, что если я оставлю их у себя, то они будут похожи на струпья, которые постоянно расчесываешь, отчего раны не заживают. Наверное, в этом он был прав.

— И все? Это совершенно точно все?

— Да, кроме…

— Кроме чего?

— Я никогда не знала, что у них была дочь. Они ни разу о ней не заговаривали.

— И ты никогда ничего не подозревала?

В ее глазах стоят слезы:

— Никогда.

Фред снимает со спинки стула свой дождевик:

— В таком случае, если у тебя все, я пойду домой. Я устал, и мне есть о чем подумать.

Рут встает, чтобы обнять и поцеловать его на прощание, но Фред уходит, громко хлопнув дверью. Она остается одна, и только вибрирующие стекла книжного шкафа в коридоре напоминают о его недавнем присутствии.

Фред

Начало декабря 2016 года. Лит

Коридоры бывшей школы украшены мишурой и бумажными гирляндами, но Фреду меньше всего на свете хочется сейчас праздновать Рождество.

Дверь мастерской открыта, а на верстаке в ряд выложено множество серебристых шпиндельных головок, очищенных от черной краски. Они полностью лишились винтажного вида.

— Это опять я, — говорит он знакомой фигуре с фотоаппаратом в руках.

Эллен продолжает фотографировать, но все же отвечает:

— О, привет. Я почти закончила.

— Они как будто только что с конвейера сошли.

Она откладывает фотоаппарат в сторону и поворачивается к нему.

— Я знаю. Разве они не восхитительны? — В ее голосе звучит театральный пафос.

— Не уверен, что восхитительны, но впечатление производят.

— В таком состоянии они не были с тех пор, как вышли из литейного цеха. — Эллен определенно очень довольна. — Я так рада.

Фред касается блестящей металлической поверхности.

— И что вы собираетесь с ними делать? — спрашивает он.

— Шить в голом виде!

— Что-что?

Эллен смеется:

— Да ладно, я издеваюсь. Это последний кусочек головоломки. Я могу использовать все запчасти: покрываю эмалью, изгибаю, а из маховых колес делаю дверные молотки. Корпуса идут к краснодеревщику, а все, что остается после него, раскалывается на дрова. Но шпиндельные головки всегда приходилось выбрасывать — до сегодняшнего дня.

Он улыбается, заметив ее энтузиазм.

— Это как-то связано с новым оборудованием, о котором вы говорили в прошлый раз?

— О, вы запомнили! Да, в одной из мастерских появилась новая художница, и она предлагает мне по двадцать фунтов за каждую, если я смогу довести их вот до такого вида.

— Похоже, возиться с этим долго.

Эллен улыбается:

— Да, но на самом деле это не моя работа. У моего двоюродного брата автомастерская, а в ней есть пескоструйный аппарат. Он счищает с них краску, а прибыль мы делим пополам.

Фреда поражает внезапный приступ зависти: он пытается представить себе, каково иметь братьев, тетушек, двоюродных сестер. От этого Фред злится на себя и пытается вновь включиться в разговор:

— И что художница собирается делать с ними во всем их обнаженном великолепии?

— Она будет раскрашивать их вручную и превращать в бижутерию.

— И думает, что сможет их продать?

— С другими предметами у нее получается — со старыми велосипедами или садовыми инструментами. Кроме того, у нее уже есть почитатели, а это наполовину выигранное дело, если вы хотите кормить себя своим искусством.

— Сейчас даже трудно представить, что они не всегда так выглядели.

— Я знаю. Кроме того, это единственные запчасти, для которых я не смогла найти применения, так что все сложилось идеально.

— То есть все идет в дело, кроме визга — как на свиноферме.

— Эй! — Эллен строит рожицу. — Не могли бы вы пощадить мои вегетарианские чувства? Но да, вообще-то всё. Для меня придумать, куда деть шпиндельные головки, было просто необходимо.

— Будь вы скаутом, вам достался бы почетный значок за вторичную переработку.

— Вы не первый так шутите. Как ваши портняжные занятия?

— Нечего глумиться. Вы уже вторая, кто их высмеивает.

— Я и не высмеиваю, я серьезно.

— Правда хотите знать?

— Да.

— Ну тогда сообщаю, что занятия идут неплохо. Я успешно перешил старые вещи дедушки. — Фред указывает на жилет и картинно поворачивается вокруг своей оси. — А сейчас подумываю приобрести выкройку и сшить что-нибудь с нуля.

— И что это будет?

— Не знаю. Может, ночная рубашка.

— Мне кажется, вы увлеклись винтажными вещами, — быстро говорит она.

— Просто продолжаю семейные традиции.

— Осталось еще только найти ночной колпак — и вы будете выглядеть, как в экранизации «Рождественской песни в прозе»[42].

— Моя прабабушка шила их на той же машинке сотню лет назад. Все, что она делала, она заносила в записную книжку, — так мне и пришло это в голову. Надеюсь, что прабабушка гордилась бы мною.

Эллен улыбается:

— Забавно, что вы так говорите: я про свою прабабушку думаю так же.

Он вздыхает:

— Только она мне не прабабушка.

— Что?

— Она мне на самом деле не прабабушка, бабуля мне не бабуля, а дедушка не дедушка.

— Это имеет какое-то отношение к тому свидетельству о рождении?

— Да, — кивает Фред.

— Думаю, вам лучше объяснить.

— Если коротко, то мой отец исчез, когда мама была беременна мною. Позже она узнала, что он погиб, но в то время считала, что ее просто бросили.

— Это ужасно.

— Я знаю. Много лет я о нем не спрашивал, потому что мне говорили, что она очень расстроится. — Фред берет с верстака винт и катает его между пальцами. — Мама связалась со своими родителями, но те попросту отказались от нее. И после этого бабуля и дедушка предложили ей пожить у них в свободной комнате.

— Почему они так поступили?

— Я думаю, что она даже не спрашивала; мама была просто благодарна за то, что кто-то о ней заботится — да и обо мне тоже. Когда я увидел свидетельство о смерти, я подумал, что это какой-то жуткий семейный секрет, который она по неизвестным причинам от меня скрывает. Но оказалось, что мама и сама ничего не знала о Лилиан. — Он пожимает плечами. — Я думаю, что, может быть, бабуля