Швейная машинка - Натали Ферги

Второй сверток оказался мягким и гибким. Внутри было детское платьице цвета батата, имбиря или осенних листьев, усеянное вишнево-красными лепесточками, а с талии свисали два пояска, которые должны были завязываться сзади. Тут же лежала и выкройка — на 5–6 лет.

Подол не подрублен. Платье так и не было закончено.

Когда Фред и Рут подходят к школе, по доносящимся оттуда звукам они понимают, что наступила перемена. Дети прыгают через скакалку, которая периодически задевает гаревое покрытие: «Сорок ОДИН, сорок ДВА, сорок ТРИ — ВСЁ».

Дети носятся с одного конца площадки на другой. Кто-то падает лицом вниз и кричит, но тут же встает и ковыляет за другими.

Ворота кладбища кажутся меньше, чем помнится Фреду, а вот деревья, наоборот, больше. Легкий ветерок гоняет неубранные упавшие листья перед ними, когда они идут по дорожке.

— Ты уверен, что нам сюда? — спрашивает Рут.

— Да, это в самом конце, рядом с забором, — отвечает он. — Я просто не знал, что ты никогда не бывала здесь.

— Бабулю и дедушку кремировали, а Кэтлин умерла задолго до того, как мы познакомились. И если ты прав, то бабуля меня все равно сюда не привела бы — слишком много было бы вопросов.

Фред замедляет шаг и озирается в поисках знакомого места.

— Вертолетики, — говорит он, подбирая семечко клена и запуская его в воздух. — Значит, где-то рядом.

Мать указывает на надгробие:

— Не то?

Гранитная глыба мало-помалу зарастает лишайником, а в выгравированной надписи обосновался мох.

Фред снимает перчатки и проводит пальцами по буквам:

Брюс Бакстер

1887–1954

Любящий муж

Кэтлин Бакстер

1886–1958

А ниже, в самом низу камня, почти закрыта листвой морозника еще одна надпись:

Лилиан Джин Моррисон

Их внучка

1957–1963

Фред и Рут смотрят друг на друга, и Фред прерывает молчание:

— Бабуля приводила меня сюда каждую неделю, когда мы возвращались из школы.

— Каждую неделю? Когда ты вчера мне об этом сказал, я думала, что ты был здесь пару раз.

— Каждую неделю, по понедельникам.

— Почему ты ничего не говорил?

— Она сказала, что это наш с ней секрет, вот я и молчал. Видимо, я просто думал, что это другая дорога домой. Бабуля говорила, что мы навещаем ее маму и папу, — улыбнулся он. — Но меня все равно куда больше интересовали чипсы, которые она потом покупала мне у Евы.

Рут смахивает скатившуюся по щеке слезу:

— Наверное, они хотели, чтобы Лилиан лежала с теми, кого должна была бы знать.

— Похоже на то. Наверное, дедушка тоже сюда приходил, но мы об этом никогда не узнаем. — Фред осматривает ряды могил. — Если сравнить наш участок со всеми остальными, то он совсем не кажется заросшим. Я думаю, дед приходил сюда до самой смерти.

Облака сгущались с того самого момента, как они вышли из дома, и сейчас дождь начинает барабанить по надгробиям и покрытой гравием дорожке.

Когда они собираются уходить. Рут берет сына под руку и притягивает к себе.

— Мы можем в следующий раз прийти и немного здесь прибрать, — говорит она. — Но сейчас все, что я хочу, — это попасть домой. Я сварю нам по большой кружке какао, и мы повнимательнее посмотрим на эти фотографии из альбома.

Фред

Канун Рождества 2016 года. Лит

Фред приезжает в мастерскую. В открытую дверь видно, как Эллен у верстака разбирает очень старую швейную машинку. Из колонок доносится голос Билли Холидея, и Эллен покачивается в такт музыке. Фред не спешит войти. Похоже, сегодня она не собирается в галерею и не ожидает клиентов, потому что сейчас она в рабочей одежде. Волосы покрыты платком, который заколот спереди, над самым лбом. «Если бы это был черно-белый фильм, — думает он, — она в своем комбинезоне, внимательная и сосредоточенная, могла бы сойти за фабричную работницу военного времени». Тут же ему приходит в голову, что если бы кто-нибудь застал его за шитьем, то мог бы подумать примерно о том же. Они — два полюса одного и того же магнита — старых швейных машинок. Фред громко стучит в дверь и входит.

Эллен оглядывается и улыбается ему, но продолжает работать. Он не хочет прерывать песню и потому встает перед ней, рисует в воздухе букву «К» и шепчет:

— Кофе?

— Можете говорить. Знаете, Билли не будет возражать.

— Я не хотел прерывать работу. Заканчивайте, я приготовлю.

Когда вода закипает, она наконец выпрямляется и слегка откидывается назад, чтобы размять позвоночник.

— Я думаю, вашей спине это не идет на пользу.

— И вам доброе утро.

Фред пожимает плечами:

— Когда у вас все будет болеть, меня прошу не винить. Старость одна не приходит, знаете ли.

Эллен, не обращая внимания на его реплику, спрашивает:

— И какие радости вы принесли из кондитерской на этот раз?

— Два мясных пирожка и кусок рождественского торта.

Ее лицо вытягивается:

— Да ладно?!

— Видели бы вы себя. — Он смеется и ставит пакет из кондитерской на стол, но подальше от нее. — Нет, просто, как всегда, ваш любимый.

— О! Морковный торт! Вы так хорошо меня знаете. — Она тянется к пакету, открывает его и выкладывает на противоположные края листа бумаги кусок торта и бугристую сырную лепешку, которую он взял для себя, а потом наклоняется, чтобы внимательнее рассмотреть глазурь: — Неплохо. Я бы сказала, семь из десяти.

— Вы знаете, продавщица в кондитерской больше не спрашивает меня, какой кусок торта мне дать, а уже сама выбирает тот, где больше орехов.

Эллен игнорирует эту шпильку и хватает густо покрытый глазурью кусок торта, а другую руку держит чашечкой под ним, чтобы в случае чего поймать крошки.

— И молодец.

— Вы просто невозможны!

— Я знаю. И поскольку у меня все равно нет фарфоровых тарелок и красивых вилочек для торта, я слопаю его прямо сейчас, — говорит она и откусывает от торта.

Фред понимает: он только что поставил очередную галочку в списке «что мне нравится в Эллен», но пытается не думать об этом на тот случай, если она читает мысли так же хорошо, как умеет делать многое другое.

— Я принес вам записные книжки, — говорит он. — Но не буду их вынимать, пока вы не доедите торт и не вымоете руки.

Она отвечает